История
Максвелл — младший сын лорда Тревельяна. Так уж вышло, что родители сочли едва ли не проклятием появление ребенка-мага в семье. Он рос, как обычный ребенок из знатного семейства ровно до десяти лет, пока не вспыхнул магический дар. Мать, присутствовавшая при том, как Максвелл, отбиваясь от няньки и не желая заходить в дом, поджег ее платье, подняла вой, что слышала, наверное, вся Вольная Марка.
Так или иначе, нравилось ему или нет, Макс попал в Круг в достаточно юном возрасте, будучи воспитан в семье не только религиозной, но и крепко связанной с Орденом храмовников, которые были только счастливы притащить еще одного магика в Круг.
Впрочем, Максвелл был прилежным учеником. И не буйным. Вообще Тревельян никогда не отличался буйностью характера и героизмом, как и общительностью, он был тем учеником, который прилежно учился, читал книжки и годами отрабатывал заклинания в стенах Круга, особо ни с кем не контактируя, будучи замкнутым и тихим ребенком, и даже когда вокруг начали говорить про Мор и то, что нужно что-то делать, и помогать, если вдруг Мор поглотит Ферелден и придет в Марку, не особо стремился лезть на баррикады. Он испытывал что-то вроде сожаления и жалости к ферелденцам, на которых навалилась такая напасть, но явно не испытывал похожего желания спасать весь мир, как другие ученики, раскачанные новостями в своем юношеском максимализме и неуемной энергии, которую им, молодым и дурным, было попросту некуда деть.
Но беда, как известно, не приходит одна.
Сначала закончился Мор, архидемон был повержен Героем Ферелдена. Новость прогремела на весь мир, и вроде бы все затихло — ровно до того момента, как церковь в Киркволле не взлетела на воздух так же просто, как соломенный домик, разнеся несколько ближайших кварталов. И вот тогда действительно развернулась Бездна, и, хотел он этого или нет, Максу пришлось защищать свою жизнь — просто, банально, без каких-либо ухищрений и рассказов о подвигах. Он был напуган и бежал вместе с магами, пока творилось демон разбери что — маги убивали храмовников, храмовники убивали магов... Пока Джустиния не призвала к миру и не объявила Конклав.

Война с Корифеем и события, раскрывшие настоящую личину Соласа, сильно подкосили Максвелла.
Не было ничего героического. Ему, тихому и спокойному человеку по характеру, пришлось спасать весь Тедас — у него не было никакого выбора. Он просто должен был это сделать, и Максвелл сделал, хотя и сомнения в том, что он сможет, были. Как и постоянно преследующее его ощущение, что еще чуть-чуть — и он сойдет с ума. Просто помешается и потеряет рассудок, будучи не в состоянии тянуть на себя всю эту ответственность.
Однако, нет. Тревельян научился вести переговоры и играть в Игру, думать на несколько шагов вперед, командовать и принимать решения, быть судьей и палачом, научился стоять на своем и идти собственной дорогой. Так ему, по крайней мере, казалось. Так он хотел думать. Потеряв руку, Максвелл, конечно, никому не показывал собственной слабости, но потеря конечности действительно сильно ударила по нему: несколько дней кряду он в принципе не мог делать ничего, а понимание того, что Инквизитор никак не может проявлять слабость, окончательно лишало хоть каких-то сил.  Проблема была в том, что ему все еще было некуда бежать, а Лелиана, ставшая Верховной жрицей, почему-то сидела, сложа руки, пока Тедасу угрожал Ужасный Волк, который точно не остановится в собственных попытках вернуть сияющую эпоху Арлатана.
Может, оно и было бы неплохо. Кроме, конечно, того незначительного факта, что это попросту погубило бы все, что он знал и любил. А с этим Инквизитор Тревельян никак не мог согласиться.
В Тевинтере они, конечно же, опоздали. У них не было никаких доказательств того, что древний артефакт был извлечен именно Соласом, но почему-то сомневаться в этом не приходилось. Вернувшись в Марку, Максвелл имел достаточно долгий разговор после смерти отца. Эвелин была сдержана и кратка: полис должен был отойти ей. Это было в какой-то мере даже справедливо, поэтому Максвелл не стал особо сопротивляться возведению собственной сестры в тейрины Оствика и передачей ей полиса. Тревельян вернулся в Орлей в сорок шестом, побывав дома и убедившись, что Марка тоже идет по косой дорожке раскола, которые прокатились по Тедасу сокрушительной волной — и принялся наводить справки по всем возможным и невозможным каналам про то, что происходит на Перекрестке и тропах, но информации внезапно практически не оказалось — или было так мало, что собрать картинку никак не получалось. Вопросы, поставленные в приватных беседах Виктории Первой, едва ли не игнорировались — и Максвеллу вполне четко стало понятно, что его списывают со счетов, а Инквизиция... Инквизицию пытались превратить не просто в личную гвардию, а свору цепных псов, которых было можно спустить на неугодных. Инквизиция. Орден, который был восстановлен едва ли не чудом, под знаменами которого была одержана победа над сумасшедшим древним магистром, пропитанным скверной, орден, который докопался до знаний об Ужасном Волке.
Это все казалось каким-то кошмаром, и сидеть просто так не получалось. Он не просил этого звания, он не просил этой ответственности, не просил делать из него идол, только вот все это сделали за него — и теперь Максвелл не мог просто махнуть рукой. Это был долг, даже если он его не хотел. И его предстояло выполнить.