Вместо поднятых ножек Каронел предпочел постоять в проходе, у открытой двери, подпирая плечом косяк и оставив всю комнату на растерзание азартно взявшемуся за швабру Андерсу. Сам эльф уборку глубоко не любил, грязь не любил, с тряпками возиться не любил — брезговал, и был, в общем-то, только рад услышать, что магу проще обойтись без чужой помощи. Он не отказал бы, спроси Андерс о помощи прямо, пусть уборка в комнате мага и не входила в его обязанности "присматривать" — ну, насколько сам Каронел эти обязанности понимал, — но маленький камешек облегчения от его решимости справиться со всем лично всё-таки скатился.
Загривок при этом кольнула смутная память о тесноте и проникнутой постоянной экономией потертой бедности прошлой жизни, о вечной сырости в тени на заднем дворе, из-за которой гнили доски на крыльце, о том, как приходилось дорожить жесткой и истончившейся от постоянных стирок туникой, вымытой в ста водах до противного бледно-бледно зеленого цвета — обо всём том, о чём он теперь, раскладывая на покрывале добротную тунику стражей из мягкой шерсти, перебирая на совесть сшитые крепления брони и полируя до блеска после очередного песочного шторма гордые крылья шлема, ни капельки не сожалел. Малодушно, наверное, но он был рад вырваться оттуда.
Будь только цена за этот порыв не такой высокой... Обойдись оно без огня, без сочащихся сукровицей шрамов и слёз, без дрожащих рук, которыми меняешь повязки на обожженных кистях того, кто вырастил тебя, кто катал на плечах и учил всему, кто значил для тебя все и даже больше, а теперь не мог даже снова увидеть. Стоило ли оно того? Стоило ли? Он не мог ответить — не он выбирал, не он назначал эту цену. За то, чтобы здесь, теперь и сейчас, несмотря на все потери, несмотря на смерти и подсечки от судьбы, ему было хорошо. И можно было вот так просто скинуть на кого-то уборку, насладиться едой и спокойно проводить себе время, зная, что сейчас, и завтра, и послезавтра он будет занят совсем немногим, чем-то мирным и обычным. Отбросить фактор порождений и рутину спасения мира от глубинного зла, и жизнь, которую эльф вел сейчас, могла бы многим показаться роскошью. Ему самому часто казалась. Он привык к малому — а сейчас у него было больше, чем даже он когда-то мог мечтать. Ни забот о пропитании и заработке, ни необходимости прятать взгляд и терпеть пренебрежение знати, ни угрозы "в кандалы да в башню", какая-то даже уверенность в завтрашнем дне, возможность посвящать столько времени и внимания самому себе, своему телу и уму... Времени. Всё упиралось во время. Чувство текучего песка, беспрестанно убегающего в нижнюю половину поворотных часов, одновременно отравляло всякое благополучие — и заставляло по-особенному его ценить. Каждую минуту. Каждое ощущение. Каждый светлый луч солнца, от утра и до полудня пересекающий внутренний двор. Пока он ещё может.
На диво тщательную уборку затянувшейся назвать язык не поворачивался — время за беспрестанной болтовней пролетело незаметно. От говорливости Андерса, только подстегнутой любопытством эльфа, тишина в коридорах этого крыла крепости казалась почти удушающей, слишком гулкой, так что за третьим ведром маги отправились уже вместе. Сознательно отвлекаясь время от времени от рассказов мага, Каронел смотрел на него не только слушая, но и изучая. За множеством рассказанных вещей легко было бы потерять суть и забыться, но умение концентрировать волю, присущее любому толковому магу, не давало в этом трепе утонуть — каким бы легким, познавательно интересным и приятно-бытовым он ни был. Так послушать да взглянуть издалека — ни дать, ни взять лучшие друзья болтают. И хотя правда была намного сложнее и зыбче, сама мысль Каронела отчаянно забавляла: подружиться с главным революционером всего Тедаса? Хоть и сроку той "дружбе" — не дальше всех тех дел, что должен был уладить Защитник Киркволла с Первым Стражем, но... он сказал бы — будет, о чем рассказать детям; если бы только у Стражей могли идти хоть какая-то речь о детях.
— Насколько я знаю, слипаться при таком раскладе должна вовсе не задница, — пробормотал себе под нос Каро, после всего услышанного прежде этому "сахарочку" уже даже почти не удивившийся. О, богатство человеческой тупизны и при том находчивости... ну, не только человеческой, конечно. Сделав вид, что очень тщательно осматривает комнату, Страж повел головой туда-сюда и авторитетно заявил:
— Ни пылинки, — по правде говоря, даже если бы пылинки были, Каронел бы про них не сказал из опасений снова тащиться за водой. — Ну ты даешь! Знаешь, Вейсхаупт много потерял без тебя в его постоянном штате. Этому замку очень не хватает хозяйственных рук, — улыбнулся эльф, опершись на возвращенную себе швабру. Однако деловитость, с которой маг сам себе назначил поощрение, четко обрисовав значимые детали, на минутку сменила его спокойную расслабленность искренним удивлением.
— Столы ты и правда видеть мог... в Анкуме всегда устраивают ярмарку в этом месяце. Не... без расчёта на внимание Вейсхаупта, — нерешительно подтвердил Страж, смотря в глаза собеседнику, не будучи уверен, правильно ли делает, подкармливая эту идею. С другой стороны... утренняя буря благополучно улеглась, сквозь бойницы на их обратном пути даже проглянуло солнце. Эльф не испытывал острого желания покидать крепость и спускаться по долгой, долгой лестнице к подножью, а затем еще и рысить до Анкума просто затем, чтобы покататься меж рядов и поманить грифоньей символикой внимание всего народа, что собирался на недельные торги со всех окрестных и даже не очень деревушек, цеплявшихся значительной частью своего существования за защиту и нужды Вейсхаупта. Многие его знакомые и товарищи по отряду не преминут воспользоваться этим славным праздничным временем, тем более что сидр и травяной эль год от года удавался, говорят, только лучше. Несколько секунд молчания поизучав светящийся уверенностью взгляд мага, Каронел вздохнул и опустил плечи:
— Ладно. Но только на пару часов. Ты под моей ответственностью всё время, пока не сидишь за этой дверью, и я честно не хочу никаких случайностей, — минутка серьезности сменилась улыбкой, приподнявшей угол рта. — Особенно после порождений, которые добежать не успевают...