Вверх страницы

Вниз страницы

Dragon Age: final accord

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Dragon Age: final accord » Воспоминания прошлого » Долгая дорога домой [Драконис 9:47]


Долгая дорога домой [Драконис 9:47]

Сообщений 1 страница 7 из 7

1

Долгая дорога домой
http://forumstatic.ru/files/0012/04/67/66044.gif
Эллана не может оставить абы с кем спасённых из рабства детей, Маханон не может оставить Эллану, и вместе они отправляются верхом в предместья Викома, чтобы передать ребят родственникам — и вскорости вернуться к зовущему Маханона долгу.

Дата событий:

Место событий:

8—15 Дракониса, 9:47 ВД

Дороги и тропы между Риалто и Викомом, Антива и Вольная Марка

Эллана Лавеллан, Маханон Лавеллан
Вмешательство: не нужно

+1

2

Им повезло. Соседняя комната в таверне пустовала и спать вчетвером на одной кровати всё же не придётся. Дети, оказавшись в безопасности, крепко уснули обнявшись под теплым одеялом. И посидев с ними немного, Лавелланы ушли к себе. Элль не волновалась, оставляя их одних. Мстить больше не кому, а под тяжелым воздействием зелья, которым пичкали пленников на дальнюю дорогу, спать Антуан и Фелиция будут как минимум до утра, если не дольше.

Как только за спиной закрылась дверь, Эллана позволила себе расслабиться и поверить, что всё действительно закончилось. Она улыбнулась и нырнула в объятия мужа, прижимаясь крепко-крепко, словно боясь, что еще один миг и он вновь куда-нибудь умчится, гонимый необходимостью спасения мира, долгом или другими куда более важными делами. Обстоятельствами, которые кажется только и рвали всю жизнь в разные стороны. Но не теперь. Хотелось бы верить, что не теперь. И этот момент, когда она может обнимать, касаться, вдыхать его запах, чувствовать, что больше ни одна, вслушиваться в его дыхание растянется на дни, недели, годы. Целую вечность! Она могла бы так простоять.

— Поцелуй меня, крепко-крепко, как только можешь, — попросила Эллана, подняв глаза и нежным касанием пальцев проводя по щеке Маханона, словно все еще не верила, что это и правда он, а не мираж, готовый в любое мгновение рассеяться, оставив её в одиночестве. И даже губа ей не мешала, и синяки на подбитом лице не имели значения. Она давно умела терпеть и не такую боль, и сквозь неё хотела вновь ощутить тепло его губ и ласку поцелуев, по которым так отчаянно скучала эти недели. Без которых вся жизнь не имела ни цвета, ни вкуса, ни запаха.

Комната была такой же маленькой, как и любая другая в городской таверне. У стены стояла не самая большая кровать, но достаточная для того, чтобы на ней разместились двое. Письменный стол у противоположной стены стал пристанищем для лампы; рядом со старым шкафом, на одной дверце которого красовалось большое, в полный рост зеркало, притаилась тумбочка с умывальными принадлежностями. Окно выходило в переулок, по его бокам висели повидавшие сотворение мира шторы, перехваченные плетённом шнурком, крепящимся к крюкам на стене. Свет луны падал Лавелланам на лица и высвечивал светлую дорожку на полу. Но не смотря на простую обстановку и убранство, в этой таверне было тихо и чисто.

Вещи Элланы были аккуратно сложены в сумки, которые здесь не имело никакого смысла разбирать, тем более, что она не собиралась задерживаться на долго. Заставив себя, наконец-то, отлипнуть от Маханона, Элль подошла к ним, еле заметно прихрамывая, и  достала плотный сверток, перевязанный черной лентой.

— Вот теперь можно достать наконечники и зашить раны, — просто, словно о чем-то таком же обыденном как умыться, сказала Эллана и развернула сверток на столе. Кажется, ей было намного легче дотерпеть до этого момента, чем мужу, готовому чуть ли не при детях этим заняться. Она не стала обманывать, что ей совсем не больно, но вполне могла потерпеть еще чуть-чуть или не чуть-чуть — как придётся — чтобы не шокировать Антуана и Фелицию, или чтобы не оставлять их одних сразу же после того, как вырвала из цепких лап работорговцев. Эти дети итак слишком многому стали свидетелями в эти дни, чтобы добавлять к этому еще впечатлений. А боль… когда-то, в самом начале, Элль её боялась, готова была сделать всё, что угодно лишь бы вновь не испытывать, теперь же… Эллана не сказала бы, что с ней подружилась, но научилась жить, терпеть, игнорировать, вытеснять. Не позволять этому сигналу о том, что с телом что-то не так, мешать планам.

— Зажжешь лампу? — попросила Эллана, аккуратно доставая инструменты — острый нож, щипцы, иголку, нитку, склянку с обеззараживающим раствором и мазь. — Я могу все это сделать сама, тебе не обязательно мне помогать, —  сказала она, присаживаясь на край стола и снимая куртку с опоясывающими вставками из грубой толстой кожи, чуть морщась при этом. Расшнуровав ворот, она аккуратно спустила с плеча продранную стрелой и перепачканную кровью ткань рубашки, придирчиво разглядывая рану и поднимая глаза на Хано. — Так достаточно? Или мне всю рубашку снять?

Отредактировано Ellana Lavellan (2019-05-21 19:02:00)

+1

3

Волноваться и впрямь было не о чем — на выходе из комнаты, где спали дети, Маханон задержался, обернувшись и сделав в воздухе несколько жестов, от которых по ту сторону дверей мелькнуло и растаяло несколько слабых жёлтых сполохов. Эллана, наверное, могла бы узнать в этих движениях то, что не раз проделывала Хранительница, ставя такие же сигнальные маячки. Стоит детям проснуться и встать, магия предупредит об этом — как и о любой попытке выйти из комнаты или войти в неё, коснувшись двери.

Выдохнув с облегчением соскользнувшей с плеч горной гряды и, похоже, только сейчас позволив себе хоть сколько-то расслабится, Маханон бережно обнял Эллану, не переставая беспокоиться о полученных ею ранах и не желая сделать больнее то, что и так ей приходилось терпеть. Ему потребуется много времени, чтобы правда помочь своей магией — так, наскоро, на бегу, получилось только остановить кровь и на время пригасить чувствительность; но по тому, как осторожно Элль двигалась, как замирала, как украдкой закрывала глаза, маг, следя за ней пристальней, чем сокол за добычей, видел как на ладони, что время это было недолгим. Понимание, что внутри, за распоротыми мышцами, сидят наконечники стрел, холодило до костей — и как же давно ему хотелось просто увести её в сторону, усадить и навести с этим порядок!.. Но дети, дети, сначала дети, которым и так хватило переживаний — незачем обращать их внимание ещё и на раны; и Маханон терпеливо выжидал, не особенно стараясь, впрочем, скрыть напряжение от этого ожидания.

В ответ на просьбу он повёл мягким пассом пальцев у щеки Элланы, словно повторяя её жест — но не столько прикасаясь, сколько применяя засветившуюся спокойной зеленцой магию, подправляя, подлечивая губы и расцарапанные, с трудом очищенные влажным платком щёки. Это была не первая попытка, но с каждой такой от ссадин и царапин оставалось всё меньше следов. Было бы у него хотя бы полчаса... Но приходится признать: просто молча сидеть и смотреть друг на друга столько минут подряд, пока он будет сосредотачиваться на лечении, они попросту не смогут. Не было ни у него, ни у неё таких сил. И поцелуй, подхвативший эхо слов с губ Элланы, был тому только ещё одним подтверждением. Нескоро и неохотно прервавшись, Маханон вздохнул со смесью облегчения и досады, опуская голову лбом на плечо Элланы, сглатывая ком в горле. Она жива, она с ним. Что ещё в этом мире может иметь такое значение, как мечта юности, сбывшаяся пусть даже через десять с чем-то лет?..

Эллана, кажется, поняла, какой вопрос он хотел задать, подняв наконец-то голову и снова взглянув ей в глаза — и опередила, ответив мыслям так, что Маханону оставалось только кивнуть, следуя за ней практически шаг в шаг, проскальзывая пальцами по руке, приобнимая и кладя ладонь на живот, стоило Эллане остановиться у стола и заняться содержимым свёртка. Обернувшись на лампу, Лавеллан неопределённо дёрнул плечом, и вместо огня предпочёл снова обратиться к магии самой близкой себе стихии — и, повинуясь его жестам, под потолком над кроватью вспыхнул фиолетовый до белого, стабилизированный импульс шаровой молнии, расцветающий сияющими лепестками отделившихся искр и озаряющий комнату холодным светом, в котором раны видно куда отчётливей.

— И ты можешь представить, как я сижу, сложив руки, и просто наблюдаю, пока ты это делаешь? — иронично поинтересовался маг, покачав головой. Помогать не обязательно, нет. Но он хочет помочь. Он знает, как. На поле боя даже такие смешные способности целителя, не идущие ни в какое сравнение со способностью манипулировать энергией стихии, но подкреплённые необходимыми знаниями, способны спасти жизни. Хотя бы несколько жизней. — Садись, я займусь.

Спровадив Эллану на кровать под самый источник света, Маханон забрал инструменты и сел рядом.

— ...Сними, — после некоторой паузы, сменившейся приподнявшей уголок рта одобрительной усмешкой, ответил он. — Мы одни здесь, —  туманно добавил маг, прежде чем, склонив голову, деликатно поцеловать оголённое плечо выше раны. Дождавшись, пока Эллана разденется, он призвал на помощь новые молнии, иголочками впившиеся в кожу девушки до потери чувствительности, и взялся аккуратно обрабатывать рану, нет-нет да поглядывая мимо плеча со спокойным удовольствием. Всё моё — твоё. Чего им друг в друге сторониться или смущаться?..

Крючок не понадобился — открыв рану подобающим образом, Маханон сосредоточился на несколько ударов сердца, и злополучный кусок металла выскользнул сам, кинетической тягой поднятый и брошенный на положенную на одеяло чистую тряпку, которой эльф подтирал кровь — та, сколько ни старайся остановить, всё равно шла, хоть и тонко, струясь капельками к локтю и запястью.

— Один есть, — прокомментировал он оптимистично. — Теперь можно и зашить. Не чувствуешь ещё? — потрогал маг пальцами плечо возле разобранной раны. Мерзость и ужас, такого не должно быть с ней. Тем скорее хочется покончить с этим и сделать вид, что ничего страшного не было. Через неделю от ран этих и следа при бережном уходе не останется. А если и будут шрамы, то что это изменит? Их и без того теперь хватает на её коже. Не меньше, чем на его собственной.

+1

4

Эллана сняла рубашку, как и было велено и пристально наблюдала за работой мужа. И вовсе не потому, что не доверяла его действиям и предпочла бы сделать сама, нет. Совсем наоборот. Она никак не могла на него насмотреться. Особенно после того, как впившиеся в кожу иголочки, обезболили рану так, что Элль почти не чувствовала вмешательства и могла позволить себе просто наблюдать, впитывая каждую черточку мужа, каждое мимолетное выражение, сосредоточенно сдвинутые брови, наклон головы, фиолетовые отсветы от собранных под потолком молний на волосах, еле сдерживаясь, чтобы не трогать и не отвлекать. С магией всё настолько легче переживалось, что Эллана волей не волей смущалась собственной наготы, понимая, что в скором времени придется снять и штаны, чтобы достать наконечник, застрявший в бедре. И была в этом какая-то странность, что всего лишь за месяц она успела отвыкнуть показываться обнаженной, да и от того, что теперь замужем тоже. Нет, она прекрасно это знала, страшно тосковала, отсчитывала каждое мгновение до новой встречи… но всё равно, после такого перерыва, случившееся теми сумрачными зимними днями вновь казалось небывалым везением. Чудом, место которому где-то в чужой, не в её жизни. Может быть, если бы не обстоятельства, не раны, будь эта встреча той, которой планировалась — под ясным весенним небом, в доме добрых друзей, а не пропахших гнилью, солью и плесенью складах морского порта, не было бы и этих моментов неловкости. Наверное, их словно ураганом смело бы чувствами — любовью, радостью, страстью, и нырнув в бурный поток, Эллана не знала бы смущения и не сутулилась чуть-чуть, краснея под взглядами Маханона то и дело отвлекающегося от раны.

— Всё хорошо, я ничего не чувствую, — сказала она, лишь мельком глянув на кусок металла и тонкую струйку крови, бегущую по плечу к локтю. Это была не самая страшная рана, которую ей приходилось видеть и ощущать. Легкая. С которой не долго возиться и скоро уже они забудут о том, что они вообще были. Протянув руку, она провела пальцем по браслету из рыжих волос, всё еще оплетающему запястье Маханона и подняв взгляд, неловко улыбнулась. — Я так по тебе скучала. Это было самое сложное в эти недели. Скучать по тебе.

+1

5

Проследив за движением руки Элланы к своему запястью, Маханон поднял глаза навстречу, отвечая на её робость мягкой улыбкой — и, поймав ладонь девушки, аккуратно подтянул к губам, целуя её пальцы. "Я тоже, Элль. Я тоже..."

— Так и было, — выдохнул он, ластясь кончиком носа и тихо, довольно вздыхая. — Я тоже скучал по тебе. Безмерно. Высшее счастье для меня, что ты снова здесь, со мной, — деликатно прижавшись губами к костяшкам и запястью, чуть выше почти белого браслета на нём, Маханон отпустил руку Элланы и потянулся за материалами — дело стоило довести до конца. Насладиться друг другом можно и позже.

Потребовалось глубоко и ровно вздохнуть, снова напоминая себе: не чувствует, прежде чем он осилил проколоть иглой кожу и протянуть сквозь неё вымоченную в растворе нитку. Тщательно, стежок за стежком, маг зафиксировал края раны и с минуту, наверное, сосредоточенно чаровал над ней, чтобы положить начало скорейшему заживлению. Наконец, обтерев с кожи остатки крови, взял свежую тряпку и кивнул на бедро Элланы.

— Теперь это. Скажи, если рука начнёт болеть, я ещё раз обработаю. А потом заглянем в лавку травника и я сделаю для тебя мазь,— пообещал он, подготавливая инструменты для второй части работы и дожидаясь, пока девушка разденется. Смотреть на неё, обнажённую, даже держа в уме совсем другую надобность, было... притягательно. Чарующе — и до желания немедленно подойти, укрыть в объятиях, никому больше не показывать, оставив только себе. Опуская взгляд, чтобы не смущать её ещё больше, Маханон не мог сдержать улыбки от того, как ёкало сердце видеть её такой — своей и рядом. Те несколько дней и ночей в поместье он вспоминал бессчётное количество раз в пути, порой подолгу засиживаясь у огня и отрешенно перебирая пальцами браслет. Каждый момент. Каждый поцелуй. Всё то, что казалось невозможным, несбыточным — но получилось так просто, по единому наитию, по одному решающему шагу друг к другу. Тому, еще не понимающему до конца, не уверенному в том, что понимает она, но стремящемуся уберечь от потерь еще больших — и ещё более ненужных, чем те, что они уже пережили.

Чтобы с удобством заняться раной и не загораживать самому себе свет, Маханон, не спрашивая, встал перед Элланой на колени и принялся колдовать над её бедром — сначала в переносном, а потом и в прямом смысле, повторяя с очищенной и избавленной от наконечника раной всё то же, что уже проделал с плечом, так бережно подтирая каждую лишнюю капельку крови и вымеряя место для следующего стежка, что, казалось, потом и вовсе шов на бантик завяжет. Но нет, не завязал — просто затянул практичным  и крепким узлом, напоследок нежно огладив бедро девушки ладонью и поднявшись, чтобы убрать инструменты и окровавленные тряпки на столик и подать Эллане лежавшее в изголовье свёрнутое одеяло — потрёпанное, колючее, но без какого-либо резкого запаха, а значит, достаточно чистое. Подать — и помочь укутаться, чтобы ей не пришлось слишком шевелить рукой.

Не обращая внимания на то, что доски пола запылены сапогами, маг снова опустился на колени перед сидящей на кровати девушкой и сел на пятки, нежно скользнув пальцами по её рукам и взяв её ладони в свои, не отрывая от лица мерцающего бессовестным счастьем взгляда и разомлевше улыбаясь.

— Ты такая красивая. Никак не могу на тебя налюбоваться, — признался он негромко, поглаживая её ладони кончиками пальцев, а затем и вовсе придвинулся, обнимая колени и укладывая на них голову. — Элль... я очень по тебе скучал, — выдохнул Маханон, и где-то за этими словами был не только месяц порознь — но и все те годы, что он сначала слепо лишал себя её общества, а затем и вовсе думал, что потерял навсегда, едва оставляя место теплиться слабой, упрямой надежде на чудо. Чудо случилось — даже если совсем не так, как предполагал и как думал он до той встречи в портовом переулке. Эллана вернулась к нему совсем другой. Но она оставалась Элланой даже под всеми шрамами, под всем наносным и выученным. Как и он сам, изменившись, изменив свою жизнь, тянулся к ней всем тем и таким, каким был все те десять, пятнадцать лет назад — мягко прижимаясь щекой и поднимая голову только затем, чтобы бережно поцеловать над коленкой, не скрывая тысячи и одного чувства, что бередили душу в этот момент.

+1

6

Эллане было трудно наблюдать ту бережность и осторожность, которой Хано её окружил. Пару раз она порывалась остановить его, но смолчала. Можно было и не обезболивать, и шить быстрее, и стежки не выравнивать… ну подумаешь шрам останется — не первый и не последний. Убийца давно привыкла к боли и более того, ей казалось, что только боли она и заслуживает. Особенно теперь, когда предала надежды учителя, навлекла беду на ни в чем неповинную семью, и даже Адамаса  бросила в монастыре, лишь только услышала, что с ним всё будет в порядке, и умчалась по своим эгоистичным делам. И вот теперь ко всем прегрешениям имеет наглость быть счастливой.  Спокойной, будто бы ничего и не случилось. И даже чувство вины отступило — она сделала всё, что могла. Спасла тех, кого должна была спасти и не бросит на произвол судьбы, а отвезёт к тетке — к Хельге. Естественно это не вернёт им родителей, но они будут свободными. А это уже что-то. Для многих самое важное, что вообще есть в этой жизни.

— Даже с разбитым лицом? — сквозь улыбку уточнила Эллана, поглаживая Маханона по волосам, перебирая выбившиеся из тугого узла пряди, размышляя над тем, что ей совершенно не важно на самом деле насколько хорошо или плохо она выглядит. Аккуратно зашитые раны заживут, дети отправятся к родственникам, Адамаса подлечат в монастыре, а у нее итак есть все что нужно для счастья — вот оно, обнимает её коленки. Её всё. Без чего жизнь лишается вкуса, цвета, смысла. И красивая она или нет важно только в том разрезе, что изуродуй Петра лицо, захотел бы Маханон, чтобы она и дальше была его женой или вернулся к той женщине? Сложно представить аристократку, покрытую шрамами. Но вовсе не об этом сейчас Эллане хочется думать. Не о том, насколько красота имеет значение для чувств, как много весит долийская клятва в шемленском мире, и что случилось бы с ними если бы вдруг красоты этой не стало.

— Иди ко мне. Не надо сидеть на полу, — просит она, склоняясь, целуя Хано в висок, обнимая в такой неудобной позе и легонько подтягивая наверх за плечи. — На этой кровати хватит места и для двоих, особенно если они тесно прижмутся друг к другу.

+1

7

На ироничный вопрос Элланы Маханон поднял голову и тихо усмехнулся уголком рта, задержав взгляд на её лице. Разве же это разбитое? Несколько побледневших от магии синяков да глубоких царапин, губа рассечена — но и всё; эти метки красных росчерков, тщательно омытых лекарственной настойкой, ничуть не мешали видеть. Да и как они могли бы мешать? Разве красота в целости кожи, в причёске, в краске на губах и ресницах? Глупости. Её лицо было самым правильным и самым красивым — не важно, опухшее ли от ударов и покрытое кровоподтёками, уставшее ли до чёрных синяков под глазами или наоборот, счастливо безмятежное во сне. "Красивая" не было чем-то одним, и даже совокупностью чего-то не было — каждая мелочь в ней, каждая особенность, каждая выбившаяся из рыжей копны на щёку прядка волос, каждая веснушка на коже и каждый светлый полумесяц ногтей на тонких пальцах — всё это было её красотой. Всё это было красиво, оплетая душу чувствами сильнее самой дикой лозы — от семечка, когда-то зароненного той её улыбкой, разросшимися, как пожар из искры разгоревшимися, и думать о них не моглось и не хотелось. Хотелось чувствовать, хотелось смеяться, так щекотно и волшебно было осознавать её жизнь рядом с собой, и быть не просто довольным и умиротворённым, но действительно счастливым. Счастливым смотреть, слышать, прикасаться — любоваться каждым её вздохом, каждым движением, всем, чем и как она была. Что уж там лицо! Капля в море.

— Даже с разбитым лицом, — спокойно отозвался он, чуть кивнув, чтобы подчеркнуть свои убеждения. Поднявшись по просьбе с пола — всё ещё не в силах надышаться, наластиться, в обожании этом пропадая с головой, Маханон сел рядом с Элланой, не отстраняясь совсем, даже рукой опираясь с другой стороны от её бёдер, нежно проводя кончиком носа по щеке и с аккуратностью целуя губы. Сбиваясь с дыхания — и зная, что всё спокойствие это, вся размеренность и терпеливость просто-таки держатся на волоске рядом с ней. На волоске заботы и каких-то ещё приличий, на волоске волевого расположения всегда уважать и ставить её желания превыше своих. Но волосок этот скрипит и натягивается — вместе с тем, как с приоткрытых губ срывается прерывистый выдох, а пальцы, нежившие щёку, скользят подрагивающим от щемящей бережливости касанием вниз по шее, прочерчивая линию поперек ключицы к груди и дальше... ладонь прижимается к боку, тянет, поворачивая к себе ещё больше, и поцелуй жадно занимает губы, словно до мага наконец дошло, что можно и не миндальничать уж так. И язык, меж губ скользнувший следом, углубляя ласку, совсем не умаляет этой жадности.

— Ты всем красивая. Вся. Не только лицом, вся ты... всё в тебе, — негромко, но отчетливо проговорил Маханон, чувствуя надобность озвучить эти скопившиеся, подкатившие к горлу слова. — Я люблю тебя всю. Не за что-то. Я люблю тебя, потому что это всё — ты, — соскучившиеся за буквально пару фраз губы снова вынудили замолчать, целуя. И, аккуратно придерживая под спину, и вправду обращаясь с ней, будто с фарфоровой, никак не желая принять собственное практичное отношение Элланы к себе, он опрокинул девушку на кровать. Края одеяла распахнулись, обнажая всё то, что и так едва скрывали; и новая дорожка поцелуев, потянувшись по шее всё ниже, на грудь, ни одной чуткой точки уже не пропустила...

+1

Быстрый ответ

Напишите ваше сообщение и нажмите «Отправить»



Вы здесь » Dragon Age: final accord » Воспоминания прошлого » Долгая дорога домой [Драконис 9:47]


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно