Вверх страницы

Вниз страницы

Dragon Age: final accord

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Dragon Age: final accord » Пыльный склад » Questioning Beliefs [1 волноцвета 9:33]


Questioning Beliefs [1 волноцвета 9:33]

Сообщений 1 страница 28 из 28

1

QUESTIONING BELIEFS
Хоук решает проведать Андерса, а тот как раз пишет манифест. Споры о магах, храмовниках, свободе и приемлемой цене. И внезапный (нет) итог.

Дата событий:

Место событий:

Первое волноцвета, 9:33

Киркволл, разные локации.

Гаррет Хоук, Андерс
Вмешательство: не требуется.

0

2

[indent] О, непередаваемая атмосфера Клоаки, которая не зря получила свое название — ох не зря. Больные. Нищие. Преступники низшего звена. Пьяницы. Везде мусор, грязь, дерьмо, да и в принципе, куда ни плюнь — новый импровизированный нужник, потому что чем стена не подходит, чей-то вчерашний обед или ужин, выплеснутый вместе с дешевым алкоголем прямо на пол. Иногда — трупы в укромных уголках. Не обязательно гуманоидные — он не один раз видел трупики собак и кошек, правда, добротно разобранные на части — вряд ли можно было осуждать беженцев за то, что им хотелось есть, а зажарить или сварить можно было не все — он просто предпочитал держать собственного мабари поближе. Мало ли. Запах, собственно, стоял  соответствующий. Создатель, какое замечательное место — как раз то, которое нужно одержимому магу-отступнику. По одной простой причине: храмовники просто брезговали сюда заходить, чтобы не запачкать сапоги своих красивых доспехов да и подолы тоже.
[indent] Хоук, по правде говоря, тоже брезговал. Поэтому он морщился каждый раз, старался перешагивать через все то, что попадалось ему на дороге. Даже мабари, зачастую (и как сейчас) сопровождающий своего хозяина, обходил особенно грязные участки Клоаки и старался не наступить в очередную неприглядную лужу.
[indent] Очаровательное место.
[indent] Пес скачками взобрался на лестницу, которая вела в лачугу Андерса, которую тот гордо именовал клиникой или лечебницей. Лачуга как лачуга, и целителя здесь можно было опознать только по сильному запаху настоек, припарок, зелий — и, конечно же, магии, которая витала в воздухе практически постоянно. Нужно было отдать ему должное — одержимый ли, не одержимый, а в помощи Андерс никогда не отказывал, и да, никому. Если ты, конечно, не храмовник...
[indent] Маг не считал храмовников за людей.
[indent] И забывал о том, что зверей среди магов было ничуть не меньше, чем среди храмовников. И что там, что здесь, встречались совершенно нормальные, адекватные люди, которым не нравилось все то, что происходило. Магам – то, что из них делали живое оружие и смотрели особенно тщательно, храмовникам — что вместо того, чтобы выполнять прямые обязанности Ордена они становятся только палачами, забывая, что должны защищать магов так же, как и обычных людей. Хоук судил каждого отдельно. Совесть или есть, или ее нет. Вне зависимости от того, живет ли в тебе магия или носишь ты на груди пламенеющий меч.
[indent] Мабари забежал в лечебницу и почесал передними лапами нос, тут же ложась на пол и фыркая. Гаррет остановился в дверях, наклонил голову к плечу, щуря глаза. Андерс сидел спиной к нему и что-то так увлеченно писал, что можно было предположить, что он решил нарисовать много карикатур об ущемлении магов и страшных храмовниках, что-то вроде храмоника, державшего за ногу мага и окунающего его головой в священный огонь, и расклеить по всему Киркволлу. Вряд ли бы возымело действие, но... почему бы и нет? Но нет, маг именно что-то писал.
[indent] Хоук остановился у него за спиной, на расстоянии в пару шагов и скрестил руки на груди, продолжая смотреть все с тем же прищуром и улыбаясь уголком губ.
[indent] — Я надеюсь, это не мемуары. Иначе я знаю, чем будут пугать следующее поколение одаренных детей в Круге.
[indent] Тем, что если вы все будете маленькими непослушными андерсами, то когда-нибудь обязательно станете одержимыми, встретите на своем пути стремноватого мужика, который будет пытаться вправить вам мозги — но нет, детки, вы будете страдать, вполне возможно — убивать невинных людей, но никто не сможет вправить вам мозги, потому что благими намерениями, если быть такими неосторожными маленькими андерсами, выстлана дорога в бездну — и больше никуда. А еще вас будут бояться, как огня, и вы станете никому не нужны, а впереди вас всех будут ждать только мечи. Мечи тех, кто против скверны и зла не отступает — защитников справедливости.
[indent] О, справедливость...

+2

3

Чтобы ощутить присутствие Хоука ему не обязательно было его слышать или видеть. Нестабильный магический фон. Запах. Проклятый запах, от которого волосы на загривке вставали дыбом. Свежесть грозы и жар пламени – пить, как холодную воду, взахлеб, и задыхаться от духоты одновременно, и вязнешь в нем, в этой ауре, как муха в янтаре. Проклятье. Проклятый Хоук. Андерс подавил желание взвиться на ноги немедленно. Дописал предложение. Отложил перо. Поискал и даже нашел в себе силы на отражение кривой ухмылки.
— Из моей жизни, Хоук, выйдет забавная смесь трагедии и фривольной литературы. Детям такого определенно читать не стоит. Нет, — оборвал он и речь, и ухмылку, — Я писал манифест. Если я смогу убедить тебя… хотя бы тебя! значит, все уже было не напрасно. Послушай, — голос дрожал от напряжения, когда он заставил себя оторвать взгляд от насмешливого прищура (Создатель, за что мне такое, нет, правда, ты издеваешься, да?..) и уткнуться в исписанный пергамент, — Церковные законы созданы из страха перед империей, павшей тысячу лет назад, и не менялись с тех пор. «Магия — это дар Создателя людям, но магия должна служить человеку, а не человек магии». Да! Тысячу раз да! – он отбросил лист, к демонам, зачем читать, если он знает это все на память, — Но как магия может служить человеку, если они запирают нас с самого детства, если маги растут, не видя своей семьи, не зная любви родителей, если мы людей-то видим хорошо если издали? Мы растем в окружении таких же оторванных от мира социальных и эмоциональных калек, и пугающих фигур в доспехах, и рано усваиваем, что любая ошибка – и вот эта вот фигура в доспехах, огромная и пугающая, раздавит нас! Пребывание в Круге превращается в бесполезное оттачивание навыков, потому что нас никто не выпускает, сначала объясняя это тем, что нам предстоит пройти Истязание, и после, но что – после? Выучился, молодец, иди домой? Как бы не так! Нас держат взаперти. Храмовники. Храмовники делают то, что прикажет Церковь. А Церкви не нужны маги, которых уважают, не нужны маги, к которым люди могут обратиться за помощью, ведь кто пойдет молиться в Церковь о выздоровлении близкого человека, если исцеление магией станет доступным для всех?.. Кто отнесет пожертвование и просьбу помолиться о хорошем урожае, если живущий в деревне маг сам будет заботиться об этом? Почему, почему об этом никто не задумался? Этот порядок пора менять, Хоук, так не может продолжаться дальше, нам нужна революция, потому что Церковь никогда не откажется от влияния, – он умолк, переводя дыхание и напряженно всматриваясь в лицо Гаррета. Ну хоть что-нибудь. Ну хоть проблеск понимания. «Не говори, ничего не говори, просто задумайся, пожалуйста, задумайся хоть для себя», мысленно просил Андерс.

+2

4

[indent] Хоук слушал.
[indent] Нет, он действительно слушал, и изменилось только то, что он прекратил щуриться и улыбаться. Лицо стало совершенно спокойным, как и взгляд — спокойным и чуть-чуть задумчивым. А в остальном все так же стоял, держа руки скрещенными на груди и наклонив голову к правому плечу. Вот оно как, да? Ничего, в общем-то, не менялось, все осталось на той же точке, которой и было. Это вызывало горькое ощущение досады. Досады — не больше.
[indent] Андерс горел. Ощущение было таким, как будто пламя с его собственных рук переметнулось на мага, прошило кожу и ворвалось в сердце — и там уже запылало так, как горит сухое дерево от искры, попавшей на иссохшую кору. Гаррет смотрел на него и слушал его запальчивые речи, которые, впрочем, не были лишены смысла. Он поморщился, когда услышал про революцию, скривился так, будто упал прямо в очередную неприглядную лужу, которых в Клоаке было очень много. Революция. Бездна побери, снова разговоры про революцию.
[indent] Мужчина заговорил не сразу. Какое-то время ушло на то, чтобы подавить раздражение, вызванное последними словами Андерса, какое-то время он действительно думал — хоть и думать было не о чем, все было примерно так, как говорил маг. Это Гаррет понимал прекрасно и без него, знал еще до их встречи, и, пожалуй, в этом куске его размышлений был согласен. Но, демоны забери, революция?
[indent] — Ты прав, — негромко ответил Хоук. — В том, что Церковь таким образом наращивает свою мощь. В том, что это выгодно Церкви. Это политика, Андерс, и не зря подписали Неварранское соглашение. Здесь я с тобой согласен — маги являются выгодным живым оружием, и сколько почета мы получаем в войнах и как легко люди забывают то, что мы сделали для них на поле боя и почему ты не умер от ран, а живешь до сих пор.
[indent] Хоук сделал вдох, потом выдохнул и выпрямился, потом пожал плечами.
[indent] — Но не говори мне про революцию, Андерс. Это не тот путь, по которому я готов пойти. Сколько людей погибнет?  [indent] Скольких ты готов кинуть на священный алтарь иллюзорной свободы, Андерс и сжечь их? Скольких? — он нахмурился. — И сколько продержится твоя свобода, пока Церковь не изобретет новый способ контроля? Сколько людей, магов, вдохновленных твоими речами, и не магов, тех, кто всего лишь выполнял свой долг и просто оказался рядом, должно умереть, чтобы твоя душа была спокойна?
[indent] Хоук шагнул вперед и поддел пальцами подбородок мага, заставляя смотреть только себе в глаза. Сжал. Скрипнул зубами. Оставаться спокойным было практически невозможно, и каждый раз, когда он слышал про революцию, у Гаррета Хоука рвало планку и ему хотелось придушить целителя.
[indent] — Сколько, Андерс?
[indent] Он хотел услышать ответ.
[indent] О, как Гаррет хотел услышать цифру. Сравнять с землей весь Киркволл? Всю Вольную Марку? Всех, кроме Тевинтера, где магов боготворят, зато кое в чем был прав Фенрис — рабы — это норма? Сколько людей должно умереть, чтобы такая великая цель была достигнута? Сколько должно погибнуть живых существ, чтобы освободить, мать их так, всех магов, которые не в состоянии защитить себя от таких же, как они?!
[indent] Сколько?!

+2

5

Внутреннее ликование от «ты прав» разбилось о первый шаг мужчины навстречу.
Это было нечестно. Демоны тебя побери Хоук, нечестно.
Зрачки целителя расширились, когда Гаррет шагнул ближе, укутывая наэлектризованным облаком жара, взял пальцами за подбородок – Андерс забыл, как дышать, колени ощущались ватными, будто готовыми подкоситься в любой момент и непонятно что удерживало на ногах.
Как он хотел ударить Хоука в этот миг! За это его упрямство, твердолобость… легкость, с которой тот будто бы намеренно выводил его из себя, то притягивая ближе, то отталкивая – жестоко, без малейших сожалений. Андерс ощущал себя помойным котом, которого то гладят (из интереса или жалости, не иначе), то бьют сапогом под ребра, стоит забыться, расслабиться, податься навстречу ласкающей руке. 
И как же он ненавидел самого себя сейчас. За слабость, за отказывающие мозги, за растерявшиеся слова, за то, что смотрит широко раскрытыми глазами, и что грохот дурацкого комка мышц в груди заглушает все мысли. За то, что не может ненавидеть Хоука, хотя тот дает ему все причины для ненависти. За то, что не может не… жаждать его.  И никогда, проклятье, никогда не сможет дать ему то, чего Гаррет хочет больше всего. Ни покоя, ни мира.
Шквал чувств и эмоций пугал Справедливость – Андерс ощущал эту часть себя, смятенную, раздраженную, не понимающую, что с происходит, но осознающую, что причина – вот она, стоит напротив, хмурится, удерживая пальцами подбородок, и глаза у неё золотые, ястребиные. Ответа ждет. Ну да.
— Люди уже гибнут, Хоук, — процедил Андерс, чувствуя, что еще немного и его начнет колотить от этого коктейля эмоций, контраста между желанием врезать по лицу и поцеловать, — Маги, храмовники, простые люди, оказавшиеся не в том месте и не в то время, семьи, оставшиеся без любимых. Это замкнутый круг. Чем больше храмовники давят, тем больше маги сопротивляются, чем больше маги сопротивляются, тем больше давят храмовники, и этому не может быть конца. Переговоры и уступки – это припарки на гангрену, они могут облегчить боль, но не спасут там, где нужна ампутация. Не нравится слово «революция»? Давай его изменим! Это уродливая, прогнившая, бесчеловечная Система и она должна быть изменена, но она не изменится сама по себе! Те, кто стоят у руля никогда не откажутся от этой власти! Да, разрушение этой системы не пройдет бескровно. Да, будут жертвы, проклятье, но они уже есть! И это не прекратится, пока система существует! Сотни, может быть тысячи – сейчас, или сотни тысяч – в последствии? Убитых, усмиренных, нерожденных?.. Свобода – не иллюзия, Хоук, ты же сам пример того, что маг может вырасти без Круга в любящей семье и не стать вместилищем демонов! Сколько таких же, как ты, магов, лишены были даже такого шанса? Сколькие были убиты или усмирены за одну только попытку жить? Любить?.. Твой отец бежал из киркволльского Круга магов, чтобы у вас с братом и сестрой был шанс на нормальную жизнь! Ему очень повезло, ты просто даже не представляешь, насколько ему и тебе повезло, что ты рос в доме с семьей, а не в Церкви. Что должно произойти с тобой или твоей семьей, чтобы ты понял, насколько ущербна эта система и сколько жизней она калечит ежедневно, еженощно?..
…стоило начать говорить, слова полились сами собой. Нет, это не перечеркнуло ни путающихся мыслей, ни подкашивающихся ног, ни суженного поля зрения, в котором сейчас не существовало никого и ничего, кроме человека напротив. Но больше того, чтобы прикоснуться к нему, поцеловать его, Андерс хотел только видеть его на своей стороне. Убедить. Пусть Хоук будет даже единственным, кого он сумеет убедить. Этого уже хватит. Хватит? Да. К-конечно.
Мысли горькие и насмешливые. Раньше смеяться над собой было гораздо веселее. А теперь смейся да молись, чтоб Хоук не подошел ещё ближе, потому что тогда самоконтроль может полететь в бездну.

+1

6

[indent] Хоук отпустил мага, но только для того, чтобы взорваться изнутри горячим огнем, жидким и обжигающим. Он практически выливался из глаз, собираясь в радужке, опаляя ее, отражая то, что было внутри: Хоук никогда не умел делать вид, что он спокоен, что ему все подходит, полностью, потому что его всегда выдавали глаза. Глаза — о, да, зеркало души. Его души, уже давно сожженной и превратившейся в пепельную пустошь, где только ветер гоняет жирные черные хлопья туда-сюда, да иногда вспыхивает пламя, выжигая то, что еще осталось. О, Создатель, разве там что-то осталось?!
[indent] Гаррет развернулся и сделал шаг назад, поворачиваясь к Андерсу спиной и сделал неопределенный жест руками, одновременно взбешенный и отчаянный. Революция! Несправедливость!..
[indent] — Я пытаюсь, Андерс, мать твою, Создатель милосердный, я пытаюсь не допустить этих смертей, — зарычал Гаррет, резко разворачиваясь и впиваясь горячим разозленным взглядом в мага. — Я, забери тебя Бездна, пытаюсь! Система?! Сколько мы видели одержимых?! Сколько мы видели магов крови, почему, Создатель, почему ты уверен, что каждый маг будет таким же, как и я, что не поддастся власти демонов?! Или ты думаешь, что я особенный, я не слышу этого шепота каждый раз, когда касаюсь Тени?!
[indent] Он сжал зубы, скрипнул ими, а потом снова взорвался.
[indent] — Я вырос в семье, о, да. Ты прав. И что? Моя магия и магия моей сестры помогла мне ее уберечь?! Помогла мне магия, когда на руках у Авелин умирал ее муж, храмовник, который точно так же, как и любой маг, хотел жить и любить?! Что мне от той свободы, Андерс, когда она приносит в мою жизнь только разрушения? Я ответственен только за самого себя и мою семью, и что — дала мне свобода хоть что-то, кроме боли?! Я потерял сестру, я едва не потерял брата, моя семья едва не погибла у меня на глазах — зато я свободный маг! Магия! Да наплевать мне на Церковь, на храмовников, на Круг, пока это не дает никакого результата!
[indent] Хоук провел рукой по волосам, а потом раздраженно дернул кистью руки — с пальцев сорвались огненные и электрические искры, которые пришлось тут же накрыть подошвой сапога. Пожара посреди Клоаки из-за того, что один маг не умеет контролировать собственную силу и собственные эмоции, еще не хватало.
[indent] — Кто больше несчастен, Андерс — ребенок, который владеет даром, и его забирают из семьи, или ребенок, растущий в Церкви и идущий в храмовники, который живет в страхе перед магами, потому что это что-то непонятное, неизведанное, страшное, то, что может убить тебя в любую секунду? Кто более несчастен: маг, который видит направленное на него острие меча храмовника, знающий, что его не защитит ни один магический щит, или храмовник, который не хочет убивать стоящего перед ним мага, но уже видит, как тот разрезает собственную ладонь?
[indent] Хоук почувствовал что-то сродни удушью. Он хрипло выдохнул, но не смог вдохнуть, и чтобы это сделать, пришлось подождать минуту. Только после этого получилось сделать глоток воздуха, но это мало помогло.
[indent] — Не абсолютная свобода нужна магам, не убийство всех храмовников. Только отсутствие страха с обеих сторон сможет сломать эту систему. Я не позволю тебе решить вопрос силой, Андерс. Я не позволю тебе убивать из ненависти и страха, — голос хрипел, Гаррет негромко рычал. — Я не позволю тебе стать воплощением всего того, за что проклинают магов. За что боятся магов. За что нас всех хотят умертвить или усмирить. Цель хороша, но не методы.

+1

7

Видеть Гаррета таким — горящим, яростным, отчаянным, небезразличным – было как… наблюдать за стихийным бедствием. Завораживает. Страшно. Опасно. Но невозможно оторвать взгляд и бежать, пока жив и цел – то и остается делать, что стоять, с бутылкой из-под масла в одной руке и факелом – в другой. Ты зажег? Ты и расхлебывай.
По мере того, как Хоук говорил, вскормленный им самим пожар возвращался. Как один человек может вызывать столько противоположных чувств одновременно? Гнев и отчаяние, восхищение и досада, желание свернуть шею и сжать в объятиях?  Андерс смог выдохнуть и вдохнуть полной грудью лишь когда Хоук отвернулся, но воздух показался пресным. А потом тот повернулся и начал говорить, и Андерс слушал, сжимая зубы и кулаки, заставляя себя молчать, не перебивать, не пытаться перехватить руку за предплечье и заглянуть в глаза, когда тот будто задыхался. Андерс не мог уже разобрать, где чей пожар.  Последние слова мужчины и вовсе заставили его лицо пылать от гнева.
— Я не требовал абсолютной свободы для магов и смерти всех храмовников, Хоук, ты меня слушал вообще?! – оскалился Андерс, вот теперь по-настоящему злой, — Не делай из меня безумца! Да, магов нужно обучать, да, мы опасны, но как мы научимся ответственности, если с нами в лучшем случае обращаются как с детьми?! Магов нужно обучать, нужно учить контролировать свои силы, нужно иметь контрмеры! Но обучение превратилось в культ, контроль – в ломку личности, а контрмеры стали превентивным… насилием! Ты задумывался, почему вообще появляются одержимые и маги крови?! Потому что это легко! И потому что магам, по большей части, нечего терять кроме собственной жизни! У нас отнимают все, что могут отнять!..
Андерса все же трясло. От гнева, от сдерживаемых эмоций, от духоты и искр, наполнявших помещение. От того, что Хоук находился рядом и видел его, слышал его, а не скользил темным, будто выжженным взглядом, не замечая.
— Я не утверждаю, и никогда не утверждал, что все маги – хорошие, а храмовники – плохие, — он попытался успокоить яростную волну, но чувствовал уже, что надолго не хватит, — И те и другие, по сути, жертвы системы, просто у магов изначально выбора меньше, чем у храмовников. Ты говоришь – отсутствие страха с обеих сторон может сломать систему, хорошо, отлично – КАК?! Давайте массово всех переженим?! – он всплеснул руками, глядя на Хоука с той же смесью гнева и отчаяния, что видел в его глазах, вот только корень что одного, что другого, был разным, —  Давайте применим волшебную силу дружбы?! Давайте просто возьмемся за руки и честно-честно пообещаем, что больше так не будем?! Что ни один храмовник не станет издеваться над магом, просто потому что вкусил власти и ему понравилось? Что ни один маг не обратится к магии крови, потому что это кажется хорошим выходом?! КАК, Гаррет?.. ты не позволишь мне решить вопрос силой, — он рассмеялся горько и зло, подходя ближе и заглядывая в глаза. Да, год назад он понял, почему мотыльки летят на пламя – не могут не лететь, но сам он не сгорал, почему-то, и пытка продолжалась и продолжалась, — Научи. Как без силы. Потому что пока что за нами я вижу только длинный шлейф смертей. Ты говоришь, не позволишь мне стать стать воплощением того, за что магов боятся и проклинают. Хорошо. Как? Убьешь меня? Дашь мне другую цель? Посмотри вокруг – мы находимся в благотворительной лечебнице, где все нуждающиеся могут получить помощь. Если Церковь узнает, что лечебницу держит маг, думаешь, они воспоют хвалу Создателю и скажут – вот, смотрите, этот маг пример для всех вас?! Как бы не так, меня запрут в Круг или убьют, потому что идти туда по доброй воле я откажусь!  И это произойдет в ближайший год или два! – выкрикнул он почти отчаянно, — Они придут за мной, и за тобой тоже придут, если ничего не изменить!

+1

8

[indent] — Если ты заставишь меня сделать это! — рявкнул Хоук, дернувшись, услышав про убийство. Потом тихо выдохнул, тряхнул головой, зажмурился. Простоял так недолго, покачал головой. Все-таки нет. Не получится. — Нет. Я не способен тебя убить. Это выше меня.
[indent] Невозможно покарать всех плохих и спасти всех хороших. Это все было утопией, глупой, невозможной, но такой желанной, пожалуй, для них обоих. Но придется выбирать — всегда приходится выбирать. Гаррет поморщился еще раз и отвернулся, смотря в сторону, сжав правую руку в кулак. Невозможно было это все сделать — одному, с горсткой тех, кто так или иначе, по разным причинам, примкнули к ним.
[indent] — Посмотри на Мерриль. Она была свободна изначально и согласилась на сделку не из-за того, что над ней стоял храмовник и потрясал мечом, — Хоук быстро поднял руку, жестом показывая Андерсу молчать. — Не говори мне про исключение. Она — не исключение. Не все маги прибегают к магии крови только потому что больше нет другого выхода. Далеко не все. Магию крови, как и бездумное убийство, я не приму никогда, Андерс — ни с одной из сторон. Никогда и ни за что.
[indent] Гнев отступал. Он, как море, отходил от берегов его души, прекращая проходиться пламенем по ранам и заливать их так, что приходилось рычать и повышать голос. Медленно, но верно гнев уходил и из взгляда, делая его не то, чтобы спокойным — но, по крайней мере, не пылающим яростью. Она действительно не была исключением. Таких магов было много. И если вдруг дать магам свободу, они просто сойдут с ума от этой свободы.
[indent] — Если ты долго голодал и вдруг дорвался до еды — тебе нельзя есть много. Ты умрешь. Так и здесь. Мы не можем просто взять и освободить всех магов, они с ума сойдут с этой свободой. Они задохнуться ей, а еще подумай вот о чем: маги не знают другой жизни. Если уж и добиваться... то постепенно. Постепенно ослаблять эту цепь, чтобы тогда, когда пришло время снимать ошейник, маг не рехнулся от собственной свободы.
[indent] Если вдруг дать свободу... куда пойдет такое бесчисленное количество магов? Куда, в мире, где их боится население? Куда, когда магов считают страшными и дикими зверями? Это нельзя делать просто так, резко и неожиданно. Ничего хорошего из этого не выйдет. Нельзя было так делать, это приведет к катастрофе.
[indent] — Путем диалога, путем мира. Путем реформ. С Мередит вряд ли выйдет разговор — она сходит с ума. Но, как минимум, с Эльтиной. Нам нужно встретиться с ней, поговорить об этом. Мы сидим на бочке с гаатлоком кунари, и любая искра взорвет этот город.
[indent] Взгляд Хоука стал мрачным. Он помолчал.
[indent] — Не будь той искрой, Андерс. Не вынуждай меня делать выбор между миром и тобой, — последнюю фразу Гаррет сказал тихо, но уверенно. Он не хотел делать этот выбор. И не мог сказать, что он выберет, если ему придется это сделать. Сердце было не на месте, пока он смотрел в расплавленное золото глаз целителя, и Хоук почему-то понимал, что ему, хочет он или нет, придется приступить черту и оказаться на чьей-то стороне. О, Создатель, как он этого не хотел. – Я не отдам тебя им, Андерс, но не вынуждай меня. Я не хочу, чтобы мы оказались по разные стороны баррикад. Это будет катастрофа, а мне хватает катастроф.

+1

9

Кровь отхлынула от лица. Андерс слушал, но почти не слышал – он и сам говорил себе это, не раз.  Мерриль, которая обратилась к демонам из наивности, глупости, недостатка собственной силы, и которую не контролировали никакие храмовники (но стоило бы – другим магам). Свобода, которую нельзя получить вдруг, нельзя снять ошейник и сказать «иди куда хочешь», и ждать, что человек, проведший жизнь на цепи, не рехнется. Достаточно посмотреть на Фенриса, который хоть и по стечению обстоятельств, но получил свою свободу и не знал сейчас, что с ней делать, вымещая злость на работорговцах и любых противниках, которых встречал в своих приключениях Хоук. А еще он говорил себе, что дети Создателя равны перед ним. Что группа людей, присвоивших право трактовать Песнь Света по своему усмотрению, не может решать, кто достоин свободы, а кто нет. Что ответственность должна быть личной. Маг… каждый человек должен отвечать только за свои поступки. И вместо того, чтобы ужесточать наказание с каждым разом, может, следовало подумать, что не так в воспитании?.. В обучении?.. Маги не смогут получить свободу по щелчку пальцев – они не будут её ценить, но завоевав её в борьбе, заплатив кровью и осознав всю ответственность – да. Многие погибнут. Да. Но постепенное послабление цепи ни к чему не приведет – ошибка одного скажется на всех, и стоит одному из них оступиться, тюремщики закрутят гайки еще туже, и все начнется заново. Честнее было бы топить всех магов при рождении, и если бы храмовникам был известен способ узнавать о магических способностях с младенчества – Андерс был уверен – так бы с ними и поступали.
Это все он говорил себе раньше. Раньше, а сейчас… в ушах стоял звон. И ни одной связной мысли, только эхо фраз Хоука – «…не способен тебя убить. Это выше меня», «…делать выбор между миром и тобой», «…не отдам тебя им… не вынуждай… по разные стороны», голос, умеющий быть хлестким как плеть и мягким как бархат, только его взгляд – тяжелый и темный, и складка в межбровье – хмурится часто, и паутинка морщин в уголках глаз — напоминание, что раньше в его жизни улыбок и смеха было куда больше, темные растрепанные волосы – он вечно ерошит их ладонью, когда думает, когда ищет выход, когда злится.
Создатель, как же хочется откатить время назад, или родиться в другом месте и в другое время, чтобы первый шаг не был шагом в пропасть.
«Это закончится очень и очень плохо», — осознал Андерс с пугающей ясностью, но что-то сдвинулось, щелкнуло и шестеренки закрутились, отсчитывая цикл времени до большой беды, и остановить это он не мог. Или не хотел. Чего точно не хотел – так это снова жалеть. А, похоже, придется.
Лицо целителя на короткий миг исказилось гримасой боли, словно последняя фраза всадила лезвие ему в бок, он зажмурился, собираясь с силами и заставляя себя стоять ровно.
— Я не могу, — выдохнул Андерс, вскидывая на мужчину взгляд полный боли и вместе с тем обреченной какой-то решимости, — Я пытаюсь сдержаться, но я не могу, не могу не думать о тебе, гребаный третий год, зачем ты говоришь мне это, ты же знаешь, что я, ты видел, чем я становлюсь, я не тот, кто сможет дать нормальную жизнь, пожалуйста, хватит меня дразнить, Хоук, это жестоко и… нечестно. Это не закончится ничем хорошим, — каждое слово казалось битым стеклом и чудился привкус крови на губах, — Пожалуйста, Гаррет.
Он не сказал, что – «пожалуйста». Пожалуйста – уходи, Гаррет, просто уходи и не приходи больше, пока тебе не понадобится целитель? Пожалуйста – не говори больше, что не хочешь выбирать, не говори, что не отдашь, не говори, что надо спрятать понадежнее, не заставляй задыхаться от невозможности прикоснуться и призрачной надежды, что это изменится, скажи, что я все придумал себе сам, поставь точку здесь и сейчас, пожалуйста? Пожалуйста – держи меня, пожалуйста, дай мне причину сражаться, держаться, не терять себя, не превратиться в камешек на жерновах истории, который будет раздроблен первым, докажи, что я не прав, покажи другой выход, бейся вместе со мной, будь рядом, держись подальше, заткнись, поцелуй меня, уходи, останься, проваливай, не отдавай меня, будь рядом, будь живым и счастливым, просто будь… что – «пожалуйста»?
Андерс не мог бы ответить с уверенностью и сам.

+1

10

[indent] Гаррет стоял, смотрел и молчал.
[indent] Хотелось опустить глаза и покачать головой практически с обреченностью. Да. Он знал. Он знал, что Андерс — одержимый, причем одержимый не каким-нибудь обычным демоном, скажем, желания или гордыни (ха! если кто-то и был тут с гордыней, так это Хоук), которого можно было вышвырнуть, войдя в Тень. Это был дух, дух, искаженный человеческим гневом. Превратившийся из слепой Справедливости в еще более слепую и еще более жестокую и бессмысленную Месть. Это, конечно же, не прибавляло радости.
[indent] Только вот за этим всем был человек, который уже не первый год сокрушался о том, что он потерял своего кота. Кота, Создатель прости. Человек, который горел идеей свободы, был настолько чужд Хоуку, насколько это возможно. Который смотрел на мир совершенно по-другому, и одновременно с этим он был... настолько чист в своих намерениях, что это невозможно было проигнорировать. Андерс шел ужасным путем боли, крови и смерти, подписывая на это других, идя по трупам, но его мысль, его идея...
[indent] Гаррет смотрел в его золотистые глаза, почти желтые, как у тех самых котов, которых целитель боготворил примерно так же сильно, как сам он — мабари, и думал о том, что пропал он, наверное, давно. А сейчас их диалог, практически обычный диалог, спор, который продолжался уже три года, стал острым, как кинжал, который входит тебе в спину. Глубоко, медленно и неотвратимо. Он практически чувствовал холодную сталь, любовно, остро и больно входящего ему прямо между лопаток, пробивающее позвоночник. Во рту чудился привкус крови: Хоук знал, что ему только кажется. Хоук знал и все равно чувствовал этот металлический привкус, осевший на языке. С едва слышной горчинкой, будто не было достаточно и того, что ему чудилось до этого.
[indent] Не даст нормальной жизни.
[indent] Гаррет не мог сказать, что она была нормальной у него сейчас. И вряд ли когда-то станет. Мужчина чуть приподнял подбородок, словно стараясь казаться более уверенным, и снова устало провел ладонью по волосам. В этом жесте было слишком много всего, и... пожалуйста, Гаррет, пожалуй, больше не работало.
[indent] Слишком много этого пожалуйста.
[indent] Слишком много всего пришлось пройти, чтобы теперь повестись на простое "пожалуйста, Гаррет". Слишком много всего уже случилось, чтобы было хоть одно "не могу". Он выдохнул: неровно, практически раздраженно в своей беспомощности, а потом снова посмотрел на мага, который выглядел так, будто его пнули под ребра.
[indent] — А я тебя никогда и не дразнил, — ровно ответил Гаррет, когда смог справится с самим собой. Он сделал шаг вперед, снова посмотрел Андерсу в глаза и положил ладонь на руку, чуть повыше локтя, как делал это уже однажды, когда нужно было остановить мага. В этот раз когтистая железная перчатка не держала, как челюсти мабари, да и ладонь была расслаблена. Гаррет опустил голову, прижимаясь губами ко лбу целителя — почти над левой бровью, только лишь немногим выше. — Просто не заставляй меня выбирать, Андерс. Это закончится катастрофой — только уже не для Тедаса, а для тебя и для меня.
[indent] Он закрыл глаза и сдержал тяжелый вздох. Он не знал, будет ли способен убить мага, если это будет означать спасение множества других жизней. Люди порой были слишком нелогичными, субъективными и слишком привязывались. И готовы были жертвовать сотнями ради одного. Хоук не хотел становиться таким. Он просто не был к этому готов.
[indent] — Все остальное... — голос был негромким, едва ли не шепотом. — Просто услышь меня.

+1

11

Это было слишком. Просто – слишком. Слишком близко, слишком тихо, слишком хрупко для обычных споров, после которых Варрик мог буквально прикурить трубку от воздуха. Слишком близко, все-таки. Андерс прикрыл глаза, ощущая, как его обволакивает темным жаром. Сейчас магия Хоука была стабильна, это подсознание, наверное, рисовало угольно-черные деревья, перевитые узором тлеющих вен и запах пожарища, и зарницы от уходящей грозы на горизонте.
Маг едва заметно вздрогнул от прикосновения, к плечу, поднял руку, цепляясь пальцами за предплечье Хоука, когда мягкие, на контрасте с колючей бородой, губы коснулись лба. Самый невинный поцелуй в жизни. Той жизни, которая «после» («до» он не знал, что опасен, виновен, и не имеет права на нормальную жизнь, «до» он просто радовался жизни, верховодил ватагой таких же крестьянских мальчишек с острыми локтями и выгоревшими на солнце макушками, они пасли скот, воровали недозрелые фрукты из собственных садов, получали ремнем от отца, полотенцем – от матери, и сладкий ломоть хлеба – от бабушки после вечерней молитвы. Это было последнее его «детское» лето, и он не дожил до осени – умер где-то на заднем дворе родительской фермы, под рыдания матери и стук молотка о цепь, которой сковывали его руки, а в Круг привезли уже кого-то другого).

— Я не стану заставлять тебя делать такой выбор, — Андерс произнес это так же тихо, будто громкий голос мог разрушить какие-то чары (и будто они не орали друг на друга минуту назад).
Движение получилось слитным и естественным – он сделал оставшихся полшага навстречу, рвано и крепко обнял, судорожно выдыхая воздух и утыкаясь лицом в плечо. Сердце колотилось, как сумасшедшее.
«Я не стану заставлять тебя выбирать между мной и миром», — думал он, не думая разжимать объятий, пока его не оттолкнут, жмурясь по-кошачьи и вдыхая запах, уже не магический — вполне обычный запах выделанной кожи, пота и дыма.
«Я сделаю так, чтоб тебе не пришлось».

+1

12

[indent] Хоук опустил веки. В глаза как будто насыпали песка — это элементарное движение отозвалось болью. Он все еще чувствовал сталь где-то в спине, во рту все еще был железный привкус с небольшой ноткой горечи — Андерс был редким гурманом, раз подавал ему такие блюда собственным поведением и собственными словами. Где-то под правой лопаткой мерзко дергало. Несуществующий нож, воткнутый ему в спину, мешал. Ох, Создатель, мешал расслабить мышцы, которые так и были напряжены — того и гляди, сведет судорогой, хоть он так и не сжал пальцев на руке целителя.
[indent] Гаррет стоял, а потом все-таки переместил ладонь с руки на спину, обнимая в ответ, и чуть повернул голову, прижимаясь губами не ко лбу, а к левому виску. Наверное, еще и царапая отросшей бородой щеку. Глупая и забавная мысль, посетившая Хоука, впрочем, не вызвала улыбки. Ему хотелось бы улыбнуться, но казалось, будто этому просто нет места.
[indent] Горячий воздух внутри продолжал гонять горстки пепла с места на место. Пламя успокоилось и поднялся горячий сухой ветер — в том, что осталось от его души и его сердца, никогда не было холодно. Но и выжженная безжизненная пустыня тоже могла радовать глаз. Смешно, конечно, но аллюзия, прошедшая через его жизнь, была невероятной, потому что если и есть место в Тедасе, которое могло бы показать его внутренний мир, так это Андерфелс. Андер-фел-с. Судьба в очередной раз выкинула из рукава козырь в самой неподходящий момент, в тот момент, когда Хоук думал, что наконец-то смог перехватить поводья.
[indent] Демоны смеялись и торжествовали на краю создания — сдался, Хоук, ты сдался. Справедливость, наверное, тоже. Или это были не демоны? Он не знал — и не хотел знать. Слишком много было противоречий, слишком много было столкновений лбами, слишком много раз они не сходились во взглядах на то, что должно быть. Слишком разными они были — тот, кто хотел свободы и тот, кто хотел мира и покоя. Не будет мира, не будет покоя Гаррету Хоуку.
[indent] Сдался, Хоук, сдался!
[indent] Гаррет едва заметно поморщился, все еще слушая эти странные голоса, мерзкие и ликующие, где-то там далеко и одновременно — невозможно близко. Иллюзорный нож ворочался вместе с тем, как двигались мышцы на спине.
[indent] Сдался, Хоук... сдался...
[indent] Словно пытаясь закрыться от этих голосов, избавиться от всего этого, Гаррет чуть поднял голову, ткнувшись носом в светлые волосы Андерса и сильнее зажмуриваясь, сильнее сжимая руку на его спине, сильнее и ближе, еще ближе, притягивая, прижимая к себе. Он хотел верить, Создатель милосердный — свидетель, как хотел верить Хоук революционеру, которого пока что сдерживал только он, который пока что только не нашел пути.
[indent] Как же Хоук хотел верить. Как же велика была его надежда. Как же сильна она была — так, что Хоук слеп, заранее слеп, забыв уже, что можно хотеть верить во что-то настолько сильно. Что можно надеяться так сильно, что можно хотеть довериться и отпустить сильно натянутый повод контроля. Чтобы, наконец-то, его отпустить и больше никогда про это не вспоминать, не быть тем всадником, который, пытаясь притормозить несущуюся карьером лошадь и закусившую удила, разрывает ими лошадиный рот.
[indent] Ему хотелось бы сказать: "я верю". Один Создатель знал, как сильно ему хотелось бы верить. Как бы сильно ему хотелось...
[indent] — Я надеюсь.

+1

13

…не помнил, когда последний раз ощущал хоть что-то подобное, да и ощущал ли вообще. Гаррет не отталкивал – прижимал крепче, будто не то все ребра раздавить хотел, не то врасти в него. Андерс ощущал его губы на виске, дыхание, чувствовал, как бьется чужое сердце. От зашкаливающих эмоций собственное колотилось так… будто бы он весь был сердцем – тугим окровавленным бьющимся комком в чужих руках. Глаз открыть не смел, казалось, это все может оказаться сном, злым мороком, хотя на демонов желания пенять не приходится, не в его ситуации.
Хотелось кричать. Просто – кричать, без смысла и цели, наверное, казалось – должно стать легче, и сжигающий изнутри огонь отпустит хоть ненадолго.
М-м-м, нет, не отпустит, сам знаешь.

Хоук надеялся. Не верил. Андерс не видел смысла убеждать – время покажет.
И все же. Не может быть. Создатель правый, не может же быть.
А ты проверь.
Что ты творишь, он не союзник тебе, ты играешь с огнем. Я не играю. Это не игра. Это то, чего тебе не понять. Объясни. Не можешь? Я так и знал. Ты похож на жалкую тряпку, твой ум смят и затуплен, или ты надеешься привлечь его на нашу сторону таким образом? Отвратительно. Заткнись, ради Создателя, заткнись.
Разговоры со Справедливостью давно уже напоминали разговоры с самим собой, и если бы дух не помогал ему исцелять и не перехватывал контроль в моменты наибольшей опасности или наибольшего отчаяния, Андерс мог бы подумать, что сходит с ума. Возможно, так и было. Возможно, он говорил сам с собой.
Но он определенно сходил с ума прямо сейчас, обрывая дыхание, скользя левой рукой вверх по лопатке, шее, запуская пальцы в спутанные черные волосы, царапая короткими ногтями кожу, притягивая лоб ко лбу и открывая глаза, но лишь на миг. Хоук не исчез, он все еще был здесь, это был он и он держал его крепко.
Андерс потянулся вперед – хотел медленно, давая шанс отстраниться, отвернуть лицо, отступить назад, но так не вышло, вышло с разгону и в ледяную воду, не оттягивая и не колеблясь вжаться ртом в рот, не сдержав тихого заполошного стона. К демонам все. Пусть завтра зарубят мечами, но он хотя бы умрет зная, что по крайней мере один шанс использовал.

+1

14

[indent] У Хоука не было соседа по телу и разуму, и, тем не менее, его сознание явно разделилось на два противоположных лагеря: одна сторона верещала о том, что он с ума сошел, что Андерс — одержимый, сумасшедший, что он попросту террорист, который доведет до трагедии, что перевернет сознание многих во всем Тедасе, что ничего хорошего не выйдет и вообще, что погубит и сделает все так, что больше не будет пути назад — только в бездонную пасть Пустоты, черную и отчаянную, Гаррет, отойди немедленно, покинь Клоаку и вернись домой — сейчас, сейчас же! — и забудь, забудь про этого отступника, сам отступись, никогда больше не повторяй этой ошибки, пошел вон. Немедленно.
[indent] Вторая сторона, наверное, та, что часто контактировала с сердцем, а не разумом, говорила спокойно и без надрыва: держи, Гаррет, и не отпускай. Просто держи — и все будет нормально. Ты сможешь все, вы сможете все, только не отпускай, Гаррет, и будь внимателен. Ничего плохого не произойдет, если ты будешь смотреть в оба глаза и будешь внимателен, Гаррет.
[indent] Вот так просто.
[indent] Ничего сложного. Все элементарно, Гаррет.
[indent] И Хоук велся на второй голос, который был слышен куда более отчетливо, чем первый, надрывный и истеричный, паникующий и бьющий в набат так громко, что, казалось, звенело в ушах. И все равно волна спокойствия, накрывшая его с головой, как волна бушующего Недремлющего моря, сразу принесла ровную уверенность и заглушила за собой все — как под водой глушит уши, и все остальное воспринимается только через толщу воды. Плохо, далеко не сразу начинает быть слышным голос откуда-то сверху. И демон с ним.
[indent] Мысли текли ленивой рекой на фоне шторма и войны между двумя его сторонами: разумной и эмоциональной. Гаррет был неожиданно для себя спокоен, даже тогда, когда Андерс подался вперед в каком-то дурноватом движении. И после. Тихо вздохнув, Хоук перевел это касание в поцелуй — спокойный, размеренный и медленный, будто он пытался успокоить. Или пытался? Хотел показать, что все еще может быть нормально?
[indent] Сложно было сказать. Хоук бы не смог ответить на этот вопрос.
[indent] Он только обнял и второй рукой, поднимая обе выше, обнимая за спину, подтягивая к себе и проходясь спокойным и размеренным движением ладоней вниз, на пояс. Пожалуй, это было неизбежно. Пожалуй, так должно быть — в этом Хоук тоже уверен не был, но разве можно было что-то с точностью сказать сейчас, когда вся Марка катилась в бездну? Был ли хоть кто-то здесь, во всем Киркволле, уверен хоть в чем-то железно, что смог бы однозначно и безапелляционно ответить: "да"?
[indent] Ох, Создатель, вряд ли.
[indent] Иллюзорное лезвие, воткнутое в его спину, продолжало движение с каждым новым движением губ, вдохом, дыханием на двоих. Оно пробиралось все дальше, к самому сердцу. Еще немного — пронзит и его. И демон с ним, с этим сердцем, некоторые говорили, что у Хоука не было сердца. Может, стоило попрощаться с ним и сейчас.
[indent] Больно уже не было.

+1

15

Он думал, стоит переступить черту, его сожжет к демонам, как сухой лист, но за чертой было… спокойно. Тьма обволакивала, баюкала, обнимала теплом, забиралась в легкие, под кожу, и – все еще могла смять, раздавить, уничтожить. У этой тьмы было имя.
— Хоук, — выдохнул Андерс в чужие губы, разорвав поцелуй, но не отстранившись, и глядя в глаза. Пытаясь увидеть в них хоть что-нибудь, чтобы понять. Почему? Как? Чем он заслужил вообще? Разве можно – его, одержимого, отступника, вот так вот – целовать осторожно, нежно, и обнимать — бережно? Ответа в черных глазах не было. Или он не мог его увидеть, слишком ошеломленный, сбитый с толку нехваткой воздуха, головокружением и тихой внутренней истерикой духа, который еще меньше понимал, что происходит. Он был уверен, что похоронил эту часть себя, впустив Справедливость. Был уверен, что его… привязанность к Хоуку так и останется невысказанной, нереализованной и безответной. Он три гребаных года сдерживался, мысленно заколачивал гвозди в крышку метафорического гроба – это любовь, это спокойствие и стабильность, это семья, это нормальная жизнь. Выматывался, допоздна работая в клинике или посещая пациентов, забивая время работой или компанией, чтобы не думать, не видеть снов, но все равно, стоило остаться в одиночестве и закрыть глаза – тут как тут. Андерс хотел бы сказать, что демоны его не преследуют, но один все же был, и с ним даже Справедливость не мог совладать, — Я… — слов не нашлось. Ну что он мог сказать: «подумай с кем ты связываешься, Хоук, я одержимый, отступник, и принесу только кучу проблем»?.. А то он сам не знает. Знает, и не забывает напоминать. Нет слов. Может, и не надо их сейчас вовсе. Андерс прикрыл глаза, и снова подался вперед, обнимая ладонью лицо мужчины, целуя порывисто и крепко, обмирая от прокатывающихся по телу волн жара и холода и дурея от того, что – можно.
Сзади раздалось дипломатичное покашливание. Маг вздрогнул и отпрянул, резко побледнев.
Создатель! О чем он только думал?! И хрен бы с ними с поцелуями, но если их предшествующий разговор слышали… Андерс ощутил, как почву едва не выбило из-под ног.
Но у входа в лечебницу стояла Лирен с ящиком, полным пустых склянок, реагентов для возгонки и льняных бинтов.
— Я хотела спросить, не нужен ли еще эльфийский корень, — старательно отводя глаза, произнесла женщина,  — Так бы я просто оставила ящик и… Здравствуй, Хоук.
— Нет, нет, все есть, спасибо, Лирен, — затараторил Андерс, к лицу которого медленно возвращалась кровь, — У меня все есть, ничего не надо.
— Тогда я пойду, — поджав губы и кашлянув (Андерсу показалась, что за кашлем она спрятала смешок), сказала она, — И там, это, очередь. Я скажу, что ты занят.
— Нет, я всех приму! Пожалуйста, дай мне пять минут, если ничего срочного, — попросил Андерс. Хотя оба они знали, что выбора нет ни у него, ни у пациентов.
— Да уж ничего, — хмыкнула ферелденка, — Я скажу подождать.
Когда она ушла, Андерс повернулся к Хоуку, затирая пальцем висок и опустив голову, будто болела голова.
— Работа, — целитель вскинул лицо, посмотрел на Хоука. Не сдержался, снова, ну как тут сдержишься, потянулся за поцелуем и снова чуть не забыл обо всем на свете, — Я бы хотел увидеть тебя сегодня снова. Это возможно?  — он улыбнулся одними глазам, лишь тая намек на улыбку в подрагивающих уголках губ.

+1

16

[indent] Это все-таки не было Недремлющее море. То было беспокойным и ритм у него был рваным, а шторм в любую секунду грозился уничтожить утлую лодчонку твоего существования. Нет, это было ласковое море у берегов Антивы. Внизу, на самом дне, было тепло, уютно и темно, та темнота и спокойствие царили здесь так, как и хотел всегда Гаррет. Ну и что, что на дне моря нет воздуха и тишина продержится от силы минуты две? А потом — пустота.
[indent] Хоук открыл глаза, смотря в ловя золотистый взгляд целителя — смешно. Он так удивлен. Поражен до глубины его одержимой души. Это было одновременно смешно и странно — пожалуй, только Андерс и не заметил взглядов, которые останавливал на нем Гаррет — а заметили все, что стало уже поводом для шуточек в "Висельнике". Но да ладно, пусть удивляется, очень забавно было смотреть на его ошеломленное лицо. Он даже успел смешливо сощурить глаза и, негромко посмеиваясь, в чужие губы уже заметить, что да, уже двадцать девять лет как Хоук, прежде чем Андерс потянулся снова — и как было ему не ответить?
[indent] Вежливое напоминание о том, что, мол, ребята, вы вообще-то в клинике, а не у себя дома, заставило Гаррета поднять голову и посмотреть на темноволосую женщину. Та, кажется, очень сильно сдерживалась, чтобы не прокомментировать происходящее. По крайней мере, мужчине показалось, что он видел это в ее глазах. А, Создатель, пусть себе.
[indent] — Здравствуй, Лирен, — так радостно откликнулся Хоук, словно женщина была единственной во всем мире, кого он хотел видеть вот конкретно в этот момент.
[indent] Он, впрочем, не спешил Андерса отпускать, все еще держал руки сомкнутыми вокруг него. Да и с чего бы выпускать? И так хорошо. Его лично вообще не смущало, что их вот так вот застукали, маг вообще был не особо стеснительным и робким парнем. А если она слышала их разговор... что ж, если она не выдала Андерса храмовникам раньше, то и сейчас вряд ли торговка пошла бы на это. Поэтому он веселился, что можно было определить по блуждающей по губам улыбке, которую он даже не собирался прятать. И, пока целитель торопливо и неловко разговаривал (он пытается оправдаться, что ли? Тьфу...) с ферелденкой, Хоук, без всякого там смущения и вообще наплевав на все, стоял, уткнувшись носом в висок Андерса.
[indent] — Пока, Лирен, — вежливо попрощался Гаррет.
[indent] Работа. Ну да. Мага, пожалуй, было очень сложно словить, когда у него не было посетителей, которым нужна была помощь. Поэтому Гаррет только кивнул, мол-де, да-да, работа, конечно. Это не помешало, впрочем, снова прижать к себе потянувшегося мужчину, отвечая ему на поцелуй. Та часть Хоука, которая, отвечала за разум, плакала и стонала, пораженная его неразумностью и вообще редкой опрометчивостью. Очень настойчиво говорила о том, что он редкий идиот и просила не делать еще больших глупостей.
[indent] — Все зависит от тебя, — Гаррет все-таки отпустил Андерса, отходя от него на шаг и жестом подзывая к себе успевшего задремать, но все еще сонно поглядывающего карим глазом в хозяйскую сторону, что вытворял странное. — В Клоаку я еще раз не пойду, даже не смотри. Но я, например, забуду закрыть дверь.
[indent] Хоук развел руками, будто весь свои козыри"Порочной добродетели" отдавал в руки целителя, позволяя тому распоряжаться игрой на свое усмотрение. Мужчина усмехнулся в отросшую бороду, сощурил глаза, кинув наполовину насмешливый взгляд на мага и развернулся, уходя к печальной и рассохшейся двери.
[indent] За ней действительно обнаружилась целая толпа: что ж, не удивительно. Да и, в принципе, это была привычная картина. Ну ничего, он действительно может просто забыть.
[indent] Сильно устал за день.

+1

17

Андерс усилием воли заставил себя дышать ровнее. Тихо, тихо, ну чего так, всего лишь пообщаетесь без лишних свидетелей и запаха мочи, — успокаивал он себя. Вышло так себе. Вышло только не забыть окликнуть у самого выхода, и…
— Хоук, — негромко позвал Андерс, — Я приду, но подумай еще раз, оставлять ли дверь открытой. Ты знаешь, кто я и что я. Если будет заперто, — он усмехнулся, — Я буду знать, что ты внял моему предупреждению.
В глубине души он знал, что дверь будет открытой. Именно потому, что закрыть дверь, для Хоука будет значить – отступить, передумать, переменить слово… сдаться. Насколько Андерс успел понять, сдаваться Гаррет Хоук не умел.
А у него самого впереди был очередной длинный и тяжелый день, который надо просто пережить.   
________

К концу дня Андерс ощущал себя выжатым как лимон. Как только Хоук ушел, он погрузился с головой в работу, запретив себе даже думать обо всем, что её не касалось, и с некоторым удивлением обнаружил себя сидящим на койке в опустевшей лечебнице. Двое беженцев и бывших пациентов наводили порядок – он слышал, как они переговариваются, слышал плеск воды, которой отмывали от крови стол, шорох метлы по полу, который мети – не мети – никогда не будет идеально чистым. Маг заставил себя подняться и снять пропитанную чужой кровью и собственным потом мантию. Он никогда не просил ни Лирен, ни её помощников стирать свою одежду: замачивал с мылом в той же бадье, в которой купался, но иногда, возвращаясь из очередного «да тут делов-то на полдня» через несколько суток и ожидая обнаружить разлезшуюся и заплесневевшую одежду там же, где оставил, находил её выстиранной, высушенной и аккуратно сложенной на койке. Сейчас, он подозревал, будет та же история: у него нет времени стирать мантию, он просто сложит её на койке, честно намереваясь постирать как только вернется, но завтра найдет её уже чистой. Было бы мучительно неловко, если б он не был так вымотан.
Запах крови, казалось, въедался в кожу, оседал на губах. Густой, железный, чуть сладковатый – до легкой тошноты. Андерсу казалось, что от него несёт кровью, и никакое мыло, никакой шалфей, чабрец и любисток не вытравят этот запах, с каким остервенением не три руки, лицо, шею, пока кожа не покраснеет и не начнет скрипеть – все будет без толку.
Он чувствовал касание Справедливости весь день: дух, каким бы гневным и тяжелым соседом не был, все же помогал ему лечить быстрее и качественнее, если бы он пытался обойтись стандартным набором целительских заклинаний и практик. Сейчас близкое ощущение Тени исчезло, но мысли, лезущие в голову, определенно не могли принадлежать ему самому (или могли? Андерс давно уже не мог сказать). Куда ты идешь, зачем тебе это, это только отвлекает тебя от дела, — говорил себе(?) Андерс (?), ты принял решение сделать все для свободы магов, так зачем же позволяешь этому человеку сбить тебя с пути? Он не союзник тебе, он не понимает тебя, он помешает тебе, не иди, неужели твое тело властно над твоими мыслями и стремлениями, ты понимаешь, что это не закончится ничем хорошим, вы просто уничтожите друг друга ко всем демонам. О, свежая рубашка, на что ты вообще надеешься, глупец, ты жалок, это отвратительно, успокойся, выдохни, подумай, пойми!..
…без толку.

+1

18

Верхний город был, конечно, куда приятней Клоаки. Здесь тоже не все было отлично, но, по крайней мере, Хоук не смотрел себе под ноги постоянно, чтобы не испачкать ненароком только вычищенные сапоги. Да и вообще тут все было куда спокойней, чем там, где сейчас жили отбросы общества и те из беженцев, которые так и не смогли устроиться в жизни должным образом. Причины были разные, конечно, но основные Гаррет одобрить не мог: он-то сам через все это прошел и был уверен, что всегда можно было найти вариант — было бы желание, которого у большинства не было.
Вернувшись домой, первым делом Хоук выкупал пса, который вонял так, что дохли цветы в вазонах, за которыми так упрямо ухаживала мать, а расстраивать ее такими мелочами не хотелось. Эжик был против глобальной помывки, сопротивлялся и верещал, но куда ему там было, пришлось смириться. Пес долгое время потом ходил на двух задних ногах, обтирая голову, плечи и шею об ковры, расстеленные на полу и подобрав под себя передние, убирая лишнюю влагу, но Хоука это не сильно волновало. Тем более, что он был занят примерно тем же — вонь Клоаки, казалось, въедалась даже под кожу.
Но тоже нет, отмывался вполне удачно.
В голове все еще шла внутренняя война, лагеря не менялись. Одна сторона закидывала его гнилыми помидорами и орала о том, что Хоук сошел с ума, что Хоук — идиот, которых нужно еще найти, и то, что связываться с одержимым, особенно вот так — это просто верх кретинизма, и нужно же было просто додуматься! Крики были достаточно громкими и убедительными, чтобы мозг важно кивал и соглашался с каждым словом. Да, совершенно верно, это самоубийство и быть такого не должно. И он должен не просто прекратить делать этот бред, какой делал, а вообще отодвинуть от своей бессмертной души подальше радикально настроенного одержимого.
Вторая же часть закатывала глаза на аргументы первой и говорила, спокойным и уверенным голосом, что Гаррет все правильно делает: просто нужно быть внимательным и немного — осторожным. Что нужно будет смотреть в оба глаза и тогда будет все просто замечательно. И то, что он все-таки заслужил немного обычного человеческого тепла.
Оба заслужили.
Второму стану хотелось, конечно же, верить больше, поэтому, пока Хоук стоял у двери и гипнотизировал взглядом дверной замок, он размышлял о том, а правильно ли делает все, в самом деле.
Получалось так, что у него не было ответа.
[indent] Наплевав на все, после долгих и нудных размышлений, Гаррет сделал то, что и озвучил: он “забыл” закрыть дверь, отвлекся на мабари, который подбежал и начал вилять куцым хвостом. Дальше будет видно. А пока он просто не хотел ставить на весы разум и сердце и смотреть, что перевесит. Возможно, это было неправильно, и тем не менее.
[indent] В камине трещали дрова, огонь плевался огненными искорками, и свет падал неровными косыми линиями на книгу, которую Хоук держал в руках, сидя на полу и опираясь спиной на боковую стенку собственной постели. Все-таки Варрик умел прекрасно писать, пусть Гаррет и подкалывал его на счет этого. Да и такое чтиво прекрасно годилось под его нужды: узнавая лица и улицы, уходить головой вон туда, а не быть здесь, где есть слишком много вопросов, на которые Хоук не имел ответа.
[indent] Мабари проснулся, перекатился на постели и спрыгнул на пол, прижимая короткие уши к голове и молча, но настороженно смотря на дверь.
Гости, значит.
[indent] Гаррет точно знал имя этого гостя, но решил, что встречать не будет, как подобает радушному хозяину: в конечном итоге, у него была книга, а в ней — глава, что не была дочитана. И вообще собьется еще.

Отредактировано Garrett Hawke (2018-04-27 22:55:39)

+1

19

Верхний город встретил запахом цветущих деревьев и колокольным звоном. Андерс представил, как процессия сестер идет по ступеням церкви, держа в руках свечи, как какая-нибудь преподобная мать покачивает курильницей, распространяя сладкий дурманящий аромат благовоний. Смирение на их лицах, милосердны их улыбки, печальны и радостны их глаза – Создатель наказывает нас, но надежда все же есть, и мы несем Песнь Света во все уголки земли… За каждой из сестер тянется кровавый след, кровь стекает с подолов их одеяний, въедается в швы между брусчаткой, но они не замечают её.
У входа в особняк Хоука Андерс остановился. Все еще можно уйти. Все еще можно остановить. Сделать вид, что ничего не произошло. Или просто объяснить словами. Принять сложное, но необходимое решение.
…кому необходимое, Джастис. Тебе? Мне? Нам? Посмотри на храмовников. На церковь. В них есть вера, но нет любви – и они стали фанатиками. У них есть власть, но нет любви – и они стали насильниками. Если мы будем сражаться только «против», а не «за», если забудем о причинах… без моей любви ты станешь жестокостью, ты станешь местью, это уже почти произошло, позволь мне не потерять себя. Не потерять нас.

Тишина. И колокольный звон плывет над городом.

…ты не мог найти девочку. Милую, славную, хорошую девочку, Андерс. С ямочками на щёчках и синими глазами. Такую, чтоб пекла пирожки и переписывала вручную твои манифесты. Чтоб ты хотел её защищать. Чтоб она тебя не боялась. Чтоб поддерживала. Нет, Андерс, тебе надо было втрескаться в здоровенного бородатого мага-отступника с охреневшим самомнением и непоколебимой уверенностью в своей правоте, за которым остаются вереницы трупов и который не видит проблемы заехать тебе по лицу, не снимая латной перчатки. Думаешь, в следующий раз не заедет, когда посчитает, что он прав, а ты – нет? Хрен с ней с бородой, Андерс, «мы-же-не-влюбляемся-в-тело»-Андерс, что ты вообще в нем нашел, кроме увлекательной попытки суицида?
Андерс не мог ответить. Он не видел ни одной рациональной причины находиться здесь, не знал сам, что нашел в Хоуке, но знал, что готов отдать многое, лишь бы…
Многого хочешь, Андерс, вот это уже слишком.

Он вздохнул и коснулся ручки двери. Не заперто. Забыл закрыть двери. Не внял.
Прихожая и основная зала были погружены в полумрак. Никого. В первый миг Андерс ощутил прилив паники – всё это здорово напоминало ту ситуацию, когда заходишь в пустой особняк, а потом из всех углов начинают лезть призраки, демоны и восставшие мертвецы, а хозяева обнаруживаются обезумевшими или мертвыми в дальнем углу. Перед мысленным взором немедленно встала картина – Гаррет лежит, неестественно выгнувшись, на кровати, стынущая кровь капает со свесившейся руки – безнадежно-мертвой, холодной, и нет в мире никакого чуда, чтобы мертвое снова сделать живым. Его передернуло. Он заставил себя выровнять дыхание и погасить волну страха, заставляющую слабеть руки и ноги. Все в порядке. Это даже не предчувствие, это просто паника. Так бывает, когда градус приключений в твоей жизни превышает все допустимые пределы. 
Хоук обнаружился вполне живым и довольным жизнью – читал у камина в своей комнате, одетый в домашнее и по-домашнему уютный, даже не верилось, что он способен пробуждать выжигающую все на своем пути стихию.
— Справедливость мне весь мозг проел, — с улыбкой сообщил Андерс вместо приветствия, проходя ближе к камину, — Считает, что я не должен был приходить. Тут мы с ним не сходимся.

+1

20

[indent] Мабари, увидев Андерса, недовольно заворчал: ну вот, даже не чужой, и хозяин не напрягся, и вообще я из-за тебя проснулся, человече, а это всего лишь ты. Мерзкий человечишка, нарушил мой сладкий собачий сон, а это только ты и даже защищать не надо, мог бы спать и спать себе, не вскакивая с мягких перин. Как-то так можно было перевести это ворчание, с которым пес удалялся, растягиваясь вдоль порога комнаты с крайне недовольным видом. Ворчание, впрочем, достаточно быстро стихло, а Хоук повернул голову и посмотрел наверх, хмыкнул и похлопал по ковру рядом с собой ладонью, мол, садись.
[indent] — Справедливость имеет что-то против меня? — он сделал вид, как будто разочарован. Кошмар какой, его не одобряет какой-то бешеный дух, для которого нет ни правых, ни виноватых — только те, кто с ним не согласен и должен быть предан огню. Или еще чему-то, что придет в его больной мозг — если, конечно, у духов есть мозг. Но, так или иначе, больше не стоять на пути — а самый верный здесь способ — убить и больше не думать о том, что кто-то может помешать высшей цели. — Он разбил мне сердце. Я к нему со всей душой, а он ко мне так. Вот так и передай.
[indent] Иронии в его голосе было более, чем достаточно.
[indent] Он одержимый, Хоук, у него этот Справедливость, который натворит еще бед. Он одержимый и ты утонешь вместе с ним, когда придет время расплаты. А расплата будет страшной, Гаррет, не надо, что ты делаешь, остановись и подумай. Но Гаррет, вроде, и не бежал никуда сломя голову, чтобы было как-то так, нет?
[indent] Или бежал?
[indent] Ему было сложно оценить собственные действия со стороны и насколько фатальными будут последствия. Хоук, может, и понимал, что это все не закончится добром, но ведь надежда умирает последней, нет? Разве можно было ставить крест на человеке, потому что внутри него живет сумасшедший дух? Этому должно быть решение. И наверняка можно найти компромисс в его стремлении освободить магов. Хоук, например, очень сильно надеялся, что он достучался до Андерса сегодня, что тот не станет рубить с плеча и хотя бы поговорит с той же Эльтиной. А он будет этому всячески помогать.
[indent] Правда была давно размыта и с сильно стертыми границами.
[indent] — У меня нет друга-Справедливости, но мой мозг мне говорит, что я неправ, знаешь, — Гаррет все-таки повернул голову, отрываясь от книги и посмотрел на Андерса. — Что, мол, я творю страшное. И что мне это все аукнется так, что не встану больше. Что ты об этом думаешь?
[indent] Пожалуй, да. Хотелось услышать, что об этом думал сам страшный маг-отступник с бешеным духом внутри. Не то, чтобы Хоук был настроен на глубокие философские разговоры, но вот это хотелось бы услышать. Тем более, если уж они расходятся во мнениях со Справедливостью, а это ох какая редкость.
[indent] Ведь не зря дух выбрал именно Андерса. А Андерс, по глупости своей, пустил духа в себя. Сколько раз все более опытные маги повторяли, что обитатели Тени опасны — а, наплевать. Как об стенку — горох.
[indent] Но не суть. Этот вопрос можно было решить позже.

+1

21

— Он и так все слышит, Хоук, я же говорил, что он вроде как часть меня, — устало отозвался Андерс, опускаясь на ковер рядом с Хоуком. Камин был растоплен на совесть. Пускай в Киркволле весна уже вступила в свои права, но до того времени, как они будут изнывать от жары и ночью, а Клоака начнет задыхаться в собственной вони оставалось еще месяца два, так что за время прогулки от Клоаки до Верхнего города он слегка продрог. Но сейчас, под насмешливым взглядом Хоука и ироничными комментариями, совершенно не чувствовал, что согревается.
Хоук соизволил оторваться от книжки и обратить на него взгляд. Даже задал вопрос.
Что я здесь делаю. Вот именно, Андерс, что ты здесь делаешь.
— В какой из моментов ты творишь страшное, Гаррет, — уточнил отступник, — Решая проблемы за половину Киркволла и окрестностей, включая наместника, городскую стражу, долийцев, кунари, стражей, аристократов? Или сейчас? Со мной? –маг казался гораздо спокойней, чем был в клинике, даже в глаза смотрел почти спокойно. Возможно, сказывалась усталость.

+1

22

[indent] Взгляд у Хоука стал задумчивым.
[indent] И действительно. Гаррет прикрыл глаза, отложил книгу в сторону и повернулся, садясь лицом к Андерсу и спиной к камину. Сразу стало очень жарко в загривок, но да ничего. Наклонив голову набок, он слегка пожал плечами.
[indent] — С тобой. Здесь и сейчас. И несколько часов назад тоже.
Он усмехнулся, но получилось невесело. Не это ли назвать странным? Это. Было очень странно, на самом деле, обнаружить себя в таком интересном положении. Никогда бы не подумал, что свяжется с отступником-революционером, которого будет вести вперед жажда справедливости (Справедливости?), и те границы, о которых он думал, будут быстро стерты, как будто ничего и не было.
[indent] — Мой мозг почему-то ничего другое не занимает.
[indent] Нет, бывало, конечно, что он сам с собой вел диалог — мол, идиот ты, Гаррет, носишься, как потерпевший, что-то решаешь, кого-то спасаешь, кого-то казнишь. Но возмущал его рассудок только факт наличия Андерса в его окружении.
Таком, хм… близком окружении. Тоже странное, потому что вокруг было слишком много вещей, которые были способны его возмутить.
[indent] Очень много.
[indent] — А ты, значит, считаешь, что все то, что я делаю — это страшное, м? — вопрос был философский, задан спокойно и тоже, да, немного устало. Но хоть пропало ощущение ножа в спине. Правда, не факт, что надолго.

+1

23

Андерс медленно приподнял левую бровь, всматриваясь в глаза другого отступника и пытаясь понять о чем они сейчас на самом деле говорят. Что пытаются выяснить. Где подстелить соломки, чтоб падать не так больно. Это все для него было новым и весьма необычным. В Круге любые отношения ограничивались банальной физиологией. А уж если твое сердечко колотилсь быстрее при виде другого человека – это был повод обходить его по самой широкой дуге. Осторожно, влюбляться запрещено, будет больно. Андерс практически нарушил это правило, когда подружился с Карлом, но между ними двумя никогда и не было таких уж искр, чтоб "до гроба". Игра, чтобы спрятаться от реальности, переросла в дружбу и признательность. А потом произошло именно то, чего они оба боялись – храмовники нашли переписку и, усмирив Карла, заставили его выдать друга. А он убил его собственной рукой. Вполне себе причина замкнуть сердце на замок и сказать, что больше никогда.  Только хер что вышло.
— Приятно знать, — усмехнулся Андерс, — Что я не одинок в своем смятении. Я не считаю, что всё, что ты делаешь, можно описать как «страшные вещи», — тон мага чуть повеселел. Огонь за спиной Гаррета создавал будто ореол вокруг его головы. Рыжеватый такой. Красиво, — И я не считаю, что сейчас и несколько часов назад тоже может считаться «страшными вещами». Ну разве что ты собираешься привязать меня к кровати и щекотать мне перышком пятки до самого утра. Это я сочту очень страшной штукой. Нет, — он посерьезнел, по привычке отводя глаза как только в ход пошла болезненная откровенность, — Я не знаю. Я знаю только что не могу… не хочу сдерживать то, что ощущаю к тебе. 
Это было тяжело произносить. Это давало Хоуку огромную власть, пожелай он этого. Но, наверное, в какой-то момент Андерсу стало все равно. Так ты бежишь от чего-то всю жизнь и боишься оглянуться, а потом ты вымотан настолько, что останавливаешься и поворачиваешься лицом к одному из самых больших своих страхов, которого никогда не видел. Ну. Ладно. Дальше – что?
— Так что если гласу рассудка суждено вмешаться сегодня, он явно будет твоим, — Андерс заставил себя поднять взгляд и посмотреть в глаза Хоука. Улыбка получилась немного вымученной.

+1

24

[indent] — Я бы не сказал, что испытываю смятение, — Хоук вернул Андерсу усмешку.
Впрочем, потом опустил глаза, прикрывая их. Понадобилось несколько долгих, очень долгих, секунд, чтобы привести голову в порядок. Война внутри головы взяла передышку и сейчас там было пусто, не хватало только перекати-поля да свиста ветра, который сквозил бы в самых страшных и самых темных уголках его разума. Чисто не хватало для атмосферы, а Хоук любил атмосферность. Он обладал очень живой фантазией, которая подкидывала ему, зачастую, такие смешные картинки. Или не очень смешные.
[indent] И да. То, что он испытывал, не было смятением. Это было что угодно, но только не смятение. Сомнения? Да. Определенного рода опаска? Да. Подозрительность? Да. Но не смятение. Хоук редко когда был настолько спокоен и настолько уверен в происходящем.
[indent] Гаррет поднял глаза снова и хмыкнул, растягивая уголок губ в невеселой усмешке.
[indent] – Учитывая мои непростые отношения с твоей Справедливостью, — о да. Примерно: "да пошел в самый дальний угол Бездны, дух! Увижу — отправлю в такие глубокие е... Тени, что больше не очухаешься!". О этих непростых отношениях знали чуть ли не все, кто периодами сопровождал Хоука в его постоянных бегах туда и сюда, — и то, что мой рассудок внезапно с ним согласен, я предпочту сделать ровно наоборот. Знаешь, как делают мальчишки вопреки родительской воле? Вот как-то так.
[indent] Он улыбнулся чуть шире.
[indent] Это, конечно, не было причиной поведения Хоука, нет. Шутка была вялая, слабоватая, в общем и целом — такая себе, плоскенькая. Но Гаррет чувствовал себя сейчас ленивым и расслабленным, как будто ему лень было даже шевелиться и разговоры разговаривать. Может, так оно и было.
[indent] Мужчина поднял руку, положил ладонь на шею Андерса, погладил большим пальцем за ухом, чуть прищуриваясь.
[indent] – Да и надо ли их слушать? – философским тоном поинтересовался Хоук, как будто он не знал ответа или же это его действительно интересовало. Катастрофа... это все обещало стать катастрофой.
[indent] Что-о-о ж.

+1

25

Хоук не любил Справедливость. Факт. Интересно, сильно бы он удивился, если б узнал, как часто тот одобряет его действия? Когда он вывел на чистую воду капитана Дживена. Когда убедился, что храмовник не одержим и вступился за него перед капитаном. Когда убил Идунну. Справедливости мог нравиться или не нравиться Хоук, но его действия до сих пор бывали оценены достаточно беспристрастно. Что духу действительно не нравилось – и тут Андерсу практически нечем было возразить – это то, какое количество времени занимали мысли о Хоуке, и-и-и ну да, духу вряд ли доставляли удовольствие обрывки определенных фантазий. Он поначалу честно пытался вникнуть в эту часть человеческой жизни, но довольно быстро сдался, ворча (если духи умеют ворчать – Андерсу было приятней думать, что да) что это не входит в сферу его интересов и целей. 
Андерс даже не придал значения тому, что из слов Хоука выходило, будто его выбор – только потому что его рацио согласно со Справедливостью. Как бы назло и вопреки обоим. Он отметил это, но тут же выбросил как ненужное и несущественное, потому что горячая ладонь легла на шею и нехитрая ласка прокатила волну тепла по телу.
— А ты позвал меня чтобы поговорить? – спросил Андерс, до которого собственный голос доходил глухо, как сквозь толщу воды – в фокусе оставался один только Хоук, его насмешливый прищур, растянутые в улыбке губы, идущее от тела тепло и запах – сейчас чудились горящие сосновые поленья. Или это не Хоук. Это камин. Совсем голову потерял, дурак ты, Андерс. Он накрыл своей ладонью ладонь мужчины, лежащую на шее, провел до запястья, повторил кончикам пальцев рисунок вен на тыльной стороне кисти. Руки Хоука тоже всегда завораживали. Целиком. От кистей до перевитых мышцами и венами предплечий и крепких плеч. Проклятье, наверное, если б не было больше ничего, можно было бы влюбиться в одни только руки. Он протянул свободную руку, зеркально повторяя жест мага. За ухом был вихрь – он знал, заметил еще в одну из первых вылазок, делая суровое лицо за спиной Хоука, покуда тот угрожал не то контрабандистам, не то еще каким бандитам. Пялился на это вихрь за ухом, на кусок смуглой кожи, и наверное когда-то тогда началось это бесконечное свободное падение. Бандиты, возможно, решили, что он косоглазый. Андерсу, впрочем, было плевать,  — Или, — губы мага тоже дрогнули в улыбке, — Ты уже наговорился?

+1

26

[indent] Не-е-е-е-ет! — верещало в голове рациональное мышление.
[indent] Оно бегало по пустой черепной коробке и заканчивало жизнь суицидом, разбиваясь о ее стенки. Зато выглядело практически героически — ну, в голове у Гаррета, разумеется. Наблюдать было практически одно удовольствие.
[indent] Не-е-ет! — орало все внутри него и било в набат. Нет-нет-нет, Хоук, нельзя, Хоук, фу, нельзя, плюнь, нет, Хоук, да твою же мать, Хоук!..
[indent] — Нет, — усмехнулся Гаррет.
[indent] Где-то на грани сознания рациональность и трезвый рассудок всхлипнули на пару, обнялись и продолжили рыдать. Сердце, была бы у него какая-то форма, вместе с душевными переживаниями, победно вскинули головы. Катастрофа, да. Это закончится катастрофой, рекой крови, смертями и шлейфом боли, от которой он никогда в жизни не избавиться.
[indent] Гаррет это понимал настолько четко, насколько было возможно, пока щурился практически лукаво, смотря в глаза Андерса. Расплавленное золото. Или мед. Так или иначе, в этих светлых глазах отражались язычки пламени, делая его взгляд каким-то совершенно демоническим. Да... больше все-таки золото, а золото — мягкий металл. Самый мягкий из металлов, самый подлый из металлов. Самый кровавый. И, да, самый красивый, зачастую — будоражащий душу многих. Заставляющий людей делать страшные вещи только для того, чтобы получить его в свои руки.
[indent] Катастрофа. Да. Нужно было об этом помнить.
[indent] Просто помнить. Или не забывать. Разница, почему-то, казалась огромной, размером с неплохую пропасть.
Хоук мог бы сказать, что он, вообще-то, не звал — всего лишь забыл закрыть дверь, а Андерс пришел сам. Но все это казалось такими детскими играми, которые не были сейчас уместны. Может, как-нибудь потом можно будет поднять тему, кто кого звал, а кто кого не звал и кто вообще приперся сам, и, конечно же, "без приглашения". Он ответил негромким смешком, чуть приподнимая подбородок. Ты посмотри на него, шутки он шутит. Шутник демонов, Создатель прости за все это.
[indent] — А если нет? — поинтересовался Хоук ироничным чуть тоном. — Будем дискутировать, пока кто-то не прибежит ко мне на порог с воплями "Хоук! Хоук! Помоги-спаси-там-опять-дракон-в-подвале-сделай-что-нибудь-ты-же-можешь-все-великий-и-могучий-Хоук-кого-волнует-что-ты-устал-и-вообще-немножко-занят"?
[indent] Он усмехнулся, однако чуть надавил за затылок целителя, подтягивая его поближе к себе. Слегка наклонил голову, практически касаясь губами губ — так, что чувствовал на собственных чужое дыхание.
[indent] — Или все-таки нет? — в голосе все так же слышалась насмешка.

+1

27

«Нет» все-таки. Андерс, кажется, не сдержал улыбки в ответ на смешок Хоука. Не говорить. Надо же. А он-то с собой полные карманы исписанных мелким почерком бумажек притащил (на самом деле нет) в надежде на плодотворную дискуссию до ора, молний и привлечения крепких алкогольных напитков.
Хоук играл, так казалось Андерсу, оттягивая момент, когда оба наверняка не смогут думать, провоцируя, насмешничая, иронизируя… Дразнил призрачным прикосновением губ, обжигал дыханием, крепко удерживая руку на затылке. Контролирует. Все-то ему надо контролировать.
— Смотря о чем бы ты хотел поговорить, — в тон ему улыбнулся Андерс, путем Создатель весть каких усилий удерживая на поводке дыхание, хотя сердце готово было прорвать грудную клетку, — Иногда бывает полезно обсудить, — он едва удержался от нервного смешка, — …детали. Помогает избежать осложнений. Иногда.
...да он же боится. Боится точно так же, как и ты. Боится, что у тебя будет слишком много власти над ним. Боится, что потеряет контроль над ситуацией. Боится, что не сможет поступить правильно, что не поймет, как правильно, что снова потеряет. Боится что ты изменишься. Боится, что изменишь его. Боится, что… правильно, в общем-то, боится…
Осознание было внезапным и отрезвило не хуже ушата холодной воды на голову. Отрезвило, а потом сжало сердце когтистой лапой так, что желание уйти – и не уходить никогда – стало практически невыносимым.
Андерс сократил оставшееся расстояние до чужих губ, целуя медленно, но крепко, запустил ладонь в волосы на вихрастом затылке, будто хотел удержать на месте. Собственная реакция была… как лет в 14, как будто впервые, как будто – вот никогда раньше, и сердце замирает, и мысли в кашу, и что происходит вообще, и если б не умел магию контролировать – сжег бы все вокруг. Или дерево бы вырастил. Прямо тут.

+1

28

[indent] – Да ты что, – иронично протянул Хоук, – может, договор подпишем, после того, как закончим с обсуждением? Ну, так, чтобы потом предметов спора не осталось?
[indent] А сколько у них было этих предметов спора? Миллионы. У них было так много разногласий, так часто они друг на друга орали, размахивая руками, прихватывая за край одежды, пытаясь встряхнуть. Хоук-то вообще по лицу несколько раз прорядил, от всей души, всего того, что в нем было.
[indent] Они сталкивались лбами так часто, так ярко, так жарко — и что в итоге?
[indent] В итоге — легкое потрескивание камина и жар огня за спиной, Андерс в его доме, в его комнате, и да — сам позвал. Сам… если не начал, то продолжил. Сам. Ты, Хоук, сам это сделал, своими руками, сам принял решение и сам дрогнул, пойдя на поводу. Создатель всемилостивый, у кого? Отступника с революционными замашками, того, кто лечит сирых да убогих, вытаскивает магов из Казематов и сражается за иллюзорную свободу, преисполненный какими-то совершенно феноменальными мыслями, которым нет места в Кирволле. Да что там — нет места нигде в Тедасе, кроме, пожалуй, Тевинтера. Но там другая история. Дыхание Создателя! И вот здесь он дал слабину, а воля треснула, как гнилая тыква под сапогом.
Почему надо было искать именно таких сложностей? Или не искать?.. Так или иначе, это был Город Цепей и свою, кажется,    Гаррет Хоук уже нашел.
[indent] И почему-то даже не хотелось сопротивляться. Ни разу. Это, пожалуй, пугало, но об этом он подумает потом, когда останется в звенящем одиночестве, один на один со внутренними демонами, которые не чета тем, что живут за Завесой.
[indent] Не чета.
[indent] Гаррет только успел сделать вдох — и решил, что со всем остальным он разберется как-нибудь потом. Сейчас у него было другое важное дело, которое смотрело глазами оленя, повстречавшего волка, а все остальное вдруг померкло и стало монохромным. Только золотые глаза и стук чужого сердца, почему-то куда более громкий и частый, чем у него самого. Хоук так же пропустил светлые пряди между пальцев, но только для того, чтобы сжать в ладони волосы на затылке, зеркально повторяя движение — неужели оба были где-то там, глубоко, где нет место чистому разуму, убеждены, что кто-то может сбежать? — вторую руку опустил на пояс и подтянул к себе, и ответил на поцелуй, и отнюдь не спокойно, не так, как это было в Клоаке, без малейшего следа той уверенности.
[indent] Несмотря на все эти споры, на вообще все это, демоны дери, это было так странно, что все-таки это все происходило. И, тем не менее, Гаррет даже не подумал бы отступить. У него просто не возникло бы такой мысли. У него не было уверенности в правильности, с точки зрения рассудка, происходящего. Он ни в чем не был уверен, кроме того, что а гори оно все и будет так, как будет.
[indent] Наплевать. Потом.
[indent] Потом — отличное время.

+1


Вы здесь » Dragon Age: final accord » Пыльный склад » Questioning Beliefs [1 волноцвета 9:33]


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно