[indent] Звание было ему великовато.
[indent] Как плащ, сброшенный когда-то с отцовского плеча на сына, продрогшего под моросящим небом в час затянувшейся осенней охоты. В нём с запасом можно было поместить двух, если не трёх таких же Ремиллей. Со званием было так же. Рем стоял, опираясь ладонями широко расставленных рук на парапет одной из смотровых площадок Пика и глазел на раскинувшийся перед ним пейзаж, не замечая холодного сильного ветра, задувающего прохладу под броню и царапающего щеки редкими колкими снежинками. Прохлада была постоянным спутником жизни здесь, в ферелденских прибрежных горах, и к ней было нетрудно привыкнуть. Рему, во всяком случае, закалка позволяла счесть, что это так — впрочем, не отменяя обострившегося пристрастия изгонять из костей въедающийся в них холод вином, сваренным с антиванскими специями. К удобствам апартаментов констебля, второго после командора во всём Ордене, прилагалась и отличная коллекция весьма интересного алкоголя, собранного в стенной нише, но к ней Гаргония, вдумчиво полюбовавшись на слегка припылённые бутылки, почти не притрагивался — если не считать той литровки чёрного марчанского брэнди, распитого с Кусландом за приключившейся по случаю долгой беседой. Но то был единственный вечер, проведенный Ремом в этой комнате. В уединении предоставленных апартаментов вся бездонная величина свалившихся ему на голову обстоятельств ощущалась в разы отчетливее, на грани осознания кружась завихрениями рычащих кошмаров в темноте за спинкой кресла, и он сбегал от её власти, проводя время в общих казармах, спрашивая, рассказывая, слушая, узнавая и позволяя узнать себя. Не давая укрепиться нежданной, незаслуженной избранности — но всё равно скованный ею по рукам и ногам. Здесь, на укреплениях, простор и высота убавляли это чувство, заменяя другим — масштабом. Величием. Огромным простором перед его собственными незначимыми размерами. Где-то высоко в подёрнутом прозрачно-серой и солнечной хмарью весеннем небе крикнул грифон, с прыжком в воздух оповещая о себе и мелькнувшим силуэтом — Рем только поднял взгляд, приложил руку к глазам против солнца, — улетая в сторону диких гор на охоту. Единственный — пока, сказали ему, только пока, — символ действительного величия Серых Стражей, последней и часто невидимой преграды между миром жизни и миром моровой смерти.
[indent] Что это значит для него теперь, две недели спустя от посвящения, Рем не мог сказать словами. Не находил он таких слов, чтобы угнаться за мнившимися ему высочайшими стандартами ощущения легендарного, благороднейшего долга, но кожей, кровью ощущал эту вошедшую в его суть принадлежность к чему-то большему. Странное, прежде незнакомое ему, вечному одиночке, чувство — включенности, причастности, встроенности, как встроен каждый камень в систему крепостной стены. Появилось ли оно из-за того, что он пережил кровавый ритуал, отнявший жизни стольких добровольцев, отсеявший и отсортировавший с непредсказуемой, слепой яростью тьмы, которую они глотали из кубка? Из-за того, что цена вступления в ряды Серых оказалась столь беспощадно высока? Сделало ли его выживание это кем-то особенным? Да, пожалуй. Сделало — другим. Рем посмотрел на свою ладонь, несколько раз сжав и разжав пальцы. Там, глубоко под кожей, у самых костей, если хорошо вслушаться, можно было ощутить успокаивающий, нежный шепоток духа — или то, что сам Ремилль представлял себе шепотом, эту поднимающуюся изнутри навстречу любым сомнениям тёплую уверенность, вдохновляющее чувство любви и заботы, сопровождавшее его так давно, что он и забыл, каков был его мир до этого мистического сплетения, до этого ощущения всегда прикрытой спины, защиты и мягких рук, готовых поймать в любом падении. Теперь в нём было не только это, но и яд, чёрная кровь, принятая на Посвящении.
[indent] Гаргония волновался, как скверна может повлиять на привязанного к нему духа, но разговор с одним из старых магов успокоил его, что дух вне опасности — так же, как сами Стражи не подвержены поначалу злому влиянию скверны. Скверна живёт в их крови — в его крови теперь, — но она лишь чуждый, временно загнанный в подчинение зверь, монстр, чья неистовая жизненная сила делает Стражей такими... другими. Проживающими свои жизни вдвое, втрое, впятеро быстрее обычных людей. Ремилль уже сполна ощутил на себе жаркую интенсивность голода и мучительный ужас кошмаров, после которых он просыпался, тем не менее, преисполненным сил и желания действовать, чувствуя себя таким здоровым и на всё способным, каким никогда прежде не ощущал, настолько, что это желание действовать граничило с боевой яростью, щедро выплескиваемой на плацу и гонящей искать... иных приключений. За это придёт расплата, когда монстр расшатает клетку и вырвется на свободу, когда скверна начнёт разрушать его тело и превращать в живой труп. Сколько лет ему уготовано теперь, десять, двадцать? Говорили разное. Но Рем всё равно не надеялся жить долго, со скверной или без неё. Он и не хотел — однажды обнаружить себя стариком, высохшим дедком в камзоле, поучающим молодых и способных. Нет, он знал, что погибнет до этого. С такой жизнью — погибнет непременно, нарываясь раз за разом на всё новые и новые высоты проблем, когда-нибудь будет ими прискорбно съеден. Знал и не беспокоился, не тревожась за усеченное скверной будущее. Когда время придёт, это будет последняя и самая захватывающая битва — как-то так он и надеялся умереть, сражаясь, с мечом в руках, прорубая себе путь к тому, чему уже не случиться. Но до тех пор — скверна подчинена ему, он наездник на шее этого дракона-архидемона. Её жаждущая разрушений, смерти и уничтожения душа не имеет власти над ним, клетка крепка и оставляет монстра лишь с бессильным рёвом биться внутри, бросаться на прутья, трясти шеей, но не позволяя стряхнуть поводья. Пока он жестко держит их в кулаке, владеет им и собою, извлекая из этого союза лучшее.
[indent] Так же жестко и чётко, как должен теперь держать и эту крепость. Держать составляющих её людей, каждого по отдельности — и всех вместе. Нести ответ за Орден, которого он не знал. За армию, которой никогда не командовал. И это была задачка посерьезнее борьбы со своим внутренним скверным драконом.
[indent] Да, его хорошо приняли здесь, в братстве, частью которого Ремилль стал, очнувшись тем утром живым. Не удивительно, он умел захватывать души и сердца с наскока, с яркой, вдохновляющей подачи. Но демон побери тебя, Кусланд, ты совсем катушкой тронулся с такими решениями? Может быть, и так, тронулся — да только в той его шутке про невесту и правда была только доля шутки. Слово Командора весило здесь больше всего камня, из которого построен Пик Солдата. И пока немногие шептались, другие, старше и серьезнее, лучше знающие Героя Ферелдена и его причуды, смотрели так, будто Рем тут уже десять лет при звании стоял, а не едва примерил на себя регалии констебля, скакнув из пешек в дамки за один ход. Но он видел осторожность за этими взглядами, спокойное выжидание, знание и память, которыми он не обладал, и это изматывала больше, чем непонимание и недоверие. Это была планка, до которой надо было допрыгнуть, не уронив и не раздавив ни одного яйца, которые едва-едва получается удержать между пальцев.
[indent] Тяжело вздохнув, Гаргония на момент вжал ладони в камень, словно тот мог дать ему опору, которой иногда переставало хватать под ногами от путаницы этой в мыслях, и заставил себя встряхнуться, отталкиваясь от парапета. Да, плащ путается, мешается, висит тяжелыми складками, но он научится правильно его носить. Не показывать вида, что что-то не так. Как годами до этого прятал все страхи и волнения за дерзкой улыбкой в глаза тем, кто не любил его просто за неудачное, неправильное рождение, порочащее идеалы общества. Не впервой и не привыкать. Он всё может и всем это покажет, взлетая к высотам на крыльях азарта преодоления. Вскарабкаться на поставленный барьер и оседлать его, изгнать эту настороженность и вечное тенью сквозящее ожидание, что он, зеленый новичок, толком не знающий ничего, не владеющий никакими особыми секретами опыта управления, тем более управления совсем специфической силой Стражей — провалится, не преуспеет. Трижды ха. Констебль Серых, Кусланд, да? Я дам тебе Констебля — да такого, что ты охренеешь, герой. В позитивном ключе, конечно же — юморист я или где?..
[indent] Но метить высоко или пугаться огромной ответственности можно было сколько угодно, а рутинные дела никто не отменял. До того барьера ещё добрести бы — сквозь катящиеся под ноги брёвна других дел, других условностей, которые нужно решать. Поэтому сейчас путь Гаргонии лежал вниз с горных склонов, извилистой тропой к раскинувшемуся на побережье городу, когда-то защищенному Стражами от последнего послеморового нашествия порождений. Рем бывал в Амарантайне раза два или три в прошлые года своих путешествий, но те визиты были коротки и не питались интересом к примитивному ферелденскому окружению. Кто ж знал, что в этих землях ему придётся застрять надолго... как бы и не навсегда.
  [indent] Он может узнать людей, делясь с ними историями и поднимая вместе кружки с вином, но люди — это не всё, что ему нужно знать. Вернее сказать, не только те люди, что составляли Орден Стражей. Земля, которую они защищали, народ, который проживал свои судьбы в покое благодаря и им в том числе. Не пустить порождений дальше случайных расселин в горах, откуда они периодически вылазят на свет. Оставить незамеченной всю ту работу, что проделывают Стражи десятилетиями между пиками Моров, чтобы сберечь иллюзию мирной, спокойной жизни, не затронутой скверной. Позволять им забыть тот кошмар, что был для Стражей постоянством реальности. Переваливший за середину драконис на морском берегу был немного сумрачным, серо-дождливым, облака светлой серой хмарью кружились в вышине, в воздухе висела сырая взвесь изредка усиливавшейся мороси, которой было свежо и влажно дышать. Конь шёл неспешным шагом под седлом тевинтерца, оставившего своего драколиска в горах: сейчас ему не хотелось выбиваться из окружения и пугать непривыкший к таким хищным тварям народ, собирая взгляды и шепотки. Хватало уже того, что его укрепленная чешуей куртка, выточенный из золотящейся кости щит и меч в ножнах из гладкой фиолетово-чёрной перепонки говорили за хороший достаток всадника. Придерживая поводья, Рем вертел головой, изучая скучный сельский пейзаж городских предместий в стороне от основного торгового тракта, уводящего караваны повозок мимо горных проходов, западнее, вдоль Штормового берега. Дома, лежащие поближе к городским стенам, разъезженная колёсами телег дорога, бродящие в траве курицы, стадо пасущихся овец, люди с тюками на спинах и без них, верховые и пешие... Жизнь шла, не замечая ничьих проблем.
[indent] Всхрапнувший конь остановился перед стаей гусей, под важное гаканье вожака переходивших дорогу вместе с подгонявшим их прутиком мальчишкой. Как так получилось, что тебя теперь всё это заботит, Рем, мог задать себе вопрос Гаргония. Всё это знание. Стареешь, что ли, теряешь былую лихость неприкаянности приключенца, ищущего в жизни только проблем? Показав стражникам у ворот медальон Серых Стражей и назвавшись полным званием — так гулко, всё ещё не про него прозвучавшим, — Гаргония уже пешим повёл коня по городской улице. Город, лежащий впереди, вызывал странное чувство... он был не чужим тому, кто был чужой всей этой земле по крови. Еще пару часов назад, глядя на долину с высоты горных пиков, он мог всю её мысленно взять в ладони — это чувство осталось и сейчас. Стиснув пальцы на поводьях коня, Рем покачал головой в смешанных чувствах. Никогда он не стремился взять себе больше важности, больше ответственности и значимости, но плечи его без труда держали предложенный вес, и тевинтерец не без гордости за себя и свои способности выпрямлял спину под этим грузом. Констебль Серых. Он привыкнет. Нет смысла отрицать, что в этом безумстве решения Кусланда было что-то такое, что ему отчаянно, дико нравилось — подобно лихой скачке на понёсшем и не слушающем поводьев коне.
[indent] Привязав коня на первом же более-менее свободном постоялом дворе, Ремилль подманил ладонью качавшегося на заборе неподалёку мальчишку, прежде вопроса показав вынутую из кошеля серебряную монету.
[indent] — Эй, парень, — обратился Гаргония к юнцу. — Я тут недавно и хочу ваш город посмотреть. Если подскажешь кого знающего получше тебя, получишь вот это. А если не соврешь при этом — еще три таких. Годится?
[indent] — Ага! — широко распахнувшимися глазами потаращившись на "героя" несколько секунд, мальчишка стрельнул с места. — Ща приведу!..
[indent] И исчез в проулке за зданием, оставив Рема скучающе изучать скотски пропахшее подворье и наблюдать, как местный эльф-конюх обхаживает лошадей.