[icon]https://c.radikal.ru/c37/1810/76/112cc1dbef8a.jpg[/icon]
совместно

[indent] Эллана вздрогнула когда Шайен выскочил из аравеля. Она пыталась найти в себе хоть каплю жалости к нему или сожаления, но не находила. Его слова всё еще звенели в ушах: «Я уже отдал ему Эллану, всё, твоя, заслужил!» — как кость собаке бросил, словно сама она ничего не решала. Пожаловал жену с широкого плеча. Хотя, эти слова были, безусловно, самыми лесными из того, что она от него слышала за последний час. Или больше? Сколько времени прошло? Эллана не знала. Если бы уже минуло завтра, наверное, она и не удивилась бы. Ноги стали словно ватные и даже понимая, что и им тоже нужно уйти, оставить Хранительницу в покое, дать поспать, Эллана и шагу не могла ступить, — так и стояла истуканом посреди комнаты, пока пальцы на руках не затряслись, привлекая к себе внимание. Но и тогда, она лишь обняла себя руками, поднимая взгляд на Дешанну.

[indent] — А что будет со мной? — может быть сейчас, когда Хранительнице так явно жаль охотника, это был очень неуместный вопрос, но Эллане нужно было знать, чтобы как-то жить дальше, и хотя о сне не могло теперь идти и речи, с такой-то неопределённостью перед завтрашним советом, но просто дышать, зная что клятвы больше нет уже стало бы легче. Она недавлела бы над ней мечом висящим над головой на единственном волоске из сомнений в том, что еще Шадайенн посчитает себя в праве с ней сделать. Изнасиловать? Кинуть как кость другому? Потребовать с неё ребёнка? Уже было. Избить? Убить? Что дальше Шайн? На что еще у тебя есть право?! Куда приведет тебя твоя непоколебимая уверенность в том, что вокруг все пред тобой виноваты. — Дешанна, каково твое решение о клятвах и о ребёнке, если такой и правда будет?

[indent] Едва уловив краем взгляда движение Элланы, обхватывающей себя за плечи, Маханон подступил ближе и обнял её, поддерживая со спины. И хотя с уходом Шадайенна в аравеле стало спокойнее, просторнее и тише, слишком много ещё случилось, чтобы облегчение стало не только пониматься умом, но и чувствоваться разбудораженным душам. Душе, вернее. Не о себе в этот момент думал Лавеллан — об Эллане, и только о ней.

[indent] — Я буду с тобой, — очень тихо откликнулся он, не перебивая ее обращения к Хранительнице. Сжал ладонями плечи, легко коснувшись виска кончиком носа, сдерживаясь под взглядом Дешанны — слишком уж демонстрировать чувства сейчас казалось неуместным эгоизмом.

[indent] Дешанна взглянула на них, и на её утомленном ночными тревогами лице отразилась едва заметная улыбка.

[indent] — Я свидетельствую перед богами, Эллана, что принесенная тобой клятва возвращена тебе одаренным. По взаимному согласию, каждый из вас свободен от Уз, — спокойно и мягко произнесла она, завершив это несколько церемониальное подтверждение коротким кивком. — И я повторю то же самое Шадайенну, коль скоро он пожелает меня выслушать. Что же до ребенка — то, разумеется, и речи не может идти о том, чтобы отдать дитя клана Лавеллан на попечение тому, кто сам ещё во многом заблуждающееся дитя, — она строго нахмурила брови, подчеркивая свою серьезность в этих словах.

[indent] — Однако ты должна знать, что если такой ребенок родится, я не смогу запретить Шайенну опекать его, если он еще останется с нами, чтобы пожелать того, — Дешанна с долей сожаления качнула головой. — Дитя, рожденное тобой от его семени, не может быть отнято и отчуждено у него. Быть отцом его право, даже если он не стал тебе мужем. Но только если он сумеет быть отцом. Право мало иметь, им надо воспользоваться с умом.

[indent] — Останется с нами? — с плохо скрываемой неприязнью вклинился Маханон, едва дослушав. — Хранительница, ты и правда думаешь…

[indent] — Я правда думаю, что тебе стоит смотреть на вещи менее пристрастно, Маханон, — отрезала Дешанна. — Я понимаю твои чувства, я понимаю чувства Элланы. Но и Шадайенна я понимаю тоже. И ни себе, ни тебе не могу позволить вычеркнуть его только потому, что я целиком и полностью на вашей стороне. Он был и остается лучшим из наших молодых охотников. Во многом благодаря именно ему и тем, кого он обучает и ведёт, всем нам и нашим детям не приходится беречь крохи зимой. Если ты и приобретешь что-то, избавившись от него, подумай, что потеряют при этом другие, и чем ты восполнишь эту потерю, если это будет твоё решение.

[indent] — Но если он в запале поднял руку на меня, что ему помешает сделать то же самое с кем-то еще? С Элланой, с кем угодно? И снова списать на то, что погорячился! — недоумевая, Маханон крепче прижал Эллану к себе.

[indent] — Взглянем правде в глаза, sael, ничто не заставляет его горячиться так, как вы двое, — вздохнула Дешанна. — Как муж, ответственный за свою супругу, он совершил непоправимые ошибки, и я рада лишить его права, которое он не заслужил. Но заслуживает ли его горячность к тебе и Эллане изгнания из клана — завтра решит совет наших старших и мудрых. И я _не_ буду настаивать на его изгнании. Он нужен нам, а мы — ему, как бы сильно он это не отрицал. Сейчас, пожалуй, нужны даже больше, чем когда либо, — горько подытожила Хранительница. — Я поговорю с Салирой. Чьё бы ни было желание, она легла с ним не против воли, а это недостойное поведение для долийки. Но, возможно, именно она сумеет подобрать ключи к его замкам. А замков у него много. В чём-то даже больше, чем у тебя, Маханон, — седая эльфийка сдержанно усмехнулась, взглянув на своего Первого.

[indent] Эллане было не ловко, вот так на чужих глазах, принимать пусть даже такую простую, поддерживающую ласку, но с ней и правда стало легче держаться на ногах, чувствовать, что не одинока не только в этой беде, но и перед всем миром. Она с облегчением выдохнула, стоило Дешанне подтвердить, что клятвы, казавшиеся капканом, в который Элль угодила по глупости и трусости, больше таковым не являются. Свобода должна была стать глотком воздуха, но увы не все так просто в этой истории, чтобы радоваться раньше срока. Если такой ребёнок родится, то станет ещё одной костью в горле охотника, который не смог быть хорошим мужем, и хорошим отцом так же не станет. Тем более что… даже думать об этом не хотелось, так же как и представлять как могла бы сложиться судьба этого малыша. Мать которого жена не его отца, в обществе, где такое вряд ли возможно. И где родиной отец не обладает ничем, кроме самомнения. Зная на собственном опыте, каково это быть костью за которую грызутся псы, Эллана никому этого не пожелает, и тем более не поставит под удар собственное дитя. Даже если и вовсе его не хочет, но все же.

[indent] — Тогда, видимо, придётся уйти нам, — очень тихо сказала она, выслушав и обдумав слова Дешанны. — Простите Хранительница, я понимаю вашу боль, вашу обязанность и ваше желание защитить каждого в этом клане. Я не хочу перечить и ставить под сомнение мудрость вашего решения, тем более после всего того, что вы сделали для меня этой ночью. И тем более не хочу, чтобы мои слова выглядели попыткой ставить условия, — поднимая глаза, Эллана говорила не с вызовом, во всем нет, скорее сожалея, что поставила клан перед таким тяжелым выбором. Не признавать заслуги Шайна как охотника было бы великой глупостью. Она и сама, будучи подростком, очень часто избегала порицания за счёт его таланта. Но вещи, которые были теперь очевидны так же как речные камушки на мелководье в чистой прозрачной воде, не должны были оставаться лишь мыслями. Кто-то должен был извлечь урок из произошедшей истории и кто если не её непосредственная участница? — Я говорю лишь то, что вижу ясно так же как и все всех вас, — Эллана медленно обвела взглядом собравшихся, хотя посмотреть на Маханона, стоящего у неё за спиной было невозможно, но она чувствовала его присутствие, прикосновения, поддержку и черпала силу для того, чтобы сказать то, что нужно было. Больше неиспуганная неуверенная девочка, но женщина, которая знает цену своим словам. — Существование нас троих в одном клане обернётся последствиями куда печальней тех, что мы наблюдаем. Это словно повесить меч, закрепив его на тонкой ниточке и ждать, когда и в кого он упадёт от резкого дуновения ветра. Через два года Шайн уже не будет лучшим охотником. Это закономерно и это случится. У нас есть ученики столь же талантливые, и лишь время нужно для того, чтобы они по-настоящему раскрылись. Но в отличие от Шайна, мы учим их прежде всего быть командой, единым целым. Не превознося умения одного над умением многих. Это было решение мастера Араторна, — Эллана не сомневалась, что Хранительница как никто другой знает, что у Шадайенна не только с женой были проблемы. Что характер воспитанный всеобщим восхищением принес совсем не те плоды. — Что будет когда Шайн поймёт, что звание, которым так гордился, которое позволяло ему не слушать ни чьих советов и просьб, больше не его? Что произойдёт, если он будет свидетелем нашего счастья? Я знаю как Шайен думает лучше чем кто-либо другой. Я знаю на что он надеется. И что ни раз сказал мне за этот день. И его представлениям о том, как сложатся мои отношения с Маханоном не суждено сбыться, — чтобы не говорил охотник о маге сегодня, как бы не обзывал того, у которого когда-то в юности не хватило сил за неё бороться, Эллана знала лишь одно — она правда любит не только того мужчину, что теперь стоит у неё за спиной, но и того мальчика, с которым ей самой нужно было откровенно поговорить еще много лет назад, а не домысливать поведение, казавшееся странным, вовсе не в ту сторону. Не только у Хано тогда не было смелости. Элль так же была беспомощна и бесхребетна. — А значит, его злость будет кипеть, пока, наконец-то, не выплеснется если не на нас, так на кого-нибудь другого. Дешанна, если вы хотите сохранить Шадайенна в клане, если действительно хотите ему помочь, и думаете, что это возможно, тогда мы должны уйти. Так будет правильно, — кивнула Эллана, подкрепляя сказанное и вспомнив еще одну деталь, грустно улыбнувшись, добавила: — Он не любит и не уважает Салиру. Но возможно, этот союз и сможет существовать, если у неё есть к нему чувства, а мы не будем бельмом на глазу, — и это не были слова ревности или попытка оклеветать бывшего мужа. Лишь то, что Элль видела во взгляде Шайна на оставленные эльфийкой следы. Действительно любящий так не смотрит. Теперь то она это знала как никто другой.

[indent] Но печальным словам Элланы ответом была лишь спокойная и сочувствующая улыбка Хранительницы.

[indent] — Ты говоришь со мной сейчас из той же боли и того же страха, от которых сбежал Шадайенн. Я понимаю, как он ранил тебя, Эллана, и очень сожалею, что слова не могут забрать эту боль. Хотя, впрочем, чьи-то может и могут, — она посмотрела на Маханона и улыбнулась чуть светлее. — Дай случившемуся сегодня пустить корни. Хотя бы эту ночь и этот день. Даже не два года. Об этой случившейся связи между ними никто не питает иллюзий любви и уважения. Даже, я полагаю, сама Салира, — Дешанна чуть поджала тонкие губы. — Ее мир очень отличается от нашего. И в этом отличии могут скрываться ответы, которых пока нет у меня. Но это уже моя забота. Ваша — выждать время. Не спешите решать. Когда говорят переживания, а не разум, могут быть сказаны ужасные вещи, о которых потом многие будут жалеть.

[indent] Она обвела взглядом пару перед ней, приподняв брови, и посмотрела за окно на тронутое первыми признаками света небо над деревьями.

[indent] — Эллана, ты можешь остаться здесь, если пожелаешь. Тебе нужно поспать. Маханон, — она слегка кивнула Первому. — И тебе тоже. В твоём аравеле ещё многое нужно сделать, но место для сна ты там найдешь.

[indent] — Я... Хранительница, если ты позволишь мне, я бы хотел остаться сейчас с Элланой, — качнул головой Маханон, не выпуская любимую. Потерять ее из виду? Сейчас? Быть порознь, наедине? Нет, нет уж. — Мне не впервой несколько суток быть без сна. Не везде в землях мира маги могут спокойно лечь спать, — сдержанно улыбнулся Маханон.

[indent] — Нет, я говорю потому, что знаю его как никто другой, — возразила Эллана, но два дня, пусть даже неделя, ничего не изменят. Шайн останется тем, кто он есть и тем, кем был. Просто в других обстоятельствах эти гадкие черты его натуры не выпирали бы так явно. — Но воля, ваша, Хранительница, — она благодарно улыбнулась на предложение остаться, вот только уснуть сейчас казалось невозможным. Да и, кинув взгляд в окно, на тронутые светом верхушки деревьев — предвестники скорого рассвета, Элль поняла, что кроме желания у нее нет и времени. Она итак уже бросила на два дня учеников, а раз вернулась, то пора навёрстывать. — Благодарю, Дешанна, за вашу помощь, предложение и мудрый совет. Но с рассветом, мне нужно выходить на охоту с моей группой, а значит поспать придётся в другой раз, — поймав взгляд полный волнения, Эллана уверено улыбнулась. — Я правда могу и хочу это сделать. Мои личные проблемы и без того нагрузили дополнительной работой мастера Араторна. Но теперь, когда я вернулась, я с радостью вновь займусь делом, которое люблю.

[indent] — Нет, пожалуйста, — Маханон поймал кисть Элланы своей ладонью и сжал, хмурясь и словно прислушиваясь к чему-то в себе. Желание охотницы тут же устремиться навстречу своим обязанностям совсем его не обрадовало, хоть и было, пожалуй, чем-то хорошим — в клане всегда не хватает рук, и побег осуждался в основном из-за невыполнения обязанностей. Но стоит ли? Прямо сейчас? Этот день, два дня, казались почти бесконечными, столько всего успело случиться. И гроза, и признание, и боль безнадежности, и поцелуи, и стычка с тяжелым разговором. И жар притяжения, и бесценная нежность, и сотни злых слов, и даже измена Шайенна — вот уж хорош, воистину, рычать демоном на них и задыхаться от уверенности в подозрениях, а затем самому, будучи связанным обещанием, взять другую. Хоть сто раз будь то желание самой Салиры, далекой от моральных ориентиров долийских женщин, но у Шайенна был выбор. И он его сделал. Так же опрометчиво и глупо, как выстрелил в него почти в упор. Маханон не понимал, как такое могло случиться, как Шадайенн мог — действительно, — пасть настолько низко. Избавление от клятв само по себе случай почти невозможный, и по ошарашенно молчащей Данире это было видно — и сколько еще соплеменников завтра, уже сегодня, посмотрят вот так, когда узнают о случившемся за ночь.

[indent] Наверное, ему бы порадоваться, что соперник вот так опорочил собственные же устои, но Маханон, еще слыша отголоски рывка вспылившего охотника, никак не мог успокоиться и почувствовать, что всё наконец-то и правда так хорошо, как кажется. Эллана свободна, Эллана любит его, хочет быть с ним, и Шайенн не вздумал ее держать, хоть и предпочёл изобразить это так, словно мусор выкидывает. Магу было без разницы, что он думает о себе и как высоко может задрать нос, представляя себя «первым». Какая разница, кто первый, кто второй, когда ты настоящий? Единственный, последний. И по другому просто не может быть, он был уверен в этом так же, как и в собственной любви.

[indent] Но последнее слово еще не прозвучало. Шайенн ушел  — и что он будет делать дальше? Куда отправится? Где еще с ним может случиться столкнуться  — Эллане, ему, кому-то другому? Может, он всё-таки ошибся, сказав «нет» его попыткам вывернуться из вины и уйти от ответа за свою поспешность? Может, Хранительница права, и не имея причин биться за Эллану, Шайенн сфокусируется на чем-то другом. Если он правда не хочет её, если больше не будет преследовать… Но что будет со всем этим, когда созерцать будет не только втянутая без причастности в эту митусню Данира, но и весь кланн? Судачить о распавшемся из-за проступков Шайна союзе и смотреть, как на осколках этого формируется что-то новое, крепкое, настоящее. Сколько времени Хранительница скажет ждать? Он бы хоть сейчас потащил Эллану к алтарю Митал, приносить клятву и заверять в истинности своих намерений  — но это всё-таки неправильно, некрасиво как-то. «Добровольно» распавшийся союз  — дело почти невероятное. Особенно, если доброй воли как таковой почти нет  — одна злость да ненависть. Что с этим будет дальше? И как?..

  [indent] — Я понимаю, Эллана, что ты хочешь искупить вину перед мастером. Ты искупишь, правда. Но я не могу тебя сейчас оставить. Не сегодня. Просто не могу. Если ты пойдёшь, я пойду с тобой. Что бы дальше ни было, кто бы что ни сказал, я встречу это с тобой рядом. Я не буду и не хочу притворяться, что могу заниматься рутинной работой, когда все мысли мои только о тебе,  — неловко улыбнулся Первый, перебирая и поглаживая ее пальцы в своих.  — Пока не будет решено, что дальше, пока я не услышу, что клан готов принять случившееся с нами, мне просто не будет покоя. Я с тобой. Мы вместе, и пройдём через это вместе, я больше ничему не позволю нас разделить.

[indent] «Ни себе, ни им. Если только тебе не захочется иного…»

[indent] Эллана никак не ожидала такого, а потому растерянно посмотрела на Дешанну и Даниру, не зная, что и сказать. Не зная, можно ли его обнять? Теперь это нормально? Прилично? К такому точно нужно будет привыкнуть, хотя бы нескольких дней и осознать, что нет больше Уз, обижать некого. Никто не прибежит качать права со скандалом. И она может обниматься с Маханоном на людях сколько её душе угодно, да хоть всю ночь на пролет сидеть у костра так близко друг к другу как хочется, о чём-то разговаривать или просто уютно молчать. Элль понимала волнение Маханона, да ей и самой совершенно не хотелось никуда его отпускать и не из чувства беспокойства, зная, что он прекрасно может за себя постоять, а эгоистично не желая с ним расставаться.

[indent] — Всё будет хорошо, — сказала она, улыбнувшись и протянула руку, нежно прикасаясь к щеке Хано. — Но если хочешь, и если тебе так будет спокойнее, ты можешь пойти со мной на охоту. Может быть узнаешь что-нибудь для себя полезное, если, конечно, не распугаешь нам всю дичь и у тебя нет важных магических дел в планах, — пошутила она и уже серьёзно добавила. — Я не делала ничего полезного почти два дня и мне хочется вернуться в обычную жизнь. А маяться весь день без дела в ожидании собрания я не хочу, — повернувшись к Хранительнице и её юной подопечной, Эллана улыбнулась, понимая, что и тысячи раз сказать «спасибо» мало! То, что произошло сегодня… она даже и мечтать не могла о таком подарке судьбы! — Мы пойдём, посидим на крыльце, спать для нас сегодня слишком сложно, а мешать и вам, слишком эгоистично и совестно. Спасибо еще раз за всё, Хранительница. Доброй ночи, Дешанна . Доброй ночи, Данира, — попрощалась и с притихшей девочкой, которая за время этого разговора не проронила ни слова, по-видимому, в шоке от происходящего. А сколько еще завтра будет подобных взглядов? И как «обрадуется» её мама! Что Эллана так подло обманула дорого зятя. Но может быть, хотя бы Аниз действительно будет за них рада? Если, конечно, она еще не присмотрела сыну невесту по лучше, еще не пользованную.

[indent] Спустившись, они уселись на нижней ступеньке крыльца и было в этом что-то родом из детства. Сколько раз сидели так вечерами, пока взрослые не загоняли их спать? Вряд-ли кто-то тогда мог помыслить о таком! Что Эллана, пользуясь предрассветным сумраком и сном, всё еще парящим над лагерем, потянется к Маханону, нежно целуя, наплевав на все условности. Теперь ей можно! Она свободна! И хочет целовать его, не чувствуя ревнивую тень мужа за спиной, не ощущая себя предательницей более, а лишь любимой и любящей всей душой.

Отредактировано Ellana Lavellan (2018-11-03 19:59:21)

[icon]https://c.radikal.ru/c37/1810/76/112cc1dbef8a.jpg[/icon]
совместно

[indent] Слова Маханона убаюкивали тревогу в душе. И как только это у него получается? Найти нужные слова, вернуть опору, починить сломанное? И как всегда он прав. Какая разница чей это ребёнок? Если уж и было суждено их с Шадайенном связи стать началом новой жизни, то может быть вовсе не для того, чтобы наказать, а наоборот, чтобы от этого ужасного уничтожающего брака у неё всё равно осталось нечто хорошее.

[indent] — Как тебе это удаётся? Возвращать мне спокойствие даже тогда, когда казалось бы это не возможно? — улыбнувшись, скосив взгляд на руку, устроившуюся на её животе, спросила Эллана. И хотя ей мучительно хотелось бы, чтобы если уж у них и были дети, то только его, но нельзя повлиять на то, что уже произошло. Зато на будущее можно. — У тебя словно бы есть ключи от моей души, — лукаво улыбнулась она, возвращая тот поцелуй в уголок губ, проговаривая прямо в них, мимолетно касаясь не только словами: — А ведь так оно и есть. Отдала. И отдам даже больше, — как же ей хотелось окунуться в эти отношение с головой, не сдерживать ни себя, ни его, не довольствоваться лишь поцелуями, сидя на крыльце Хранительницы, а пойти гораздо дальше, до самого конца. — Ara sal’shiral, я люблю тебя.

[indent] — Как ты думаешь, может быть стоит рассказать твоим родителям о произошедшем до общего объявления? — спросила Эллана, которой своим рассказывать как-то и не очень хотелось. Отцу еще можно, а вот маме лучше об этом услышать от Дешанны и какое-то время переварить эту информацию, прежде чем разговаривать с дочерью. Слишком уж ей нравился Шайен, слишком уж она всегда стояла за него горой. Несколько раз, Эллане даже пришлось до боли прикусить себе язык, чтобы не выпалить на эмоциях: если он так тебе нравится, то сама за него и выходи! Но сложно было бы придумать оскорбления хуже, и Элль все слушала и слушала и слушала. Так что нет. Своей маме она рассказывать не будет. Пусть хоть об обижается потом, что узнала далеко не первой и из третьих рук.

[indent] Маханон прикрыл глаза, чуть-чуть подсматривая из-под ресниц c улыбкой и подаваясь навстречу её губам, чувствуя легкие касания от их движений в словах. Было что-то совершенно особенное в том, что можно вот так не спешить, лишь намечая поцелуй, обещая его, и самим обещанием этим, дразнящим, подманивающим, наслаждаясь этой щекотливой нежностью, никуда не спеша и точно зная, что будет по крайней мере в ближайшие полтора десятка мгновений — и растворяясь в них до полной безотчетности о происходящем вне этой близости.

[indent] Еще вчера он и загадывать не мог когда-нибудь услышать от неё такие слова — а сегодня всё переменилось настолько, что сладость этого признания уже не ввергает в шок и неверие, но растекается по сердцу приятной сладостью мурашек: не только видеть, знать, чувствовать, но и слышать эту правду. Хотелось то глупо рассмеяться, то ещё боги ведают чего — подхватить, закружить в объятиях, держать за руки и целовать, целовать, без конца и куда придётся — и всё это одновременно, убеждая, что сказанные чувства совершенно взаимны и даже больше, больше этого. Маханон тихо усмехнулся, стремительно отвечая ей поцелуем вместо слов — настырным, перехватывающим дыхание, долгим и увлеченным; ладонью касаясь её щеки, словно придерживая, чтобы не посмела убежать, когда он, чуть повернув голову, неспешно приоткрывает языком ее губы, углубляя поцелуй, заражая желанием — до той грани, когда приходится, опомнившись, отпрянуть друг от друга, чтобы совсем уж не свести с ума и не замучить, зная, что дальше — нельзя. Маг тихо рассмеялся этой неловкости, двинув горлом и расплываясь в улыбке и крепче прижимая к себе Эллану, утыкаясь носом куда-то в её плечо и в плечо же мимолетно целуя. Сколько ещё будет таких поцелуев... ведь будет же, как иначе?..

[indent] — 'Ma'sa'lath, — хрипловато от застрявшего в горле жгучего смущения проговаривает он вполголоса, бодая ее скулу и отмечаясь поцелуем возле ушка. — 'Ma'vhen’an’ara... — Маханон прикрыл глаза, сглатывая беспокойство учащенно бьющегося сердца и улыбаясь.

[indent] — Родителям?.. — озадачился он, когда Эллана — вот уж в самом деле, от греха подальше, — предпочла перевести тему. — Можно попробовать, — припоминая осторожность, с какой мать и отец Элланы всегда относились к её дружбе с магом, Маханон усмехнулся себе под нос. — Твоя мама явно будет не в восторге от того, что ты со мной... Но мы это и так знаем, верно? — где-то он нашел в себе силы оттолкнуться от ступеньки и подняться на ноги, протягивая руку Эллане.

[indent] В остатках еще цепляющейся за землю темноты лагерь лежал тихо, если кто и слышал в соседних аравелях шум голосов, поднятый ранее, то любопытство явно не победило притяжение постелей. День всё равно придёт и расставит всё на свои места.

[indent] Как и ожидал Лавеллан, его родители ещё спали — но мать, чуткая, как всегда, услышала шаги и легкий стук, которым зашедший вперед Элланы Маханон оповестил о себе.

[indent] — Маханон? Это ты? Уже вернулся?..— спросила она из темноты за наискосок укрывающей проход меж вещей занавесью из тонкой кожи.

[indent] — Я не один, мама. Нам нужно поговорить, — с места в карьер обозначил маг, оглянувшись на Эллану и ободряюще сжав ее ладонь.

[indent] — Сейчас иду, — пока Аниз громким шепотом звала и расталкивала Халлена, Маханон жестом предложил Эллане присесть на стоящую в прихожей части аравеля скамью с оббитой кожей резной спинкой, и сам занял место рядом с ней, так руки девушки и не выпустив.

[indent] Через несколько минут из-за шторки показалась наскоро заплетающая волосы эльфийка, с понятным любопытством  выглядывая в темноте, с кем же там Маханон "не один". Зажигать огонь она не стала, снаружи просачивалось достаточно света для глаз пусть уже немолодой, но опытной охотницы. Заметив Эллану, Аниз удивленно вскинула брови:

[indent] — Эллана? Что случилось, дорогая? Ты такая бледная! Маханон? — вопросительно перевела она взгляд на сына, едва коснувшись вниманием их сцепленных рук, но, похоже, так сразу не придав этому какого-то значения.

[indent] — Присядь, — настоял он и, поймав взгляд выглянувшего следом отца, кивнул и ему. — Пап, ты тоже.

[indent] — Да что случилось-то? — недоумевала взволнованная такими мерами Аниз, садясь напротив на укрытые тканью ящики и сцепляя ладони на переднике платья.

[indent] — Ничего совсем плохого, — заверил её Маханон, чуть улыбнувшись. — А что случилось, то обернулось лучше, чем могло бы. Мама, Хранительница этой ночью приняла решение освободить Эллану и Шадайенна от клятв. По обоюдному желанию, — спокойно и серьезно сообщил он, выждав паузу, когда Аниз, ахнув, прижала руки ко рту и крайне встревоженно взглянула на Эллану. Халлен, севший рядом с ней, помрачнел, но молчал, хмуря брови — совершенно так же, как это делал порой его сын, — слушая и отмечая кивком просьбу продолжать.

[indent] — Не только он из ревности клеветал на меня и Эллану, но больше того — она застала Шадайенна с Салирой. Он изменил ей, — Маханон сознательно упустил часть деталей, упрощая ситуацию. — И потому недостоин зваться её мужем. Больше и не будет. Он много ещё чего сделал не лучшего, но важнее то, что я сказал. Кроме того, — маг сумрачно поджал губы, — мы столкнулись сегодня в лесу, разыскивая Эллану. Шайенн поднял против меня оружие, — Аниз на этих словах жалобно всхлипнула в ладони, вся недоумение и испуг. Видимо, первым ее желанием было ринуться проверить, все ли в порядке с ее сыном, но по тому, что он спокойно сидит тут и разговаривает, не нужно было даже гадать, что он не пострадал. — Вечером будет собран совет. Останется Шадайенн с нами или нет, решится тогда.

[indent] — Как же так... — едва слышно выговорила Аниз запинающимся голосом, качая головой. Разорвать узы, расторгнуть клятву? Какой же кошмар должен случиться, чтобы это было возможно?..

[indent] — Но, я полагаю, это не всё, что ты хотел нам сказать? — подал голос Халлен, уравновешивая своим каменным спокойствием тревожные метания жены, похоже, запутавшейся, ужасаться ей или жалеть, или же всё сразу. Маханон усмехнулся, понимая ноту пристальной обеспокоенности за этим вопросом и догадываясь, о чём вспомнил и подумал отец.

[indent] — Нет, не всё, — подтвердил он, крепче перехватив ладонь Элланы и ненадолго переведя взгляд на её глаза. Улыбнулся — и снова посмотрел на родителей.

[indent] — Вы оба знаете о моих чувствах к Эллане. Что тогда, что сейчас, для меня ничего не изменилось. Хранительница... помогла нам обоим кое-что лучше понять друг о друге, — Маханон снова бросил на Эллану лукавый, заговорщицкий взгляд. — Об этом я и хотел сказать. В свете всего случившегося... Как бы не решился вопрос с Шадайенном, с этого момента я больше не буду молчать и оставаться в стороне. Моё сердце и так принадлежит Эллане, дело за малым, предложить ей и жизнь свою тоже, — маг беспечно улыбнулся, не сводя взгляда с охотницы. — И я буду добиваться того, чтобы она приняла это предложение. И добьюсь. Я решил, что вы должны знать об этом прежде всех остальных, — Маханон повернулся к ошарашенно молчащим родителям. Аниз сидела в шоке, только тараща округлившиеся глаза, совершенно сбитая с толку ворохом таких ни в какие ворота не вписывающихся новостей; Халлен же поднял руку и поскрёб в затылке. И это всё — за одну ночь?..

[indent] Когда между вами любовь все по-другому. Каждое мгновение становится чудом, а каждую ласку хочется длить бесконечно, словно не только целуются губы, языки кружатся в танце, но и души касаются друг друга, наслаждаясь удивительным моментом и обещанием большего и вечного. Теперь им не надо тянуться друг к другу сквозь терни и путы, теперь всегда легко и просто можно будет прикоснуться, и не будет ничего более естественного для влюбленных, а вскоре и связанной клятвой пары. Дождаться бы только этого «вскоре».

[indent] Никогда еще поцелуи так не кружили голову, не будоражили кровь и не заставляли сердце безудержно колотиться, отдаваясь шумом в ушах. Никогда еще так не хотелось прикоснуться, дотронуться до его груди, пробраться ладонью за ворот рубахи и ощутить как под пальцами бьётся сердце, так же как её собственное. Никогда еще она настолько не находилась в чужой власти, что готова была сделать что угодно, чтобы это чувство никогда не кончалось, понимая, что и ему так же, и находя в этом обоюдном бессилии друг перед другом, отвагу и стойкость против окружающего мира. Пусть осуждают если им так хочется. Но зачем и кому нужна жизнь, в которой нельзя так безудержно любить?

[indent] На этот раз, оторваться от этого бесстыдного затянувшегося поцелуя, который скорее уместен в замкнутом пространстве аравеля, чем на крыльце Хранительницы в предверии рассвета и пробуждения лагеря, было сложно. И глаза Элланы были темны от разъедающих душу сомнений между правильностью этого выбора и желанием тела и души, и словно два противоречащих друг другу начала вели азартный спор за её плечами решая кто одержит победу: страсть или добродетель? Пока побеждала последняя. 0:2. Уже второй раз они подошли так опасно к грани, за которой никакие доводы рассудка их уже не спасут.

[indent] Пытаясь перевести тему, Эллана и подумать не могла, что Хано решит ответить подобным образом, не дав родителям даже возможности спокойно досмотреть сны. Но может быть, его просто допекло сидеть с ней наедине, пытаясь всеми силами сдержаться, тогда как она и вовсе не хочет ему помочь, и он был рад пустить скопившуюся энергию в другое русло.

[indent] Всю дорогу до аравеля, Элль сомневалась — а стоит ли ей присутствовать при этом разговоре, а сидя напротив Аниз и Халлена, пыталась слиться со стеной. Хотя Маханон и говорил очень правильные и хитрые фразы, до которых сама бы она точно никогда не додумалось, но шок, растерянность и ужас временами мелькавшие на лице матери, на фоне спокойствия отца, заставляли Эллану не на шутку беспокоиться о том, а примет ли эта семья такую невестку? Они безусловно желали сыну счастья, но она.. только-только освобожденная от уз, по-видимому, спешащая связать себя новыми, раз сидит здесь перед ними.. Сочтут ли Аниз и Халлен её достойной их сына?

[indent] Но всё переменилось, стоило встретиться взглядом с Маханоном. Его уверенность и ей дарила силу, словно пробившийся сквозь засуху родник, бьющий фонтаном из-под земли. Они её примут, когда увидят, как счастлив их сын, потому что для неё нет никого любимей, родней и желанней, потому что не может быть в жизни лучшего пути, чем отвечать на каждую его улыбку взглядом, полным обожания.

[indent] Растерянно соображая должна ли сказать, что тоже любит его больше жизни или лучше промолчать, и сделать вид, что эти слова не нарисованы крупными буквами на лбу, Эллана перевела взгляд сначала на Аниз, потом на Халлена, пытаясь подобрать какие-нибудь подходящие слова, но ей казалось, что всё, чтобы она не сказала, прозвучит для них дико и странно. Но какая разница если прозвучит не сегодня, так завтра?

[indent] — И я люблю Маханона, — вцепившись в ладонь Хано, наконец-то, решилась подать голос Эллана, которая все еще боялась показаться слишком наглой, и беспечной.— Я знаю, то что произошло кажется дикостью, но правда в том, что нет большей дикости, чем пытаться отказаться от части себя. Так уж случилось.

Отредактировано Ellana Lavellan (2018-11-05 06:22:07)

совместно
[icon]https://c.radikal.ru/c37/1810/76/112cc1dbef8a.jpg[/icon]

[indent] Как бы неловко Эллане не было, но слова и взгляды Маханона неизменно вызывали в ней нежную улыбку. Она жила им, дышала им, черпала в нем силу и уверенность, которая так быстро заканчивалась у неё самой, сталкиваясь с неожиданными препятствиями из чужих суждений. И единственное о чем она сейчас жалела, так это о том, что не может обнять его, не может ответить на пылкие слова своими ни в чем не уступающими. И от этого Эллана выглядела растерянной, сдерживая всё, что так и рвалось с языка, единственное на что решаясь — временами сжимать его ладонь, поглаживая большим пальцем, молчаливо добавляя: «И для меня тоже! Я сделаю всё, чтобы ты был счастлив!»

[indent] — Да, я всё понимаю, — ответила она Аниз, не зная стоит ли рассказывать о Шайне, о том как на самом деле давно продолжался этот разлад и что слёзы уже выплаканы, но тогда ведь и о причинах надо будет рассказать? Или можно отделаться общими словами? — Я.. слез уже просто больше не осталось. Я знаю, кажется, что всё случилось за одну ночь, но это не так. За ночь лишь доломалось то, что уже было сломано. И открылось то, что было скрыто. 

[indent] На улице уже, впрочем, не отходя далеко от аравеля, в котором жили родители Маханона, Эллана остановилась, поднимая на него умоляющий взгляд:

[indent] — Пожалуйста, будь и правда осторожен. Тот сон никак не даёт мне покоя. Я боюсь, Шайн выстрелит в спину, когда ты не будешь этого ждать, — вздохнула она, украдкой осмотревшись и никого не заметив, прижимаясь к Хано. Как хорошо было хотя бы просто обниматься, а не довольствоваться лишь сцепленными ладонями.

[indent] — Не бойся, — приобняв Эллану в ответ, Маханон коротко поцеловал ее в висок. — Моя магия защищает меня, — маг прикрыл глаза и потянулся волей к опутывавшему его плетению измененной реальности, несколько упрощая его, чтобы на время сделать видимым. Пять или шесть небольших огоньков белого свечения, оставлявшего за собой рассеяные росчерки искр — осколки духовной энергии, частички, не сумевшие сохранить даже примитивную форму виспа, — летали вокруг него, описывая мерные овалы. — Видишь? — улыбнулся он Эллане. Не имея материальности, огоньки проплывали сквозь пальцы, оставляя лишь легкое ощущение вибрации щекоткой на коже. Ещё одно касание к Тени — и они исчезли, скрытые от взгляда обывателя. — В Арборе… в мире шемов мне доводилось защищаться и от худшего. Впрочем, — Лавеллан слегка помрачнел. — Сутки, двое, но всю жизнь я не смогу держать заклинание. Да и глупо это, ходить по лагерю, как по полю боя. Я надеюсь, хагрены и Хранительница не позволят ему и дальше быть рядом, считая, что раз я маг, в меня можно стрелять и ничего не будет. Но это мы узнаем уже вечером. Пойдем, — он постарался улыбнуться, увлекая Эллану за собой.

[indent] — Мне так хотелось рассказать им, как сильно, на самом деле, я тебя люблю, но для всех кроме Хранительницы это звучит настолько дико, что и правда лучше держать в секрете. Как думаешь, сколько времени должно будет пройти, чтобы мы и правда могли больше не скрываться?  — спросила она, хотя и не верила, что у Хано есть ответ на этот вопрос. Наверное, его ни у кого не было, или, может быть это именно тот злополучный год, о котором говорила Дешанна? Когда, после изгнания одного из супругов, оставшийся может вновь связать себя узами. Но год! Это так долго! Хотя, с другой стороны, всё же не целая жизнь.

  [indent] — По крайней мере, ты не держишься совсем в стороне и даже разговариваешь со мной, — с юмором напомнил Маханон Эллане о её первоначальных планах. Может, они и скрывают что-то, но не настолько, чтобы это тяготило и создавало в корне неверное впечатление. — Но тебе и правда… давай лучше сделаем вид, что это моя идея. Если уж тогда я не осмелился бороться за тебя, то позволь мне хотя бы сейчас это сделать, — улыбнулся маг. — Я, может, и убил дракона, но общественное мнение может оказаться противником пострашнее, — впрочем, судя по ухмылке, вступить в бой с этой жуткой силой Маханон не боялся — наоборот, предвкушал противостояние.

[indent] Лагерь стремительно просыпался, клан погружался в круговорот рутинных дел, вытесняя из головы печальные мысли и опасения. Ну в самом деле, что может произойти здесь, в кругу семьи, когда каждый на виду и занят своим, но общим делом? Когда все собираются у костров, пьют бодрящий травяной отвар по утру, завтракают, разбредаются заниматься своими делами. Кто-то убирает посуду, кто-то готовится готовить обед, кто-то чинит, кто-то строит, кто-то смотрит за животными, кто-то уходит на охоту. У каждого в лагере есть обязанности, от выполнения которых зависит благополучие этой огромной семьи. Они живут настолько тесно, что шагу не ступить в сторону, чтобы с кем-нибудь не столкнуться. Например, с мастером Араторном, который с облегчением вздохнул, узнав что Эллана вернулась и собирается выйти с группой на охоту. Он кратко пересказал события предыдущих дней. И хотя и удивился желанию Маханона пойти вместе, но возражать не стал, наказав ученикам показать Первому себя с лучшей стороны и занявшись другими не менее важными, чем охота делами. 

[indent] Несмотря на все переживания предыдущих дней, Эллана с радостью окунулась в привычное русло и заметно повеселела, общаясь с учениками, которые с некоторой опаской посматривали на Первого. Когда он покинул клан, некоторые из них были семилетними детьми, только-только начинавшими попадать по мишеням из лука, и теперь заметно нервничали. Особенно юная черноглазая Серанни, так и норовившая теперь от переживаний споткнуться о какой-нибудь торчащий из земли корень. А вот любопытный Тамлен, наоборот, вместо того, чтобы думать об охоте приставал к Маханону с расспросами. Белобрысый веснушчатый мальчик был самым старшим и уверенным в группе, чувствуя себя лидером он изо всех сил старался показаться настоящим мужчиной и пытался поразить Первого взрослостью суждений, что со стороны выглядело весьма забавно, заставляя Эллану прислушиваться и улыбаться. Трое других эльфят держались отстраненно, тихонько перешептываясь между собой. Но стоило им войти достаточно далеко в лес, как Элль уверенно прервала разговоры, обращая внимание группы на то, что их цель охота.

[indent] Ранним утром, лес был совершенно очарователен: мягкие солнечные лучи прорывались сквозь листву, подсвечивая капельки росы на травинках, превращая их в блестящие жемчужины. В кронах деревьев раздавались соловьиные трели, маленькие птички перелетали с ветки на ветку, шелестя листвой. Эллана указывала ученикам на следы, оставленные зверями, выходящими ночью на охоту, спрашивая кому они принадлежат, можно или нет сейчас выслеживать этих животных и почему. Первой следы косули заметила Ашара — рыженькая, словно лисичка, девочка девяти лет только-только присоединившаяся к группе, а потому и самая внимательная из всех, старательно пытавшаяся занять собственную нишу, проявить себя с лучшей стороны, и не обращавшая никакого внимания на мага. Когда следы стали настолько ясны, что можно было разбиваться на две группы, Эллана подманила Тамлена и разрешила ему самому решить кто с кем останется и куда пойдет, подсказывая, но меж тем доверяя его суждениям. Серанни и Ашара отправились вместе с ним по следу, выслеживая и обходя стороной прошедших этой тропой косуль, в то время как Динласелан, Маханон и Эллана остались ждать. Суждения Тамлена были верны — Ашара хорошо видела след, он уже отлично ориентировался в лесу, а от Серанни, которая обычно стреляла довольно метко, рядом с магом пользы было как от младенца. Поэтому оставшиеся заняли, указанные им позиции и ждали, надеясь, что загонщики справятся с задачей. 

[indent] Тамлен был любимым учеником Элланы. Он метко стрелял, быстро думал, был терпеливым, любопытным, но самоуверенным и это качество иногда выходило боком всей группе. Однажды, вместо того, чтобы выполнять порученное задание, они вместе с Дином, заметив следы волка пошли следом за ним, решив, что уже достаточно взрослые. Элль вовремя выследила закадычных друзей, не дав им стать обедом, но лишила зачинщика доверия. Да он и сам был не рад, что поставил жизнь Дина под удар. И вот сегодня, впервые после того случая, она доверила ему вести группу. Волнуясь, конечно, но надеясь, что молодой охотник, которому так мало времени осталось сидеть под её крылом выучил урок и справится.   

[indent] Так и вышло. Через какое-то время, ожидающие, уже успевшие порядком заскучать, услышали низкий горловой звук, возвещающий о приближении добычи и натянули тетивы луков, всматриваясь в пространство меж деревьями, откуда должны были появиться косули. И в скором времени показалось двое — самцы, один помоложе, другой постарше. Не сговариваясь, Эллана и Дин пустили стрелы в того, чьи рога выдавали трехлетку. Олень упал, испугав младшего собрата, но заклятья мага не дали сбежать ему с прогалины и в скором времени стрелы настигли и его. Две косули за раз они еще никогда не приносили! Дети восторженно прыгали вокруг Маханона, и Эллана на волне всеобщей радости смогла обнять его и коснуться губами щеки, задержавшись в этом невинном жесте даже больше, чем необходимо, но увлеченно обсуждавшие, как же им теперь тащить в лагерь почти шестьдесят килограмм мяса, ученики ничего не заметили.

[indent] Пока Эллана отвлеклась, спор разгорелся нешуточный! Группа разделилась на тех, кто хотел переносить добычу по частям и тех, кто предлагал соорудить лежанку из веток и тащить обе тушки сразу. Но и эту проблему решила магия Первого, добавляя ему детских восторгов, когда казалось бы куда еще больше! Дин уже в третий раз пересказывал историю о том, как молнии, взявшиеся словно бы  из не откуда, не дали второму оленю улизнуть и его слушали, затаив дыхание, зачарованно наблюдая как звериные туши плывут по воздуху.

[indent] — Мне кажется, они будут просить, чтобы ты всегда ходил с нами, — улыбнулась Эллана, пользуясь тем, что ученики заняты яркими впечатлениями, оставшимися от этой, ставшей для них такой особенной охотой, шагая позади рядом с Хано и держа его за руку.

[indent] В лагерь они вернулись чуть после обеда, и сдав добычу, устроились у дальнего костра, разделив обед с группой, ощущавшей себя чуть ли не героями, к которым подходили родители, друзья и просто, услышавшее о хорошей добыче, старшее поколение. Ребята радовались, пересказывая раз за разом события, и не особо слушая о чем говорят Эллана и Маханон, сидящие рядом друг с другом.

[indent] — Кажется, я так и не спросила, — улыбнулась Элль, боднув его плечом, — Как там было среди шемленов? — ей было интересно узнать всё-всё, что ему довелось пережить в том мире, о котором у нее было так мало представлений, но меж тем, возможно, в скором времени им придется в него уйти. Ведь чтобы там не говорила Хранительница, Элль считала, что они не смогут мирно существовать с Шадайенном в тесноте клана.

[indent] Но нормально поговорить им не дали. На плечо Элланы легла ладонь матери, которую она уже видела сегодня несколько раз издалека, но подходить не спешила.

[indent] — Рада тебя видеть Маханон, — с высока сказала Ланнайя, не питавшая к пегому хлипкому магу особых симпатий, даже после того, как он заметно изменился за два года отсутствия. — Эллана, надеюсь ты сейчас ничем особым не занята? Удели мне немного времени, пожалуйста. Я хочу поговорить с тобой, — улыбнувшись попросила женщина, своим обычным тоном, к которому Элль давно привыкла.

[indent] — Здравствуй, мама, — вздохнула Эллана, едва заметно сжав ладонь Хано, — Я скоро вернусь, — улыбнулась она ему, пожимая плечами и прекрасно понимая, что ничем не сможет объяснить этой довольно высокой для эльфийки женщине, с тугим пучком  тронутых сединой рыжих волос, и острым как наконечник стрелы подбородком, почему её друг пойдет вместе с ними. — Да, мама, о чем ты хотела со мной поговорить? — спросила она, когда они отошли на некоторое расстояние от костра, подозревая, что речь пойдет о Шайенне и судорожно соображая как бы избежать столь щекотливой темы, отложив разговор на время после вечернего собрания, о котором уже стало известно.

[indent] — Давай пройдёмся, хочу размять ноги. — попросила женщина, беря дочь под руку и уводя её по вытоптанной дорожке меж аравелей. — О, дорогая, ты же знаешь, что можешь полностью доверять мне и всё рассказать?

[indent] — Эээ, о чём, мама? — спросила Эллана, смотря на тропинку и ожидая страшащих вопросов, под выжидающим взглядом Ланнайи. Но меж тем, женщина лишь вздохнула, не берясь допрашивать дочь, чем очень ту удивила. — Так о чём ты хотела поговорить, мама? — прервала молчания Эллана, когда они уже начали подходить к границе лагеря.

[indent] — Элль, ты знаешь, я желаю тебе только счастья, — вздохнула Ланай и, неодобрительно поджав губы, продолжила. — А ты весь день провела бок о бок с Маханоном. Не слишком ли это для дружбы? Говорят он даже на охоту с вами ходил, — презрительно фыркнула она и добавила. — Магу нечего делать на охоте! Это глупо. Ощущение, что этот мальчишка всё еще преследует тебя!

[indent] — Мама! — возмутилась Эллана, но все же выдохнула с облегчением, понимая что речь пойдет о Хано, а не о Шайне. — Он никогда меня не преследовал. А что магу на охоте не место — это предрассудки. Хано здорово помог нам сегодня. К тому же, а почему нет? Если Хранительница не поручила ему более важных дел на сегодня и он мог распоряжаться временем по-своему, то неужели был бы полезнее в лагере? Данира прекрасно справляется с бытовыми вопросами самостоятельно. А вместе с магом мы принесли две косули вместо одной, — запальчиво встала на защиту любимого Эллана на удивление быстро сообразив, как именно может оправдаться, но не заметив, что лагерь скрылся за их спинами.

Отредактировано Ellana Lavellan (2018-11-06 17:02:42)

[icon]https://c.radikal.ru/c37/1810/76/112cc1dbef8a.jpg[/icon]
совместно

[indent] Эллана не успела ни ответить, ни испугаться. Удар Шайена согнул пополам, выбивая воздух острой болью, она даже не закричала, судорожно хватая ртом воздух, когда за первым последовал второй, выбивающий из глаз слезы. На мгновение показалось, что охотник решил оторвать ей голову, дернув за волосы, но в тот же миг лезвие распороло щеку. Если она еще и пыталась как-то вырваться, то теперь тело обмякло, губы и язык потеряли способность шевелиться, а скапливающиеся от ударов по незащищённому даже рёбрами животу, кровь, желчь и слюна, тонкой струйкой стекали по подбородку. Если Элль и была беременна, то избивая, Шайн убивал и собственного ребёнка. В этом его цель? Это скоро закончится? Каждый новый удар, впечатывающийся в тело ноги, сжимал внутренности, подступая к горлу тошнотой. Все попыти закричать, позвать на помощь, отползти, закрыться, в этой абсолютной неспособности защититься от того, кому доверяла — были бесплодны. Ярость, страх, ужас, ненависть — ничто не находило выхода. Сколько не пытайся напрячь руку, брыкнуться ногой — тело предало её, позволяя охотнику делать всё, что ему угодно.

[indent] Когда Эллана поняла, что это еще не конец, что Шайен перевернул её, чтобы поступить страшнее, чтобы надругаться над и без того искалеченным, помятым телом, от боли внутри которого сознание стало спутанным и туманным, её затрясло. Самое страшное было не то, что уже случилось. И глаза, в которые он заставил Элль смотреть, сжав лицо тисками пальцев, ясно говорили о том, что настоящий кошмар еще впереди. Как может тот, кто если и не был больше ей мужем, но все ещё оставался родной кровью, сородичем, собратом творить такое? Эллана отказывалась верить. Это не она. Это все не с ней. Но вспоровший одежду нож, резью обжёгший кожу, опроверг эту попытку уйти от реальности. Не надо, пожалуйста, только не это. Пересохшие, перепачканные губы, не могли даже шептать, шевельнулись может быть от силы пару раз. Жалкий всхлип раздался вместо вскрика, когда его пальцы, приносившие не только боль, но и острый привкус омерзения, вцепились в грудь, а поднявшаяся каким-то чудом для защиты рука, была отбита злым ударом. На мгновение показалось, что он оторвет ей соски, вырвет из неё вместе с кожей и мясом. Но нет, Шайн сел сверху, вдавливая бессильное тело в почву, жестоко вторгаясь в её рот, в попытке унизить еще больше, которую нельзя назвать поцелуем, которую никак нельзя прекратить и нечего ей противопоставить. Которая нарушала и без того прерывистое поверхностное дыхание, перемешенное с жалкими всхлипами.. Прорезанные штаны, вторгшиеся в лоно пальцы. Паника. Судорога. Мерзость. Не надо.. не надо.. хотя бы отползти.. Но ничего не получается.. Безумный бегающий не фокусирующийся взгляд, сбившееся рваное дыхание.. Жуть. НЕТ. Пожалуйста, нет. Шайн скрутил её, вспарывая членом тело, еще и еще, разрывая изнутри, превращая низ живота в пристанище, скручивающей беспрерывной боли. Не плакать, не кричать, скулить и хныкать, не понимая этой жестокости и как она вообще могла с ней произойти. Тонуть, захлебываться, не знать как дышать. Кончится ли это когда-нибудь? Не в силах противостоять. Сбежать. Уйти. Ударить. Умереть. Предательское тело, позволившее этому происходить. Толчки, пронзающие, терзающие. Не увернуться. Больнее с каждым новым разом, мучительно, уничтожающе. Ускользающее сознание, за которое она не пытается держаться, желая, чтобы смерть закончила мучения, балансируя на грани между явью и забытьём, проваливаясь в него, но с каждым яростным толчком, сотрясающим все тело, выныривает обратно, не замечая что оказалась лицом в листве, лишь только мерзкий запах гнили, и затем яркий солнечные свет, отозвавшийся резью под коленями, которую Эллана даже толком не успевает осознать, когда в следующее же мгновение боль, которой она не знала равных, вонзается в промежность, распарывая её, разрывая, вырываясь из горла жалким тихим криком ужаса, унося измученную девушку в забытьё.

[indent] Но смерть не пришла за ней.
[indent] Её не пустили.

[indent] В аравеле было тихо. Из-за приоткрытых окон доносились далёкие отзвуки голосов и дневной жизни лагеря, но внутри можно было различить звук дыхания — слабый, но спокойный. Сколько раз уже ему казалось, что следующего вдоха не будет. Он умолял её и Творцов, Создателя, кого угодно, все известные силы — сжимая в своих руках её прохладную ладонь и вытягивая из Тени всё, на что был способен, только бы не дать ей ускользнуть за грань. Удержать в этом измученном, обескровленном теле, эгоистично пытаясь вернуть в сознание. Дыши. Пожалуйста, только дыши, не уходи от меня. Не смей.

[indent] Маханон сидел возле постели, сцепив ладони в побелевший ком и уткнувшись в них лбом. От усталости проваливаясь в какое-то подобие транса, не чувствующего времени, в котором только её дыхание отмеряло моменты бытия, но боясь уснуть. Хватило уже того, что от нескольких часов беспрерывного колдовства под ночь он просто свалился в обморок, напугав и без того едва дышащую Даниру, суетившуюся на подхвате между ним, Хранительницей и травницей. Никого другого в аравель не пускали, даже мать Элланы... в первую очередь, пожалуй, её. Ланайе хватило того, что она увидела, последовав в лес за магом, до того чуть душу из неё не вытрясшем выпытыванием, где Эллана. Где она оставила её с тем, с кем никогда не должна была. Не знала, конечно, не знала — но если бы хотя бы не отпиралась, возможно, было бы проще... Ему пришлось воспользоваться магией и обесчувствить её слабым разрядом, чтобы истерика женщины, кидающейся без всякого ума к едва живой дочери и сбивающей руки мага, не сделала хуже. Остановить кровь, только остановить кровь. Как это сложно оказалось, когда столько её уже вытекло, алым заливая бедра и темнея на листьях.

[indent] Он пришел в себя, кажется, через час с чем-то, найдя себя чьими-то силами затащенным на лежанку и ощутив движение чужой магии. Хранительница сидела на краю постели, и свечение, стекавшее с её рук, было сильным и ровным, не уступавшим тому, что получалось у них вдвоём. Но только Маханон, наверное, и мог представить, какой ценой ей это обходится. Так открываться Тени... но помешать ей он не мог, не имел права, сжимая пальцы, закусывая губы, через силу подымаясь на локтях. Только хуже сделает, если вырвет из транса. Да и травница не давала, отвлекая в приказном порядке сунутой в руки кружкой настойки.

[indent] Маги сделали всё возможное, восстанавливая, выправляя повреждения. От пореза на щеке Элланы остался бледный след царапины, на прокушенной губе лишь запекшаяся отметка, подтёки крови под кожей в местах ударов посветлели. Но слишком много всего было повреждено внутри, чтобы можно было говорить о какой-то победе. Когда переломанный медвежьей лапой Шайенн сам был в таком состоянии, это воспринималось иначе. С охотниками такое случается, с мужчинами тем более. Но видеть Элль такой, истерзанной, избитой, было потрясающе несправедливо и неправильно. Как мог долийский охотник сделать такое с женщиной? Случившееся повергло клан в холодный шок. Никто не хотел верить, что это возможно — но правда была сильнее привычных убеждений. Даже Хранительница не могла догадаться, что зверь в Шадайенне на такое способен... и это гнело её едва ли не больше многих.

[indent] Теперь Дешанна отдыхала в аравеле Феноры, травницы, Даниру отправили к родителям. Предлагать Маханону хоть немного ещё отдохнуть после его первого ответа никто не осмелился — его просто оставили в тишине. Хорошо. По словам Феноры, самое страшное было позади, ход ночи им удалось переломить. Эллана останется с ними. Но полноценному выздоровлению требуется время. И подрезанные ноги, быть может, уже никогда не будут служить ей так, как раньше. Не страшно. Лишь бы только она жила. Что угодно ради этого.

[indent] Молчаливый ужас всеобщего неверия и сплоченного осуждения каким-то образом помогал магу держать себя под контролем. Задвинуть под необходимостью делать в дальний угол собственную холодную дрожь, колотившую руки, когда он прикасался к её щекам, пытаясь понять, жива ли. Когда осознавал, что с ней сделали, вытаскивал мокрый и липкий от крови нож. От количества выбранной сквозь Завесу магии вены до сих пор жгло, и кожа казалась истыканной мелкими иголками, но это была совершенная ерунда. Штурм крепости обошёлся ему не меньшей ценой. Но от вида чужих разорванных тел, раздавленных конечностей и испепеленных скелетов не было и в половину так же жутко. По-настоящему страх начал пронимать его только сейчас, когда маг остался наедине с собой и этой тишиной. И потому он считал ее вдохи и выдохи, один к одному, напоминая себе, что она жива. Убеждая себя в этом. Всё будет хорошо, они выберутся, они справятся. Охотники найдут Шайенна — отец Элланы не простит ему сделанного с дочерью. Маханон жалел только о том, что не может сделать этого сам. Не может вернуться во времени назад, чтобы сжать ледяные тиски и превратить его в кровавую крошку. Не может предотвратить этого, по полоскам снять кожу, лишить его всякой возможности снова прикоснуться к Эллане. Виня себя и думая, что если бы не вернулся, до такого и не дошло бы.

[indent] Но случившееся случилось, определило реальность таким образом, на какой не имел силы повлиять даже маг. Из этого придется выбираться. Они уже на половине пути. И он должен быть самого себя сильнее — ради неё. Потерев подрагивающими пальцами красные от усталости глаза — веки зудели от раздражения и соли слёз, давно уже стертых со щек, Маханон перевел дыхание, с усилием выпрямляя спину, и потянулся в сторону, к стоящей на столе кружке с густо пахнущей лечебной настойкой...

[indent] Темнота окружала со всех сторон. Эллана медленно брела, сама не ведая куда, но ничего не боясь, не чувствуя ни страха, ни боли. Она просто знала, что нужно идти вперёд, что-то её туда манило. Элль не сразу заметила, что не одна в этом пространстве. Словно кукольный болванчик, она с трудом повернула голову, высматривая силуэт, идущего рядом с ней эльфа. От его кожи исходило еле заметное свечение, словно что-то подсвечивало её изнутри. Он был высок, наверное даже красив, с четко очерченными скулами, вытянутым лицом и заостренными ушами, заканчивающимися чуть ли не вровень с макушкой. Увидев высокий изогнутый посох в руке безмолвного незнакомца, Эллана остановилась. На языке вертелся вопрос, но задать его она не решилась. Тогда он взял её за руку, удивительно теплой ладонью, ласково прикоснулся к щеке, улыбнулся едва различимой улыбкой и повел дальше. В этом месте было сложно следить за временем и замечать, идет ли оно с ними в ногу. Но казалось, что прошла целая вечность, когда в воздухе перед ними возникла искрящаяся, переливающаяся в темноте, словно мыльный пузырь на солнце преграда. Эллана протянула к ней руку. Она знала, что должна пройти сквозь грань, чтобы оказаться на той стороне, но молчаливый спутник вдруг шлепнул посохом по её ладони и рассмеялся мягким шершавым смехом. «Твоё время ещё не пришло» — его голос, шумом листвы, ворвался в мысли и Элль открыла тяжелые, слипшиеся веки, жмурясь от света.

[indent] Рядом с ней сидел Маханон. Он был бледен и выглядел измученным. Эллана шевельнула губами, чтобы его позвать и с трудом оторвала от постели руку — хотела дотронуться. Осознание пришло к ней не сразу, накатив сначала тупой тяжёлой болью. Казалось болело все тело: лицо, грудь, живот,  ноги, между ними, внутри… Но мелькнувшее удивление догнали, ворвавшиеся, словно резкий порыв ветра в окно, сбивающий со стола чашку, воспоминания. Элль затрясло, из горла вырвались хрипы, которые и рыданиями-то назвать можно было с трудом. Она кое-как закрыла лицо ладонями, легшими на щеки тяжелыми камнями, но спрятавшими её от его взгляда. Волны ненависти и отвращения сменяли одна другую, желчью подкатывали к горлу, сжимая внутренности липким страхом. Дыхание стало рваным и не ритмичным, в ушах зашумело так, словно сердце, теперь билось в голове, а не там где ему было положено быть. Лучше бы она и правда умерла. Боги, за что?

Отредактировано Ellana Lavellan (2018-11-09 06:01:42)

[icon]https://c.radikal.ru/c37/1810/76/112cc1dbef8a.jpg[/icon]
совместно

[indent] — Да, — ответила она, поднимая глаза на молнии, напоминавшие личное звёздное небо, сотканное специально для неё из магии и распростёршееся под потолком. Постепенно к ней возвращалась способность мыслить, но не думать, не говорить о произошедшем Эллана не хотела, ей было достаточно напоминаний, болью сводящей тело. — Расскажи мне, как ты убил дракона, — Хано обмолвился об этом настолько давно, что теперь казалось и вовсе в прошлой жизни, но тогда она не придала этому особого значения, а сейчас хотела послушать. Да в принципе что угодно послушать, лишь бы только он говорил, заполняя её голову чем-то никак не связанным с жизнью клана.

[indent] — Расскажу, — улыбнулся он, тем временем легкими жестами управляясь с кувшином и пиалой на столе, наливая выпить и себе тоже — после долгого сна, прерванного лишь ненадолго заглядывавшей травницей и Данирой, осведомлявшихся о состоянии Элланы, в горле ощутимо сушило. — Но сначала выпей настойку. Тебе нужны силы.

[indent] Выпоив Эллане ее пиалку, Маханон наскоро приложился к своей кружке и перелег, поудобнее устраивая девушку в своих объятиях. Рассказ об осеннем путешествии в Ферелден, куда он повел группу из соратников-магов и выданных в сопровождение бойцов, был мерным и долгим. Он так и не понял, дослушала ли Эллана про саму победу, достигнутую хитрым ударом молнии в спину твари — маг смог провернуть это, взобравшись на утёс, пока остальные отвлекали на себя внимание дракона, — или же уснула раньше, не узнав, что стало с угрозой полям и стадам местных жителей. Лавеллан, впрочем, только порадовался этому — и, полежав еще какое-то время, чтобы убедиться в крепости и спокойствии ее сна, осторожно выбрался из объятий, в ночной прохладе укрывая Эллану одеялом. Стоило не только выпить, но и поесть, а к утру — разбудить травницу, чтобы помогла ему обработать ее раны.

[indent] Все недоумения по поводу своих ночевок и дежурства у постели охотницы Маханон отсёк ещё в первое утро — и повторил это ещё раз после этого съевшего весь вечер и половину ночи сна, поутру предельно кратко донеся до матери Элланы, что переносить девушку в родительский аравель и, в особенности, _снова_ оставлять наедине с Ланайей Маханон не собирается, а если не собирается он — не собирается никто. А он будет с ней всё время и каждую минуту, потому что любит и собирается связать себя с ней клятвами, как только она оправится от произошедшего. Все волнения об этичности и уместности подобных заявлений как волной смыло случившимся — ожесточенно щерящийся Маханон рубил правду наотмашь и с нескрываемым раздражением ко всем витиеватым тонкостям обычаев, которые могли предписать ему находиться на расстоянии от Элланы. Плевать ему было на это целиком и полностью, до невероятной глубины пренебрежения и безразличия — что кто подумает и кто посчитает, и попытки настаивать на обратном Первый просто оборвал на середине, захлопнув за собой дверь и заперев ее магией. Терпение его было на исходе — все, что было, доставалось Эллане и только ей. Объясняться за него пришлось Хранительнице, но, по всей видимости, ей это удалось — больше вопросов не последовало, даже когда Эллану, немного восстановившуюся после кошмарной ночи и проспавшую с недолгими пробуждениями несколько суток, со всеми предосторожностями перенесли в отремонтированный аравель, отведенный Первому. Здесь было свободнее, чем у Хранительницы — и на постели можно было не тесниться, а спокойно сидеть или лежать рядом. Всё время проводя рядом с Элланой, разговаривая с ней, бодрствующей, рассказывая о бесчисленных своих приключениях в мире людей, сидя спиной и держа за ладонь, пока травница с помощью Даниры обрабатывала раны — что пока еще было больно. Выходил ненадолго — особенно после того, как зашедшая Фенора случайно разбудила Эллану в его отстутствие, вызвав истерику с рыданиями. От такого состояния Элль делалось больно и страшно — и обнимая её, сцеловывая слёзы, он успокаивал и сам себя: это пройдёт, это когда-нибудь пройдёт. Через полгода, год, раньше или позже, — они вместе переживут это. Дальше будет только лучше.

[indent] К огромной досаде Маханона — как, впрочем, и отца Элланы, занявшего в этих отношениях его сторону, — догнать Шадайенна не удалось, он слишком хорошо знал лес и умел в нём скрываться. Судя по всему, вместе с точно так же бесследно исчезнувшей Салирой, шокировавшая клан парочка направлялась куда-то в шемленские земли — и стрелкам пришлось вернуться ни с чем. Но когда-нибудь Эллана научится снова просыпаться среди ночи и сама зажигать свет, а не хвататься в паническом ударе за него, лежащего рядом, всегда рядом — и тогда всякая удача для бывшего долийца закончится. Слушая спокойное уже дыхание Элланы на кровати, Маханон отвлекался от письма за поставленным поближе столом и сжимал в пальцах древко прислоненного к стене рядом посоха. Скоро. Непременно. Он вернёт ему всё, что охотник оставил о себе "на память". Но пока Эллана спала чутко — и он сидел рядом, лишь тихо поскрипывая пером и записывая на бумаге всё, что знал, всё, что понимал и помнил, всё, что должно будет когда-нибудь стать знаниями других Хранителей клана.

[indent] О церемонии пока больше не говорили. Не до церемонии ему — Эллана не успеет достаточно восстановиться, а у него ни единой мысли о том, чтобы подготовиться, чтобы потратить время на необходимые медитации и ритуалы. К демонам их все, и всё, и всех. В его мире больше не было ничего важнее. А там, за стенами аравеля, жизнь клана продолжалась в обычном ритме — но Хранительница после той тяжелой ночи уже тоже почти не выходила из аравеля. Данира была нарасхват, помогая во всех простых и необходимых делах, вовлекавших бытовую магию — однако Маханон, как ни разрывалось у него сердце от стыда, боялся оставить Эллану одну. Боялся снова услышать ее крики и плач, от воспоминаний о которых глаза начинали жечь злые слёзы. Садясь на кровать рядом с ней, почти безмятежно спящей, он тихо гладил её по руке, снова и снова обещая себе, что это не навсегда. Что они выберутся. Что страхи уйдут. Наклоняясь, осторожно целовал в лоб, стараясь не разбудить, и без сил отдалиться ложился рядом, сдерживая вздрагивающее дыхание, обнимая и молясь только, чтобы она не проснулась сейчас, не увидела его таким.

[indent] Лечение приносило свои плоды — неделю спустя Эллана уже могла сидеть, и Маханон по нескольку раз за день брался разминать ей ноги, втирая в залеченные магией, но пока еще слишком слабые колени густую травяную мазь. Большой удачей было то, что на пороге стояло лето — сок из свежих стеблей был куда эффективнее вытяжек из сушеных, доступных зимой. Кожа от них краснела, разогретая прилившей кровью, в меру восстановления которой Эллане к каждому приему пищи приходилось проглатывать по нескольку ложек смеси из орехов, меда и особым образом выцеженной крови из свежей добычи. Родители Элланы заботились о том, чтобы их дочери доставалось все самое необходимое, хоть и приходил со всем необходимым только её отец — в отличие от матери, он не избегал разговоров с Маханоном, соглашаясь с его уверенностью и с благодарностью принимая заботу об Элль.

[indent] Но краснота эта, выглядящая воспаленной на все еще бледной коже, ничуть не смущала и не останавливала мага от того, чтобы аккуратно, в очередной раз напоминая о своей любви, коснуться губами колена девушки, чередой поцелуев сходя на голень, которую он мягко придерживал ладонями. Все движения аккуратны и легли — любой твердый нажим до сих пор требовал от Элланы много терпения в борьбе с хватающими за горло страхами. Душа исцелялась куда как медленнее тела.

[indent] Дни были похожи один на другой. Эллана замечала ход времени, лишь изредка спрашивая сколько прошло? Вся жизнь разделилась на до и после, обретя новую точку отсчета. Проводя во сне большую часть существования она с трудом различала реальность, которая превращалась в бредовые воспоминания, словно тело жгло температурой и они пробивались через неё. Пробуждаясь и засыпая, проваливаясь в темноту, в которой не было ни стыда, ни страха, ни боли. Вряд ли ей удастся вспомнить хоть что-то из того, что Хано рассказывал в эти дни, о чем она неизменно просила, раз за разом об одном и том же, словно и не слышала, что он говорит, но слушала, успокаиваясь и засыпая от баюкающих звуков спокойного голоса.

[indent] Но однажды, открыв глаза и обнаружив в аравеле какую-то женщину, ничего не разобрав спросонок, она вновь поддалась панике, мечась в постели, задыхаясь от ужаса, крича потому, что могла. Наконец-то, могла кричать! Орать так, что бы и в шемленских городах услышали, а не только в лагере. Чтобы _он_ пришел на помощь. Остановил это. Ужас, мерзость воспоминаний, ворвавшихся, ощущениями болезненных прикосновений Шайена, которые хотелось содрать вместе с кожей и сжечь — не сразу удалось унять, прибежавшему на крики Маханону. Не замечая, не понимания ничего, кроме отчаяния, в которое провалилась, Элль билась с ним, пока Хано, наконец-то, не удалось до неё достучаться, и долго рыдала, опустошенная и уничтоженная, даром что живая, когда жизни этой в ней не осталось.

[indent] В одну из ночей, или это был день?, сквозь сон ей показалось, что обычно ровное  дыхание, обнимающего её Маханона, сбивается, словно он плачет. Элль хотела открыть глаза, но тяжелые, склеенные усталостью и лекарствами, веки отказывались подчиняться. Все что Эллана могла — прислушиваться и пустое, отказывающееся что-то чувствовать сердце, наполнялось тяжелой радостью. Ему больно. Она не одна. Не только её жизнь втоптана в гнилую листву, с пробивающейся редкой порослью весенней травы. Теперь, когда о любви не могло быть и речи, эта боль, которую он так тщательно скрывает, давала ей силы. Ирония. Маханон всегда скрывает от неё самое важное.

[indent] — Нет. Не целуй. Не надо, — остановила его Эллана, морщась от отвращения, когда в завершении одной из процедур Хано вздумал целовать ей ноги. Это предательское тело не заслуживало ласки или любви. Хватит с него и той заботы, что получало. Оно уже не досаждало ей болью и могло сидеть, но это ни в коей мере не искупало его вины перед ней — не смогло защититься, подчинилось воле охотника, уничтожило её, заслужило всё то, что с ним сделали. Грязное, оскверненное, не достойное того, чтобы его касались чьи-то губы.

[indent] Чем больше времени Эллана проводила в сознании, тем больше её гнело и раздражало спокойствие Маханона. Она хотела знать, убедиться, что тогда ей не показалось и не было сном. Хотела увидеть, услышать, почувствовать, что не одна сидит на остром стекле из осколков собственной жизни, которую даже собрать по кусочкам не представляется возможным, да и надо ли?

[indent] — Ты такой спокойный, — задумчиво глядя на него, сказала она, подбирая подходящие слова, чтобы уязвить, ужалить, вытянуть правду. — Будто тебе все равно, что со мной произошло.

[indent] — Мх? — Маханон, осознав, что увлекся, залюбовавшись ею, вскинул взгляд и смущенно, явно извиняясь, наморщил брови, аккуратно опуская ее ногу пяткой на постель. — Прости. Неприятно? — очень тихо спросил он, звуча риторически. Конечно, любые ощущения сейчас могут быть слишком сильными, быть тем, что ей не захочется терпеть. Маханон понимал и признавал это.

[indent] Тщательно закрыв крышкой баночку с мазью, маг поднял глаза на вопрос Элланы, насторожившись от её тона. Что-то не так?..

[indent] — Это не «все равно»… — начал он, стремясь опровергнуть услышанное, убедить её, что она не права, но осекся, не зная, как сказать — а что это тогда? Что ещё ему остаётся, кроме спокойствия? Разве поможет он чему-то, если позволит себе что-то иное? Эгоизм эмоций, требующих чужого внимания, когда внимание здесь нужно вовсе не ему?.. Глупости. Но Эллана спросила, и вопрос этот его встревожил.

[indent] — _Мне_ не все равно, — исправился он, пододвигаясь немного ближе, стремясь ободряюще коснуться ее руки, улыбнуться, отогнать страхи. Я здесь, я рядом. — Ни в коем случае не все равно. Не думай так, — попросил он, убеждая и всматриваясь в её лицо.

[indent] Эллана отвела руку, избегая прикосновения, и скрестила их обе на груди, чтобы он больше и не пытался. Она смотрела на него вызывающе. Наверное, так смотрит дикий зверь, сбежавший из капкана, пока не большого ума охотник, пытался извлечь его, вместо того, чтобы сначала убить. И вот он, пропахший человеческим запахом, возвращается к сородичам и не знает как его примут. Хромает на одну ногу, или обе волочит за собой, но идти ему некуда. Обуза для всех.

[indent] — Разве? — переспросила она, неестественно для себя прежней изогнув брови, бегающим взглядом, изучая его лицо, ища на нем хоть что-нибудь живое, хоть что-нибудь, кроме спокойствия и сострадания. Пусть даже хотя бы отвращение, это уже будет куда как искренней. — Мне так не показалось. Ты ведешь себя так, будто со мной ничего не случилось.

[indent] По этой придирчиво-капризной пытливости догадавшись наконец, что разговаривает не с Элль, а с очередными ее страхами, взявшими верх и глядящими на него так остро — она ведь не была такой, это всё то, что Шайенн с ней сделал, — Маханон вздохнул, опираясь рукой на постель. Ничего, справится. Они справятся.

[indent] — А как я должен себя вести, Элль? — спросил он чуть горьковато. — Чтобы тебе не казалось такого.

[indent] Опять ничего. Наверное, ночью ей всё же показалось, и правда всё равно. Как будто это она должна знать, как ему себя вести. Как будто у нее есть готовые ответы на эти вопросы, тогда как она и за себя то не знает. Может быть и ей делать вид, что ничего не изменилось и всё по прежнему? Ну подумаешь ноги пока не ходят, но пойдут когда-нибудь. Не велика потеря, если тело больше не болит, значит она в норме. Надувшись, отвернувшись к стене, разглядывая её, словно силясь что-то там найти, Эллана жевала зажившие было губы, не замечая как расчесывает ногтями руку. Когда тело болело было проще — спи себе и спи. А теперь.. Что теперь будет?

[indent] — Как будто я знаю, — повернувшись прервала затянувшееся молчание Элль, потому что тишина была еще невыносимее. — Скажи мне, что ты чувствуешь, хоть что-нибудь. Что-нибудь, только не это спокойствие. Видеть его больше не могу.

[indent] Зато Маханон замечал — и, потянувшись, остановил ее руку, попросив:

[indent] — Не раздирай, — отпустил, не навязывая прикосновений. — Давай ещё смажем, если чешется, — маг лёгким движением подозвал к себе баночку с другой мазью, предлагая, но Эллана, похоже, была не в настроении слушать

[indent] Маханон поднял бровь на её вопрос, следом вместо этого чуть наморщив лоб.

[indent] — Я люблю тебя, Элль, — признался он искренне, напоминая, внушая в очередной раз чуть надломленным горечью тоном, — вот что я сейчас чувствую больше всего. Мне... больно за тебя, за твою боль, и я хочу тебе помочь. Сделать всё, чтобы тебе больно не было. А как это сделать, если я не буду спокоен? — он терпко поджал уголок губ, вглядываясь в её лицо. Сочувствие душило его, давило на горло, распирало изнутри этим неуемным чувством, желанием унять ее боль, острым небезразличием. Любовью. Даже такая, обиженная, раненая, встопорщившая иголки, она была его. Одной, единственно ценной и нужной. — Чему-то поможет, если я буду другим?

[indent] "Зачем тебе моя боль, Элль? Как будто от нее станет легче. У тебя своей хватает, и я хочу забрать ее у тебя, а не добавить новой..."

[indent] — Да! Поможет! — почти выкрикнула Эллана, потому что все эти спокойные уравновешенные слова ничего не значили. Ничего не меняли. Ей не становилось от них легче. Он не мог сделать то, что хотел — забрать ее боль, а то, что сделать мог — разделить с ней свою, то делать не хотел, и за это его хотелось ударить, встряхнуть, чтобы выбить хоть что-нибудь, чтобы Хано вновь стал тем человеком, который способен чувствовать. Которого яростью било, который был готов встать между ней и Шадайенном  и разорвать последнего в клочья. —  Я хочу видеть твою боль! Что ты тоже страдаешь! Что злишься! Что ненавидишь! Что чувствуешь хоть что-нибудь. Потому что если нет уходи. Я все равно одна, что с тобой, что без.

Отредактировано Ellana Lavellan (2018-11-09 06:02:08)

[icon]https://c.radikal.ru/c37/1810/76/112cc1dbef8a.jpg[/icon]
совместно

[indent] Зато она решалась. Целовать мягко и невинно солёные от слез губы, не пробуждая желание, и не помышляя ни о чем более кроме этой близости, доказывая ему как она важна. Как нужно, необходимо видеть его и таким тоже. Ощущать слабость и заключенную в ней силу. Понимать, что ударили не по ней одной. И промазали. Да больно, да ужасно, но и на выжженной земле растут цветы. Она оправится, пусть даже Шайну на зло.

[indent] — Да хочу, — отозвалась Эллана, подкладывая ладонь под щеку Маханона, рассматривая покрасневшее, припухшее от слез лицо, на котором сейчас даже веснушек не разобрать. И снова целуя того, кто сделает ради неё все что угодно. Все, что будет в его силах, а если не сможет сам, то всё равно найдёт способ. И от этого знания, вытаскивая из темноты, пустоты в душе, поселившейся там, казалось на вечно, не только любовь, но и доверие. Зная, что открыться ей, для него всегда было тяжело, и не прося, но требуя этой жертвы. — Я хочу чтобы ты больше никогда не прятал от меня чувства. Я хочу видеть их все. Не только любовь, но и все остальное, что у тебя на душе,— требовательно заявила она, протягивая руку, проводя пальцами по светлым волосам, чувствуя под подушечками, жесткие по отдельности волосинки, но такие мягкие в своей целостности густой копны. — Всегда.

[indent] Пододвинувшись ближе, вновь касаясь его лба своим и прикрывая глаза, возвращаясь в воспоминаниях в тот день, через дрожь вдруг завладевшую её дыханием, набрав воздуха, Эллана решилась рассказать, не спрашивая хочет ли Хано услышать.

[indent] — Когда мама уходила, оставив нас в лесу, Шайн был совершенно спокоен. Так спокоен, что у меня и мысли не возникло о том, что будет дальше. Он спрашивал будем ли мы настаивать на его изгнании, хочу ли я, чтобы он ушел и я сказала, что хочу. Не знаю, ответь я «нет», изменило ли бы это что-нибудь, — она рвано вдохнула, протяжно выдыхая, словно ища силы рассказывать дальше, хотя никто её об этом не просил, и может быть и слушать не хотел, но Эллана чувствовала, что должна рассказать. Понимала, что не хочет оставаться с этим один на один. — Первый удар был в живот. Он был такой неожиданный, я не успела даже испугаться или вскрикнуть. Шайн сразу же полоснул ножом по щеке и больше я не могла ничего. Ни шевелиться толком, ни кричать. Скулила только. Он бил ногами. Я думала, что так он хочет выбить из меня своего ребёнка и просто ждала когда это закончится. Тогда мне еще казалось, что на этом все. Но когда Шайн сел на меня, распорол рубаху, я поняла что нет. У меня началась паника. Я не хотела этого. Меня била дрожь. Его прикосновения.. Это было не только больно, но омерзительно. Так омерзительно.. Мне даже не с чем сравнить, — вспоминая это, Эллана начала свободной рукой шкрябать живот, надежно защищенный от ногтей тканью домашнего платья, но все равно ощущающий эти болезненные прикосновения, сопровождаемые глухим раздражающим звуком. — Я ничего не могла сделать, никак не могла воспротивиться, защититься. Даже брыкнуться или отвернуться. Тело меня не слушалось. Оно предало меня. Позволяя ему делать все что он хотел, — Эллана всхлипнула, тяжело прерывисто дыша, но продолжая говорить, исторгать из глубины памяти потоки грязных, ранящих воспоминаний. — И ему это нравилось. Он трахал меня. Долго, больно. Вминал в землю и вспарывал членом. Я отключалась и снова приходила в себя от боли, но это не было кошмарным сном, было реальностью. Я хотела умереть. Избавиться от всего этого. Стереть с лица земли, вместе с собой. А потом стало так больно.. сначала в коленях, а потом и там.. И все. И темнота. Я брела куда-то в этой темноте. А потом увидела Фалон'Дина. Он шел вместе со мной. Но когда я протянула руку, чтобы пройти за грань, он ударил меня по ней посохом и рассмеялся в моей голове. Сказал, что мое время еще не пришло, — сказав это, Эллана открыла глаза, но в них сейчас не было боли или стыда, лишь ярость, плескавшаяся через край. — Я хочу чтобы Шайн поплатился за все что сделал. Чтобы ему оторвали член. Чтобы сломали каждую косточку в теле и бросили подыхать в гнилой листве. Так как он сделал со мной.

[indent] — Он заплатит, Элль, — с мрачной уверенностью проговорил Маханон, только сейчас заметив, с какой силой стиснул зубы, слушая ее исповедь и с трудом удерживая желание прервать это, не давать ей ковырять рану, только повторяя про себя, что если Эллана хочет сказать, пусть говорит. Если ей нужно выпустить это, выговорить, поделиться, не оставить уродливые эти слова только в своей голове… Он лишь перехватывал ее руки, не давая вредить и царапать, мягко сплетал и сжимал пальцы. — Он заплатит за всё. Я найду его. Я знаю, чем и как живёт внешний мир лучше девчонки из эльфинажа, — Лавеллан раздраженно дернул углом рта. — Он напрасно надеется, что найдет укрытие в городе. От наших охотников — возможно. Но не от меня, Элль. Не от меня, — в серьезно, негромко сказанных словах этих было больше пугающей ненависти, чем в любом брызжущем искрами гневе. Нацеленная, рациональная, давно решенная враждебность прохватывала дыхание чёрной пустотой — и это была не злость. Злость можно обернуть, успокоить, остановить. С обреченностью такого не провернешь. А словами этими Шайенн был обречён. На много худшее, длительное и болезненное, чем всё то, что он сотворил здесь, из-за чего Эллана так мучительно для Маханона стремится навредить сама себе, страдает и ненавидит.

[indent] Не столько пообещав, сколько поставив в известность о своём намерении, он снова осторожно целовал её, ставя против мерзостных воспоминаний живое, нежное, теплое настоящее.

[indent] — Это ничья вина, кроме его, Эллана. Ты едва дышала, травница сказала, он использовал яд. Он знал, что ты все смогла бы, и потому нарочно… Никто не может против яда. Я тоже не смог бы, — Маханон с тяжелой горечью вздохнул. — Но это отчасти спасло тебе жизнь. Если бы сердце билось сильнее, если бы ты боролась… ты могла просто истечь кровью быстрее, чем мы нашли бы тебя, — лицо его исказилось болезненной гримасой воспоминаний о том моменте, окунувшем в кошмар наяву. — Ты выжила, Элль. Это главное сейчас. И ты поправишься, и его месть не сбудется. Давай сделаем так, чтобы она не сбылась. Чтобы ни одна его подлость цели не достигла. Твое время не пришло, конечно, не пришло, — шептал Маханон, снова целуя, — я никогда не отпущу тебя вперёд себя, слышишь? Никогда..

[indent] Мрачная уверенность и решимость в словах Маханона, бальзамом лилась на сердце. Если бы кто-нибудь раньше сказал ей, что она будет желать кому-то такой страшной и жестокой участи, Элль никогда бы не поверила. Но теперь.. теперь она хотела справедливости. Чтобы Шайен получил по заслугам. Чтобы испытал все, через что вынудил пройти её. Да это месть, но праведная. Даже если ему и не удалось добиться желаемой цели, и душа со временем исцелиться, так же как восстановится тело, он не должен жить дальше с чувством торжества и победы. Пусть знает, что бессилен. Пусть увидит — она не сломлена. Любима. Счастлива. Не смотря ни на что.

[indent] — Ты возьмёшь меня с собой? Или притащишь его сюда? Я не столько хочу видеть своими глазами, сколько чтобы увидел он. Что ему не удалось. Я не сломлена. Чтобы он не делал, как бы не втаптывал в грязь, не уродовал, как бы не бил и не насиловал, — хмуро, злобно проговорила Эллана, не собираясь держать эту ненависть и желчь при себе, отплёвывая её из души во внешний мир, глядя на свои крепко сжатые Хано пальцы, которыми так и хотелось продолжить раздирать кожу и которым мягко, но уверено мешали. Пока это есть между ними, остальное не важно. Остальное можно исправить.

[indent] — Это ты меня нашел? Наверное, ты. Никто больше и не стал бы искать, — спросила и сама же ответила Эллана, понимая, что мама была слишком уверена в своем горячо обожаемом зяте, чтобы начать волноваться. И Элль не знала, как относиться теперь к этой женщине. Да, она не знала. Никто не знал. Никто и подумать не мог, что долиец окажется на такое способен. Но всё же, если бы Ланнайя не выманила её.. то выманил бы кто-то другой. Шадайенну верили. Даже Дешанна.

[indent] Эллана хотела попросить, рассказать Маханона об этом, чтобы и он не был один на один с этими воспоминаниями, но болезненная гримаса на его лице, остановила. Может быть попросит когда-нибудь потом.

[indent] — Его месть не сбылась, Хано, — неуверенно улыбнулась Эллана, словно губам теперь нужно учиться заново даже таким простым вещам, как улыбка. — Есть то, что ему никогда не удастся изменить. Тело, это всего лишь тело. Я переживу, раз и оно выжило, — знал бы Маханон, сколько раз эта мысль крутилась в её голове за этот неполный год. Сейчас всего лишь было больнее, уродливее, жестокость эту тяжело переварить, забыть, простить себе самой, но и противопоставить ей нечего. И не изменить того, что произошло. Как-то смириться и научиться жить дальше, потому что она хочет научиться. Ей есть ради чего. —А над моей любовью к тебе он не властен. И пока у меня есть ты, я поднимусь из любой грязи. Как бы мне не было тяжело вставать, — это и правда было тяжело — решиться. Но не боли она боялась. Передать, испачкать его мерзостью тех прикосновений, испугаться, понять, что больше никогда не сможет целовать так как раньше, сталкиваясь с непреодолимой преградой из страха и сопротивления. Осознать, что никакой любви не вернуть той головокружительной ласки, которую она помнила, о которой думала сейчас, вспоминая совсем не произошедшее в лесу, а то, что соединило их в пещере, под шум водопада, когда Элль впервые сказала «люблю». И пусть сейчас силы давала злость, желание доказать себе, всему миру, что сможет не смотря ни на что, что никакой страх не властен над душой, которая всегда стремилась лишь к одному — быть с ним, для него, как можно ближе. Эллана сама подалась на встречу губам Маханона, в длящейся нежности невинного поцелуя, проводя по ним языком, не зная, страшась, что он больше никогда не захочет целовать её так, но настойчиво пытаясь, прося, умоляя, перехватить инициативу, не оттолкнуть, не отказаться от неё,  впиваясь ногтями в его руку, чувствуя как страх скручивает изнутри, но упрямо не желая сдаваться.

Отредактировано Ellana Lavellan (2018-11-11 08:50:02)

совместно
[icon]https://c.radikal.ru/c37/1810/76/112cc1dbef8a.jpg[/icon]

[indent] Эллана слушала, затаив дыхание. Наверное ей и правда нужно было услышать такое признание, чтобы поверить — между ними ничего не изменилось, несмотря на то, что для неё… Она как будто умерла и вернулась назад. И тело это словно ей не принадлежит, чужое, непослушное, не умеющее простых вещей, не подчиняющееся её желаниям. Как бы хотелось от него избавиться, если можно было бы получить новое, не использованное, не помятое, не вывернутое наизнанку, не запятнанное. Если бы можно было начать все с начала! Она бы всё отдала за такую возможность. Вернуться назад в шестнадцать, открыть той девчонке глаза, не позволить им совершить столько ошибок! О как бы они были счастливы без этих шрамов и нарывов. Но нет, так нельзя. И мы имеем лишь только то, что имеем. Но ведь и это не так уж и мало, да?

[indent] — Так научи меня, — шепотом попросила Эллана, подсаживаясь ближе, будто бы боялась сказать в полный голос и испугаться собственных слов. — Я хочу быть с тобой, хочу быть твоей женой, хочу чтобы и правда между нами ничего не изменилось. Но это тело меня предаёт, я словно им не управляю больше, — не то хмыкнула, не то хныкнула она. В этом и признаться было больно, и говорить так откровенно страшно, и даже стыдно поднимать такие вопросы. Но с кем как не с ним, Элль могла поделиться всем этим? — Ладони, губы, лицо — еще куда не шло. Но остальное.. для меня звучит дико, что к ним все еще можно желать прикасаться. Хотя умом я и понимаю то, что ты говоришь.

[indent] Больно было смотреть как он вспоминает, но Эллана радовалась тому, что Хано не стал держать эту память в себе. Разделённая, озвученная – уже не такая жуткая, как прокручиваемая раз за разом с собой наедине. И она понимала тот страх, с которым ему пришлось столкнуться. Он жил в ней давным-давно, вот только пережить довелось не ей.

[indent] — Когда та стрела… — вспомнила она, хотя и понимала, что испуг от того, что не случилось, вряд ли сравниться с истекающей кровью, раненной возлюбленной, но меж тем, то осознание было для неё важным и Эллана хотела им поделиться. —  Я думала, что умерла бы вместе с тобой. Мне не жить без тебя.

[indent] Он едва дал ей договорить, обхватив ладонями лицо и смяв последние слова поцелуем в невнятное "тевяхм". Целуя долго, вдумчиво, нежаще, не отпуская. Только потом, как-то очень потом, когда уже почти и забылось, о чем шла речь — и то, из рук не выпуская, не прекращая нежно гладить скулы и виски кончиками пальцев, смотря всё ещё так взволнованно ею, но со светлой надеждой — любуясь и любя. Больше, чем помещается в сердце.

[indent] — Ты жива, — тихо и твердо сказал Маханон. — И я жив. Со всем остальным мы справимся. Что бы ни было с нашими телами.

[indent] Он не удержался, снова подаваясь вперёд, целуя и смежая ресницы, пил теплоту и мягкость губ Элланы, настойчиво требуя ещё и ещё. И — падая спиной на кровать, головой куда-то к изножью, утягивая девушку за собой. С довольным вздохом прервав поцелуй, Маханон коснулся щеки Элланы ладонью, разглядывая её так непривычно, снизу вверх.

[indent] — Я люблю тебя, — проговорил он опять с ощутимым удовольствием, улыбаясь. — И я хочу прикасаться к тебе. И буду, — Маханон куснул себя за нижнюю губу, не без труда сдерживая собственные шальные желания не просто коснуться — показать, убедить, развеять всякие мысли о том, что она может быть нежеланна. Но состояние Элланы по-прежнему очень волновало его. По-хорошему, и целоваться-то так не стоило, не рисковать. Как бы мучительно остро не хотелось этого.

[indent] — Но не сейчас. Мне нельзя беспокоить тебя сейчас, — почти шептал он, не прекращая гладить кончиками пальцев, удерживая взгляд на её лице.  — Я так хочу этого... но если сделаю хуже, не прощу себя никогда, — с досадой признался маг, сводя брови и хмуря пересекающую лоб дугу татуировки...

[indent] Эллана едва успела договорить, попадая под власть поцелуя.
Маханона, как и раньше, не нужно было дважды просить и если от слов и могли оставаться какие-то сомнения, то поцелуи развеивали их с лихвой. И это было даже хорошо, уверенно и нежно он вел за собой, и ей удалось закрыть глаза и почувствовать что-то, только нервы оставались натянуты, словно струна. Наверное, нужно куда больше времени, чтобы вновь научиться расслабляться, растворятся в ласке, забывая обо всем на свете. Но в этой бесконечной череде поцелуев, было столько прежнего, любящего, сумасшедшего и прекрасного, что Эллана тянулась к ним, словно к соломинке, за которую хватается утопающий. Если кому-то и удастся её пробудить, то только Хано. Жить им, ради и для него, потому что помнила, стоящим под дождём, обездоленного и опустошенного, помнила свои чувства, и понимала, что не имеет никакого права оставить одного в этом мире, лишь потому, что самой проще было бы быть мертвой. Да и не хочет. Хватается за любовь, как единственное целое, что осталось, черпая в ней силу и радость.

[indent] — А если нет? Если не справимся? Если у меня не получится? — неуверенно спросила Эллана, касаясь пальцем губы, которую Хано зачем-то кусал, вытягивая из капкана зубов. Смотреть на него, лежащего вот так, было непривычно и немножечко странно, словно он оказался в её власти и она могла бы делать с ним все что захочет, вот только ничего не хотела, хотя наверное должна была. Вспоминая с каким трудом ей удавалось останавливать и его и себя в пещере рядом с водопадом, и злясь, что шла на поводу у здравого смысла, вместо того, чтобы отдаться чему-то прекрасному и настоящему, что теперь и вовсе может никогда с ней не произойти. Или будет испачкано в мерзости сотворенного с ней Шадайенном.

[indent] Отстраняясь, садясь, облокачиваясь на стену и морщась от боли, которая сопровождала каждую попытку хотя бы чуть-чуть согнуть ногу в колене, Эллана еле сдерживала злые слезы, ненавидя эту правильность в себе самой. Лучше бы она и правда изменяла мужу! Тогда и то, что он с ней сделал, хоть как-то нашло оправдание. Какое еще отношение могла бы заслуживать шлюха, предавшая всех и вся? Но нет же. Она была ему верна.  Предупредила даже о том, что его ждет, просила отпустить, а не требовала на суде лишить всяких прав на эту её клятву. И чем он отплатил? Вместо того, чтобы найти ответ, справиться с яростью, раскается, да или даже просто уйти, раз оставаться в клане не хотел — избил, изнасиловал, бросил умирать в гнилой листве. Никчемная, ненужная, словно мусор. Объедки со стола, которые разве что только Маханона не смущают. Но разве он не достоин лучшей доли? Одной из тех юных, невинных и телом и душой девушек, смотревших на него так зачарованно? Каждая готова была бы пойти за ним, его ведь так не сложно любить! Мама Хано не хотела видеть её рядом с сыном, когда Эллана просто побывала замужем за другим. А теперь? Какими глазами Аниз будет смотреть на неё теперь? Когда весь клан знает, что с ней сделали. Когда, возможно, она навсегда останется пустой, не сможет ни зачать, ни выносить, ни родить. Даже в этом будет бесполезна. Отвратительная, сломанная, испорченная. — Тебе нужен кто-то другой. Ты не заслуживаешь, такую как я. Если раньше я была просто попользованная, то теперь ты словно мусор подбираешь из помойной ямы, — содрогаясь от собственных слов, размазывая слезы по щекам и шмыгая носом, зло пробурчала Эллана.

Отредактировано Ellana Lavellan (2018-11-14 05:59:32)

совместно
[icon]https://c.radikal.ru/c37/1810/76/112cc1dbef8a.jpg[/icon]

[indent] Если бы раньше кто-нибудь сказал Эллане, что она будет бояться выйти на улицу, Эллана никогда бы в это не поверила, считая себя очень храброй. Но теперь, сердце ушло в пятки от страха, а дышать было так тяжело, словно там, за дверью, её поджидали тысячи Шадайеннов, прячущихся за каждым деревом. Конечно, на руках Маханона ей совершенно нечего было бояться, пусть там даже несколько тысяч прячется: Хано разорвет каждого на мелкие кусочки — она это знала так же точно, как и то, что Шайн струсит и никогда в жизни не подойдет к их лагерю, зная, что обязательно поплатится за то, что совершил. Но её тело, словно бы и не замечало все эти знания. Оно всё равно боялось.

[indent] Улыбнувшись любимому, легко поднявшему её на руки и чмокнувшему в нос — так мило, и так по-детски — Эллана зажмурилась, утыкаясь в шею Маханона, и начала считать свои вдохи, стараясь дышать очень медленно и размеренно. Этому она научилась у Нейи, которую в свою очередь обучила мама, когда эльфийка вдруг начала так волноваться перед приближающимися родами, что падала в обморок. К удивлению Элланы, этот способ помогал справиться и с всё еще иногда приходящими приступами паники.

[indent] Первое, что она почувствовала, когда оказалась снаружи — это прекрасный аромат, согретого солнечными лучами, летнего леса. В аравеле, всё же пахло по-другому. Даже через приоткрытое окно, поступающий воздух смешивался с запахом настоек, вещей, еды, их с Хано присутствием. И теперь, для Элланы, успевшей от него отвыкнуть, аромат леса казался дивным и пьянящим. Шум листвы, в которой ветер затеял игру, пение птиц, жизнь долийского лагеря в отдалении — все звуки стали настолько непривычно яркими, что кружили голову, заставляя крепче обнимать Маханона, и боятся открыть глаза. Маленький ставший привычным мир, в котором кроме четырёх стен их было лишь двое с узким кругом приходящих на время друзей, вдруг в одночасье стал огромным. И от этого хотелось кричать! Причем Эллана с точностью не смогла бы ответить — будет ли это крик радости или ужаса.

[indent] Она просидела еще какое-то время на скамейке, держа ладони на глазах, а лицо спрятав на груди Маханона, вслушиваясь в жужжание пчел, пение птиц, дыхание и сердцебиение любимого, прежде чем, наконец-то, решилась и, убрав ладони, повернулась к окружающему миру. Сначала ей показалось, что деревья наступают на неё, шагая огромными, враждебными стволами. И Эллана зажмурившись, вцепилась в ладонь Маханона, вновь отсчитывая собственное дыхание. Но второй взгляд, на который она решилась спустя несколько минут, был более успешный и Элль смогла осмотреться.

[indent] Полянка, на которой был размещен аравель, находилась на самом краю лагеря и представляла собой уютное и безопасное место.  Рядом со скамейкой, на которой они сидели, росли кусты шиповника, украшенные прекрасными розовыми бутонами, чей тонкий аромат, Элль сразу и не распознала, вплетённым в запахи леса, от которых отвыкла. На клумбах распустились лесные цветы, и Эллана прекрасно представляла сколько труда и внимания требовалось, чтобы обустроить для неё это место.

[indent] — Здесь очень красиво, — улыбнулась она, потянувшись к губам Маханона, которые за прошедшие дни вовсе перестали её пугать. Она привыкла целовать его и радовалась этим моментам близости между ними, выискивая каждую возможность в течении дня, хотя и понимала, а иногда и чувствовала, что ему они даются куда как сложнее, чем ей. Но ничего не могла с собой поделать. Шаг за шагом вновь учась не только чувствовать любовь в своём сердце, но и принимать её, и отдавать. — Ох, Хано, ты лучший и самый заботливый мужчина на свете! — улыбнулась она, оторвавшись, наконец-то, от поцелуя, хотя теперь они вновь непростительно затягивались для неженатой пары. Но кого это сейчас волновало? Пережив худшее, что только можно было представить, кроме смерти Маханона, Эллана стала куда более безразличной к общественному мнению. Кто что подумает или скажет больше ее почти не волновало, за исключением, конечно, единственного человека, ставшего для неё целым миром.

[indent] Маханон смущенно улыбнулся такой похвале — вовсе не затем он всё это делал, наставляемый отцом, опираясь на помощь Даниры и Лайрины, ученицы травницы, показавшей, как правильно пересадить все растения, чтобы не повредить их корни и не помешать прижиться. И конкурировать ни с кем не собирался — оттого ему было так странно это слышать. Он... не то что лучший, он... просто он? Я и лучше могу, упрямо подумалось ему.

[indent] — Я ещё только начал, — проговорил он, понизив голос, почти в самые губы Элланы, явно не беспокоясь о какой-то там "слишком большой" долготе поцелуя. Нежно запечатав эти слова на губах Элль, Маханон улыбнулся, не особенно-то отстраняясь, приобнимая ее за плечи уверенной рукой. С этой стороны за ними все равно некому подсматривать — да и кусты мешали, создавая уютное укрытие. Здесь можно было спокойно проводить время и оставаться наедине, не ограничивая себя четырьмя стенами аравеля — и никуда не спеша. Сейчас у Первого перед кланом была одна самая главная обязанность, другие могут ещё подождать, как ждали, пока он и вовсе был в других мирах. А впереди у них ещё целое лето.

[indent] — Да? Страшно представить что будет, когда ты развернешься в полную силу, — лукаво улыбнулась Эллана, впрочем шутя лишь отчасти. Её действительно многое пугало, но шаг за шагом.. хотелось бы надеяться на то, что к ней вернётся былое бесстрашие, и может быть, она сможет и в лес ходить на охоту, и танцевать, и даже ребёнка родить, о котором после общения с сыном Нейи навязчиво мечталось. Таком маленьком, с пшеничными волосами Маханона и веснушчатым носом. В то время как сейчас, даже просто научиться ходить казалось чем-то почти не реальным, особенно если ей и учиться-то пока не разрешалось. — Как ты думаешь, сколько недель еще должно пройти, прежде, чем я действительно смогу встать на ноги? — вздохнув, удобно устроив голову на плече любимого спросила Эллана, смотря на свои перебинтованные колени. С каждым днём ей все больше хотелось самостоятельности и независимости. И дело не в том, что её тяготила забота Маханона, вовсе нет. Просто хотелось быть полноценной. Она всеми силами отгоняла от себя нежелательные мысли и воспоминания, пряча их в сундук с амбарным замком, задвигая в самый дальний угол сознания и не желая в нем капаться, заполняя освободившееся место мечтами о том, что когда-нибудь всё сможет.

[indent] Уютно поглаживая Эллану по боку, Маханон поцеловал ее макушку:

[indent] — Я думаю, дней через пять-семь уже придётся делать первые шаги, — рассудил он. — Отец уже сказал, что сделает для тебя костыли. Потренируешься немного, и сможешь сама сюда выходить. А потом и опора не понадобится, —  составил он обнадеживающий план-прогноз, с трогающей уголки губ улыбкой поглядывая на Эллану и довольно вздыхая, только крепче прижимая ее к себе рукой. Сладкий цветочный запах шиповника приятно щекотал нос, по ногам растекалось солнечное тепло, придававшее траве особенно тёплый оттенок зеленого, и момент казался действительно чистым наслаждением. Еще на шаг ближе к тому, чего они лишились из-за Шадайенна — и что постепенно, с упрямством возвращали и отвоевывали...

[indent] — Еще неделя, — вздохнула Эллана, и страшась и подгоняя время, пребывая в ставшем теперь постоянном состоянии: «и хочется, и колется, и мама не велит». К слову, мама не смирилась с её выбором и так и не заходила проведать. Впрочем, Элль это даже не обижало. Ей хватало внимания и поддержки других. — Так малыш Эвриса и Нейи научится бегать раньше, чем я стоять, — хмыкнула она, переводя взгляд на кружащую над одним из цветков пчелку, неожиданно вспоминая, как одним таким же чудесным летним днём, уже лет десять, наверное, назад, девчата заманили её подглядывать за парнями, которые ушли мыться к реке. — А я уже видела тебя голым.. когда-то… случайно, — повернув лицо к Маханону, Эллана не знала то ли ей смутиться того детского поступка, то ли рассмеяться этой маленькой шалости. — Лайра и девчата по-старше, заманили нас с Неей к реке, подглядывать как моются ребята. Не то чтобы, я действительно хотела посмотреть, но отказываться было как-то.. все же пошли, — виновато улыбнулась Эллана, вспоминая ту детскую шалость. — Я не думала, что ты тоже будешь там, а когда увидела, то зажмурилась.  Так что почти ничего и не рассмотрела, — поспешила заверить Эллана, потеревшись носом о плечо Маханона, хотя когда они поженятся, она будет видеть его голым на постоянной основе, но всё же.. Теперь получается, что ей есть с чем сравнить? За эти годы он очень изменился, раздался в плечах, стал сильным, уверенным в себе, независимым.. Хотя и тот мальчик ей нравился, правда она чуть от стыда не умерла, когда он её нашел.

[indent] От такой неожиданно поднятой темы засмотревшийся на покачивающиеся под легким дуновением ветра цветы Маханон оторопел, рывком повернув голову к Эллане и невольно округлив глаза — следом в приливе стыдливости морща брови. Не перед тем, конечно, событием — скорее, вспоминая вчерашнее утро, когда... Маг вздохнул. Что ж, хотя бы то хорошо, что Эллана точно знает — она не стала для него менее привлекательной и желанной. Вот совсем ни разу не стала. Особенно когда лежала так близко и жалась к нему во сне. Казалось, они как-то замяли этот момент, обошли стороной, но, похоже, мысли Элланы всё равно не ушли далеко...

[indent] Да, они всё ещё не женаты, и по-хорошему — не должны, нельзя, — но само осознание того, что они все равно непременно будут вместе, узнают друг друга и так тоже, перестанут ограничиваться только поцелуями, будоражило и сухостью перехватывало в горле, жаром касаясь щёк. Тогда, в пещере, под властью момента и наития это всё воспринималось проще, чем вот так при свете дня и полном осознании. Но желание от этого меньше не становилось.

[indent] — Это, видимо, традиция... — выговорил он, двинув горлом. Он сам не помнил о том случае, куда ярче засели в памяти последствия драки с Шадайенном, случившейся, когда его самого вот так же сманили наблюдать за девочками. Они, сцепившись с тумаками и вывалившись из кустов, в которых прятались, распугали купавшихся до визгов — а позднее Эллана закатила обоим такую выволочку, что больше месяца, кажется, отказывалась разговаривать. Но разве мог Маханон, действительно залипший одновременно со стыдом и замиранием сердца у просвета в листве, удержаться, услышав Шадайенново, мол, смотри-смотри, будешь потом вспоминать и "услаждаться", все равно больше ничего не останется, когда я возьму ее — пауза, — в жены.

[indent] Но, едва подав голос, Лавеллан предпочёл прикусить язык. Не вспоминать о Шадайенне и их конфликтах сейчас, когда всё это было позади. Уже позади. И никто не стоит между ними, не мешает ему обнимать Эллану, целовать её губы, прикасаться и знать, что она — с ним, его, для него. Даже если они пока ещё не клялись друг другу, их связывало нечто куда крепче слов и обещаний. Сама судьба, накрепко сплетшая воедино — так же, как он сам сейчас сжимал ее ладонь в своей, крепко сплетая пальцы. Хотя бы так быть ближе, ладонь к ладони, если по-другому сейчас нельзя, слишком рано, слишком тяжело.

[indent] — И хорошо, что почти ничего, — предпочёл он свести все к шутке. — Сколько нам лет тогда было? Было бы на что смотреть, — Маханон улыбнулся, поцеловав Эллану в висок. — Но мне скрывать от тебя нечего. Всё, что моё — твоё, — тихо утвердил эльф то, о чём не нашёл верных слов сказать утром. В самом деле, чего ему стесняться перед ней? Перед её взглядом, её пониманием. Разве он сам хотел бы, чтобы она так же смущалась его, не знала, куда себя деть, словно заступив за какую-то грань приличия? Ничуть ведь...

[indent] — Тринадцать, я думаю, или четырнадцать, — отозвалась Эллана, все еще пряча нос на его плече. — Ну, девчонки смотрели на парней постарше, шутили, что выбирают себе мужей, я жалела, что вообще с ними пошла. Всё таки подглядывать очень не честно.

[indent] Мужская физиология давно уже не была для Элланы секретом. Сложно было побывать замужем и остаться в неведении, даже не смотря на то, как тяготили Элль те супружеские обязанности, которые по мере выздоровления грозили вновь стать неотъемлемой частью жизни. Конечно, она понимала, что речь идет о двух абсолютно разных мужчинах, но сам процесс всё равно неизменен, а после случившегося, он еще и представляется теперь не просто странным и вынужденным ради продолжения рода, но гадким и болезненным. Правда, кроме отвратительных воспоминаний, оставленных Шадайеном, у неё была еще память и о  пещере, события в которой были невозможно прекрасны. Даже сейчас, вспоминая те поцелуи, она находила в себе силы надеяться, что отношения с Маханоном не обернутся очередной катастрофой. Элль любила его, тянулась к нему, доверяла и знала, что Хано ни за что на свете не сделает ей больно. Но всё же… сомнения и страхи, особенно после пришедшего вчера утром яркого осознания, что одних поцелуев и совместного сна ему явно не достаточно. Сколько бы он не убеждал в том, что сначала она, а потом всё остальное, от самого себя не уйдешь. И весь день, а потом и ночь, Эллана думала о том, что лучше прыгнуть в омут с головою и понять раз и навсегда способна ли она еще на такую любовь, чем жить со страхом. Рано или поздно это всё равно между ними случится, так зачем тогда терзаться, сомневаться, бояться, что-то друг от друга прятать?

[indent] — Раз моё, то покажи мне, — сглотнув прошептала она, решая про себя «будь, что будет». — Мне страшно, но я хочу попробовать, хочу знать как далеко мы можем зайти. — поднимая на Хано взгляд, Элль мало представляла, что увидит в его глазах. Нейя как-то обмолвилась о том, что когда в клане решали куда перенести раненную Эллану,  Маханон выглядел готовым перегрызть горло любому кто только посмеет её у него забрать, и теперь, почти месяц спустя, когда они живут бок о бок, словно муж и жена, мало находится тех, кто все еще верит, в целомудренность их отношений.

Отредактировано Ellana Lavellan (2018-11-16 06:00:32)

совместно
[icon]https://c.radikal.ru/c37/1810/76/112cc1dbef8a.jpg[/icon]
[indent] Ей нравилось водить рукой по его члену, сжимая так, как Хано показал. Скользить по бархатной коже, то сильнее, то легче, двигаться то быстрее, то вдруг замирая, лаская, словно играясь и чувствуя, что полностью держит происходящее под контролем. Так незнакомо и так пьяняще, упиваясь обретённой вдруг властью; или это поцелуи? Теплые касания которых, мурашками разбегались по телу, словно подбадривая её в совсем уже не робких касаниях и уверяя — будет лишь то, чему она позволит быть. А может и вовсе на этом закончить.

[indent] — Спасибо, я посмотрела, — лукаво произнесла Эллана, коснувшись губами уха Маханона и выждала немного, любуясь эффектом глазами, в которых так ясно читается озорство и решимость пойти дальше. — Теперь ты, — взяв его пальцы в свои, она буквально вложила в них шнуровку, скрепляющую домашнее платье.
 
[indent] Касания эти отвлекали его внимание, и Маханон то и дело сбивался, неровно переводя дыхание, обнимающей рукой поглаживая Эллану по боку, касаясь груди, но не спеша вмешиваться и отвлекать её.

[indent] — Ммх, — когда она убрала руку, ему явно понадобилось несколько секунд, чтобы сосредоточиться, несмотря на то, что играющие, переменчивые движения ее ладони только лишь дразнили удовольствием, не становясь чем-то серьезным. — А я был бы только за, если бы ты посмотрела подольше, — смешливо выдохнул он, не пряча улыбки, но ничуть не медля продолжить так, как она ему предлагала. — Или поближе, — вполголоса заметил Маханон почти в самые губы Элланы, прежде чем увлечь её поцелуем.

[indent] Он передвинулся на кровати, оборачивая Элль спиной к себе и заключая в уютные объятия, тепло прижимая к себе — но упирающаяся сзади плоть лишала их какой-либо невинности. Да и руки мага не отставали — смотря поверх плеча Элланы, он кончиками пальцев дразнил её соски, то оба, то попеременно, нежно оглаживая ладонями полноту её небольших, крепких грудей и чуть сжимая их затвердевшие вершинки, дыша приоткрытым ртом от разделенного с ней возбуждения.

[indent] — Так красиво, — хрипловато заметил он на самое ушко Элланы, целуя и прихватывая его губами, чуть поддразнивая языком, любуясь тем, как чудно всё видно под тонкой тканью платья — и только тогда распуская шнуровку. Неспешно, ладонями стягивая платье с плеч, обнажая грудь — и снова разворачивая к себе, склоняясь и принимаясь ласкать ее губами и языком. Ему нравилось так делать — больше, чем спокойно сидеть и служить примером. 

[indent] Далеко не сразу отвлекшись, Маханон поднял голову, накрывая поцелуем губы Элль и помогая ей высвободить руки из рукавов.

[indent] — Всё хорошо? — спросил он, тихо улыбнувшись и проводя пальцами вниз от ключиц, по ложбинке груди и на живот, стягивая ткань ещё ниже.

[indent] Каждое новое движение заставляло замирать и вздрагивать на мгновение, пока Элль осознавала, что опасности нет — ничего страшного, ничего дикого, ничего грязного, ничего из того, чего бы ей не хотелось не происходит. Они только вдвоём: Маханон и она, и все, что между ними прекрасно. Он не спешил снимать платье, оставляя ей эту последнею тонкую защиту, сквозь которую чувственные неторопливые прикосновения пальцев распаляли желание, которое Эллана уже и не думала, что удастся испытать. Опираясь на него в этих уютных, безопасных и совсем не целомудренных объятиях, она позволяла ему наслаждаться телом, которое он так любит, и по новому смотря на саму себя через пелену его восхищения. Не сопротивляясь рукам, распустившим шнуровку — она же сама попросила его об этом, ладоням нежно спустившим платье с плеч, оставляя её беззащитной, но ей и не требовалось защищаться. Только не от него. Только не от того, кто любит её так сильно, что плевать хотел на условности и всё произошедшее с ней, не выказывая никакой брезгливости, а наоборот, нежа взглядом полным восхищения.

[indent] Его губы у её груди, склоненная к ним голова, приносили странные смешанные чувства — щемящей нежности, любви, желания и невольной мысли о том, что когда-нибудь то, что сейчас Хано ласкает, упиваясь самой этой возможностью, будет вскармливать его детей. Как же она хочет его детей! Только бы у неё всё еще была эта возможность! И горячие поцелуи эти словно обещание, что рано или поздно, так или иначе, но они у них будут. Ведь будут же, будут?

[indent] Эллана потянула за ленточку, сцепляющую его волосы, любуясь тем как они свободно рассыпаются по плечам. Ей почему-то очень нравилось смотреть на Хано такого растрепанного сейчас, и перебирать его волосы, щекочущие и её кожу.

[indent] Всё хорошо? Она не ответила, вместо этого заверяя поцелуем, что пока не о чем волноваться, происходящее всё так же желанно, и прижавшись к груди Маханона своей обнаженной, утянула его за собой на подушки. Сегодня демоны над ней не властны и бояться Эллана не будет. Наверное.

[indent] Он склонился над ней, не прекращая настойчиво целовать, не давая и думать ни о чём другом, кроме этих поцелуев — отвлекаясь только на то, чтобы заправить за уши спадающие на лицо пряди и окончательно стянуть с Элланы платье и нижнее бельё. Маханон не спешил, сидя перед ней, гладя её ноги, целуя забинтованные колени, лишь слегка дразняще проводя пальцами с обратной стороны бёдер

[indent] Ласки касанием пальцев, нежно чертящим линию вдоль живота, переместились выше — он лёг рядом, обнимая, целуя, нежа губами шею и плечи, вдыхая с наслаждением запах кожи, ещё несущий ощутимый оттенок травяных бальзамов и мазей. Не скрывая восхищения в касаниях и жестах, сплетая пальцы и чередой медленных поцелуев проходясь по нежному предплечью, снова целуя соски и ложбинку меж грудей — всё её тело, каждая пядь её кожи была ему ценна и желанна, и уверять её в этом желании было отдельным удовольствием, искусным плетением посложнее иного магического.

[indent] Но и медлить больше необходимого Маханон не собирался — где-то между этих поцелуев, расслабляющих, отвлекающих внимание, плавным касанием ладони скользнув на внутреннюю сторону бёдер, поглаживая то одну, то другую, бережно побуждая её немного развести ноги. Касаясь там, внизу — и накрывая промежность ладонью, плотнее прижимая пальцы и дразня языком сосок. Всё, что моё — твоё. Но и всё, что твоё, моё тоже...

[indent] — Я люблю тебя, — тихо проговорил Маханон, поднимая голову и прихватывая губами мочку ушка Элланы, проводя языком по тонкой, длинной его грани, жарко выдыхая её имя и снова крепко целуя куда-то у виска, перебирая пальцами там, где ещё чувствовался неровный шрам от кинжала Шадайенна, едва не забравшего её жизнь...

[indent] Это и правда было не страшно до того момента пока ладонь Маханона не скользнула между её ног. Эллана держалась, пыталась расслабиться, пыталась отвлечься его поцелуями, но не могла. Все возбуждение и радостное предвкушение словно сняло этой рукой, а в памяти возникли мерзкие воспоминания о пальцах Шайна, проникающих внутрь, больно, ужасно.

[indent] — Мне страшно, я не могу, пожалуйста, не надо, — закрыв лицо руками, умирая от стыда и смущения, борясь с уже подступающей паникой, Эллана сжалась, спрятавшись на его груди. Что за напасть такая! Все было так хорошо! Почему теперь вылез этот страх?! И чувство вины, что его возбудила, а дать желаемое так и не смогла, никак не помогало пережить этот момент.

[indent] — Тшш, — едва она дернулась, зажимаясь, избегая касания, Маханон убрал руку, вместо этого обняв её и крепче прижав к себе. — Всё хорошо, я не буду. Я хочу сделать тебе приятно, а не навредить, — негромко заговорил он, убеждая, успокаивая поцелуями, поглаживая её по спине, сгоняя страх теплом и уютом, безопасностью оберегающих объятий. — Всё хорошо, слышишь меня? Элль?

[indent] Все закончилось. Хано прекратил, прижал к себе и Эллана отлепила руки от лица обнимая его, но взгляд поднять не решалась. Она ровно глубоко дышала, стараясь унять панику, считая вдохи и всеми силами пыталась расслабиться, вырвать себя из воспоминаний, которые вдруг её захватили. Поцелуи, поглаживания, объятья, дыхание, безопасность — сосредоточиться на том что сейчас, а не на том, другом, о котором и вовсе не хотелось помнить. Но ту мерзость, вновь ставшую существенной частью ощущений так просто с себя не скинешь. Элль может сколько угодно запирать память в глубинах души, но тело-то помнит.

[indent] — Да, слышу, — выдавила она из себя, наконец, когда совсем почти успокоилась, но взгляд так и не поднимала, уткнувшись в грудь Маханона, — Прости меня, пожалуйста, прости, — почти прошептала Эллана, чуть ли не всхлипнув, но удержалась от слез, которые уже предательски щипали в носу.

Отредактировано Ellana Lavellan (2018-11-19 07:24:30)

совместно

[icon]https://c.radikal.ru/c37/1810/76/112cc1dbef8a.jpg[/icon]

[indent] О, боги! Наверное, это не уместно, но: о, боги! Все, что приходит на ум. Все, что сейчас происходит между ними настолько прекрасно, что дыхание сбивается, замирая от переполняющих чувств и круговорота эмоций. Горячие губы, упирающаяся в живот плоть, сильнее и ближе, быстрее.. выражение его лица — она не видела ничего прекраснее. Поддаваясь, идя на поводу у его жажды, чувствуя как в ней рождается такая же собственная. Проводя ладонью по его боку, по шершавым выпуклым шрамам на рёбрах, по животу спускаясь ниже, к самому основанию, затем, чтобы ласкать далеко не только член, а нежно водить пальцами по округлостям, очерчивать их контур и наблюдать: а так тебе нравится? Заставлять стонать… ей тоже хотелось коснуться его языком, но Маханон был проворнее, в ласках уже не осторожных, спрашивающих «а можно ли?», но знающих, уверенных: «да, можно», заставляющих тихо стонать и кивать — совсем не страшно.

[indent] — Повернись ко мне,  я тоже хочу ласкать тебя языком, — шептать, просить, умолять.

[indent] — Мм-мх. Ты... еще сможешь так сделать, — мурлыкнул Маханон, с легкой озадаченностью, мурашками сбежавшей по загривку от такого её желания глянув наверх, но на лестный соблазн не поддавшись. Да разве может он, чтобы...? Нет, не сейчас. Сначала она. Сама не знает, чего просит, рано... — Не думай обо мне сейчас. Думай о себе. Пожалуйста. Думай о том, что ты чувствуешь... — выдохнул он, снова приникая поцелуем, теребя чуткое местечко быстрыми движениями языка и бережно разводя перед собой её бёдра. Полностью отдавшись этому, тщательно, нежно её лаская, каждую складочку перебирая языком, прижимаясь губами к следам раны, — и сам оттого чувствуя себя на пределе, до сладостной дрожи, отзывающейся во всём теле. Понимая, что пойди он на поводу ее стремящихся сравнять счёты желаний, долго бы это не продлилось — слишком сильно, слишком остро всё это чувствовалось, аукалось магу невозможным, невыносимым обожанием к Элль, к его Элль, пробирающим его до сдавленных стонов от невозможности сдержать в себе всю эту яркую, слепящую как солнечный свет силу. Он гладил ее бедра, ненасытный к ощущениям ее тела под ладонями, глубже проникая языком, проводя то с размашистым нажимом, то с дразнящей нежностью, целуя и втягивая губами чуткий уголок плоти, не позволяя ни увернуться, ни отодвинуться, ни помешать себе — мучая, осаждая наслаждением этим, не давая продыху ее возбуждению и не собираясь отступаться, сколько ни моли, пока не достигнет своей цели.

[indent] — Я люблю тебя, — шептал, говорил, в бессчетный раз повторял он, щекоча дыханием, голосом. — Люблю тебя. Элль...

[indent] И лишь тогда, когда она наконец сдалась ему — отстранился, приподнимаясь на коленях, убирая с лица выбившиеся пряди волос, гладя ладонями её ноги и любуясь произведенным эффектом. Делал ли Шайенн когда-нибудь с ней так?.. Маханон сомневался — потому что ему хотелось сомневаться. Хотелось думать, что он лучше, что с ним она чувствует что-то, чего не знала прежде никогда. Впрочем, разве это может быть неправдой? Если принять во внимание, как чувствовал это он сам. Маханон выдохнул, сжимая в ладони собственную напряженную плоть, до боли остро жаждущую касаний, чтобы хоть немного облегчить это распирающее чувство — склоняясь и любовно прижимаясь губами к колену Элланы. Люблю. Сил нет, души столько нет, чтобы вместить всё это терзающее сладкое чувство...

[indent] Легко сказать «думай», но способности этой он сам же её и лишил, не оставив ни одной мысли в потоке обуревающих чувств и наслаждения, которому Эллана не знала равных. Да что там знала или нет, разве оно вообще таким бывает? Как можно чувствовать столько от одних только умелых касаний? Словно солнце светит, жжется  изнутри, щекочется пушистыми крыльями, разлетающихся в разные стороны бабочек. Это реально? Границы размылись, стертые касанием его языка и жарким дыханием. Стонать его имя, губы кусать, хвататься за воздух, за покрывало — все на что Эллану хватало, какие уж тут мысли и страхи? Когда её самой не осталось. Смыло, словно сахар слизнуло с ладони. Но мало, мало, этого мало. Сколько не достигай пика, а всё равно внутри всё сжалось до состояния невыносимой пустоты, желания, почти болезненной необходимости её заполнить. И она знала чем.

[indent] — Я хочу тебя, внутри. Пожалуйста. Мне не страшно, — шёпотом просит, ничего не страшась, ловя его взгляд, умоляя и даже не помня о том, почему должна чего-то бояться, полностью растворившись в этой любви, обожании, стремлении, жажде быть с ним и так тоже. Не только для себя, но и для него. Быть собой, в согласии с телом и душой, которые в едином порыве хотят одного и того же — его, во всех проявлениях, во всем многообразии и жалеют только об одном — что не могут взять сами.

[indent] "Мне — страшно", чуть было не сказал Маханон, но прикусил губы, ловя её взгляд — распаленный, почти безумный, совсем не помнящий себя, по крайне мере, ту себя, что скребла свои руки и билась в истерике от душащих слёз ненависти. Ту, что зажималась, дрожа, а теперь, захваченная моментом, призывно открывалась ему, без страха разводя ноги, позволяя прикасаться и смотреть, желая там этих прикосновений. Остановить Эллану,  выдернуть в реальность слабости, не лучшего ещё состояния её тела, казалось больше, чем просто жестоко. Но ведь больно же будет. Маханон не мог представить себе, что после таких ран и так скоро может быть иначе — за месяц этот выпытав у травницы едва ли не больше, чем та знала сама. Даже если после его ласк, после этой судорожной вспышки влаги её было столько, что на покрывале под ними остались тёмные следы...

[indent] Маханон прерывисто выдохнул, жёстче, чем надо, сжимая член в ладони, до щиплющей боли скручивая кожу, чтобы отдалить неизбежное, сбить ощущения, которых было слишком много — волнуясь, не желая показаться слабым, но зная, что для него такое тоже будет испытанием похлеще того, самого первого раза, повторять который совсем не хотелось — ему хватило одной порции пинков по самооценке, не сглаженных даже тем, что церковница нашла это "уже всё?" очень милым. "Нет, не всё!" хотелось возразить, но как бы ни хотелось...

[indent] Не отвечая на просьбу словом, только действием, он подался вперёд, наклоняясь над Элланой, целуя её живот, чуть поддразнивая пальцами соски — и с осторожностью, не зная, напомнит ли снова ей о том, что было, касаясь рукой внизу, поглаживая её неглубоко и понимая, что никто ему заранее на этот вопрос не ответит. Можно или нет — скажет только её тело.

[indent] — Скажи мне, если будет... не так, — он даже слово "больно" не решился сейчас произнести, перехватывая член рукой и направляя головкой ниже, ко входу. Прижимая плотнее, говоря себе — не торопиться, но как тут "не", когда по мягкой влажности он сам собой, от легкого нажима проскальзывает внутрь до предела того, на что он осмеливался пальцами, заставляя Маханона резковато выдохнуть и бросить взгляд вниз. Больше, дальше — это желание захватывает даже его притяжением, стремлением этим, не давая думать ясно, надавливая сильнее, ловя ее руки, сплетая пальцы, вжимая ладони в постель, касаясь губами сбивчиво, суматошно, словно извиняясь за это, но не отступаясь, пока не заполняет её целиком, животом к животу, приникая так близко, с собственным едва ли не мучительным выдохом впиваясь в её губы, и этим "люблю"  к ней разрывает легкие до желания кричать об этом, да только крик не идёт, запинается в горле, оставляя способность только целовать, жадно, крепко, несдержанно, жмурясь от этого обожания пополам с виной за себя самого, желая её больше жизни своей и всей лаской, всей силой продолжая это доказывать...

[indent] Эллана и правда ничего не боялась, не думала, не знала, не помнила себя, обуреваемая одним на свете чувством — желанием. Здесь и сейчас быть с ним. Стать полностью его, растворится в нем и под ним. Но Хано медлил, и она почти уже испугалась, что он оставит её с этим чувством пустоты внутри, с которым Элль абсолютно не представляла что делать и как быть. Наверное, оно прошло бы со временем само, но зачем? Когда Маханон решился, Эллана закусила губу, предвкушая и если бы смогла двинулась на встречу, вот только ноги отказывались помогать и всё что оставалось — ждать, постанывая от новых прикосновений, которые совсем не помогали остыть, а наоборот манили и обещали продолжение, которое.. пришло.

[indent] Сжатый в руке, член не казался настолько угрожающе большим, как ощутился внутри и Эллана пискнула, дернувшись от тупой, растягивающей боли, которую никак нельзя было назвать приятной. Она инстинктивно хотела оттолкнуть Маханона, но он поймал руки, сцепляя пальцы с своими, вжимая в матрас и заполняя её полностью, целуя так страстно, словно отвлекая внимание и извиняясь, и Элль шла на поводу у этих поцелуев, забывая первые неприятные ощущения, расслабляясь под тяжестью такого желанного тела, чувствуя, наконец-то, его целиком и полностью — всего. Кожей к коже, сердцем к сердцу, растворяясь в любви и обожании, которые сплели их вместе, соединили воедино, словно два деревца, выросшие рядом друг с другом, в земле переплелись корнями так, что теперь никакой силе их не рассадить. Не отделить одного от другого, не разлучить. Никогда больше не разлучить. И никаких клятв не надо, чтобы знать, что только так им — вместе — быть и положено. Только так истинно и правильно, когда один продолжается в другом, когда оба так стремятся навстречу друг другу, что сливаются даже душой.

[indent] Ей хотелось обнять его ногами, вжать в себя еще сильнее и только об одном Эллана жалела, шепча «продолжай» — что не может этого сделать.

[indent] Он чувствовал это всё — и её напряжение под собой, и сопротивление, которое пришлось ломать, и тихий вскрик у плеча, которому едва ли внял, воспринимая как нечто неизбежное и необходимое, поцелуями отвлекая от боли, которую не хотел, но которую не так уж страшно оказалось причинять, потому что потом... потом, за неизбежным расслаблением, за тем, как её тело подстроилось, приняло его с таким ласкающим душу выдохом и ощущением того, как она сама едва ощутимо подалась навстречу, стремясь, пытаясь прижаться ещё теснее, вобрать ещё глубже — за всем этим пришло такое чувство взведенного до предела наслаждения моментом, что Маханон глухо застонал, прижимаясь губами к скуле Элланы, так крепко, как только мог, бёдрами навалившись и вмяв в постель. Невыносимое сейчас обожание к ней толкало на грань отчаяния от невозможности донести это чувство, выразить, высказать — все слова, звуки и жесты были бессильны вместить в себя даже часть этих переживаний на том уровне, в той глубине, какой они сейчас давили и терзали его самого, ища и не находя выхода. Достичь бы души, дотянуться, сблизиться настолько, чтобы прямо вложить в неё, заразить тем же невозможным восторгом, каким было для него её существование. И только шепот на ухо подсказывал — двигайся. Дальше, ещё дальше — может, не с первого, так со второго или третьего движения навстречу исчезнет, надломится эта неизбежная преграда, что кожей, горячной нежностью тел ещё оставалась между ними.

[indent] — Я люблю тебя, — в голос выдохнул Маханон, опершись локтями у плеч Элль, с жадными вдохами целуя ее шею, прихватывая ртом, с каждым новым толчком повторяя — "люблю", — пока  кроме ритма и желания этого не осталось ничего, только жар наслаждения, в котором он чуть ли не до крови прикусил себе губу, чтобы не кончить раньше времени. Какого времени — и сам не знал, но во второй раз так сделать уже не получилось, ему хватило с головой, накрывая до судорожного, хриплого, перебивающего дыхание стона, рывком напряжения вытягивая за край до нескольких последних, рефлекторных уже толчков, расслабление за которыми было глубже любых озёр, ледяных, обессиливающих, оставляющих только тяжело дышать, приходя в себя медленно, очень медленно начиная слышать другие звуки, заполнявшие лагерь в середине дня, понимать, где они, что они, что вообще происходит и что только что произошло.

[indent] Маханон приподнял голову, отстраняясь ровно настолько, чтобы взглянуть в лицо Элланы, близко-близко видя её глаза, кончик ее носа и веснушки на скулах — и от видения этого переполняла такая нежность, что невозможно было не расплыться в улыбке, аккуратно и мягко целуя уголок ее рта. Уже не с тем штормовым желанием обладать, но с заботой и теплом самого солнечного из дней — окружить, укутать её, сделать её самой счастливой, несравненно счастливой рядом с собой, больше всех других девушек клана.

[indent] Он пошевелился, но вместо того, чтобы встать, обнял Эллану и вместе с ней перекатился на спину, затягивая ее поверх себя и чуть приподнимая ладонями под бёдра, чтобы выскользнуть из её лона, не используя эту связь больше, чем оно того стоило. Расслабление, охватывавшее все тело, настраивало на абсолютно безмятежный, благодушный лад — со спокойствием, счастьем, не допускающим ни единой тревоги. Всё, что они сделали, было правильно, именно так, как надо, и ничего не было естественнее, чем вот так лежать, обнимая её, и снова долго-долго целуя без всяких лишних слов...

[indent] Еще ближе, еще теснее, как же ей не хватало сейчас собственных ног, чтобы быть живее, чтобы обнять целиком и полностью, привлечь к себе, окутать со всех сторон, а не только цепляясь руками, царапая случайно кожу на спине, в этой болезненной сладости его движений, разбегающихся по телу единым будоражащим потоком, теплой волной ощущений поднимаясь по позвоночнику к сердцу, к шее, к голове, в которой вместо мыслей давно уже один только, срывающийся с губ шепот: ещё, ещё, сильнее; сбивающийся судорожными вздохами и стонами, в которых узнаётся его имя. Но этого мало! Всего мало. И хочется больше и больше. Ртом прихватывать кожу на его плечах, ловить ласкающие губы, целуя, затягивать так, чтобы в этом сплетении тел быть не только там, но и здесь тоже, в страсти этой не помнить себя, только — его, как смысл всего бытия, всего мира, всей жизни, и от чувств этих переполняющих, разрывающих душу на части в невозможности там уместиться, вслед за ним содрогаясь, осипшим голосом выкрикнуть: Маханон. Подвести черту, поставить жирную точку, запечатать произошедшее и свою ясную, солнечным светом слепящую глаза, после тьмы тяжелой ночи, принадлежность ему навсегда-навсегда.

[indent] Эллана не сразу пришла в себя, пребывая в блаженной расслабленности под тяжестью его тела не желая ни шевелиться, ни чтобы вообще что-то происходило, собираясь растянуть этот момент до бесконечности и так и остаться в этом полузабытье, не возвращаясь в реальность. Она лениво улыбнулась, скорее наметила это желание, подсматривая за Маханоном сквозь ресницы, но как бы ей не хотелось остаться так лежать навсегда, Элль не могла не признать, что дышать под его весом становилось тяжело и перетянутая наверх, первый раз втянула воздух полной грудью, лишь чуть поморщившись, когда Хано вышел, надув при этом губы: «а мне так нравилось». Правда озвучить эту мысль не успела, утянутая в негу поцелуя.

[indent] Она лежала на его груди, расслабленная и умиротворенная, смотря взглядом, полным обожания и то и дело целуя, не решаясь заговорить первой. Казалось, что все слова сейчас настолько лишние в этом единстве душ и тел, словно коконом окруженном звуками: приходящего в норму дыхания, становящимся размеренным биении сердец и где-то там далеко-далеко шума леса и стоящего в нём долийского лагеря. Но чем больше тело остывало, теряя жар, смывшей все тревоги страсти, тем больше приходило неловкое ощущение, что что-то они там внутри неё растревожили. «Как девственность второй раз потеряла» — невольно сравнила Эллана, хотя по ощущениям как будто даже в первый. Не испытывая никогда раньше подобного, она и не ведала как оно оказывается должно было быть. Впрочем сопровождавший дискомфорт, ничуть ей не мешал, жмуриться от переполняющей нежности и, уткнувшись губами и носом в шею и прошептать:

[indent] — Я люблю тебя. Ты — моя жизнь.

Отредактировано Ellana Lavellan (2018-11-25 18:40:40)

совместно

[icon]https://c.radikal.ru/c37/1810/76/112cc1dbef8a.jpg[/icon]

[indent] — Тебе не нужны силы, чтобы противостоять мне, потому что больше нет ничего, что могло бы встать между нами, — улыбнулась Эллана нежно целуя Маханона, но не разжигая поостывшую вроде бы страсть. И хотя после щекочущего теплого вмешательства магии, внутри больше ничего не болело, всё же, наверное, не очень хорошо то, что такие ощущения вообще были и немного крови, оставшейся на полотенце, которое она, только лишь заметив эти розовые следы, попыталась спрятать от любимого, чтобы не волновать лишний раз, намекали сами собой, что ей нужен перерыв. — Помоги, пожалуйста, мне с платьем, — попросила Эллана, предполагая, что в одежде сдерживаться им будет все же легче и мысли сами собой не будут только лишь о том, куда бы ещё его поцеловать.

[indent] Фенора пришла проведать Эллану в тот же день. Пожилая эльфийка принесла свежие мази и, выставив Маханона подышать свежим воздухом, выжидающим взглядом, в котором так и читалось: «а ты ничего не хочешь рассказать мне?»,  смотрела на подопечную, сев на постель с ней рядом.

[indent] — Я, ээ.. — от одной мысли о чем ей нужно поговорить с травницей, Элль покраснела до кончиков ушей, — мы тут с Маханоном.. — она запнулась, не зная какое слово подобрать, ведь по-хорошему, они не женаты и то, что Эллана с ним живет, это еще не значит, что им можно переходить все границы дозволенного. Или? — занялись любовью, — потупив взгляд, словно речь шла о каком-то преступлении, призналась она, а потом, словно воспрянув, вскинула взгляд. Да какая кому разница?! Она взрослая женщина. Они живут вместе. И если кто-то еще не понимает, что любят друг друга до безумия, то это не её проблемы. Подумаешь, сожительство без клятв раньше никому не дозволялось. Но раз уж разрешили, то должны были понимать, что рано или поздно.. И судя по улыбке Феноры вполне понимали.

[indent] — Как ты себя чувствуешь теперь? Нигде не болит? — спросила травница, не удивившись. Они с Данирой собирались зайти и подошли к аравелю достаточно близко, чтобы услышать происходящее в нём и отложить визит на более благоприятное время.

[indent] — Не то чтобы очень, но Хано помог мне магией, — ответила Эллана, всё же смущаясь говорить на такую тему. Да ей и Маханону было не легко рассказывать об ощущениях, и под его лечащими руками лежать тоже, а кому-то чужому, пусть и женщине, которую она знает всю жизнь, тем более. — И я хотела спросить, это нормально, что мне больно? Мне уже можно заниматься таким?

[indent] Фенора, понимающе посмотрела на прячущую глаза Эллану и вздохнув — все же она не могла одобрить подобные отношения вне брака, без назначенных дат и какой-либо определённости, но на вопрос ответила:

[indent] — Можно, если осторожно. Во-первых, ничего хорошего не  будет, если вы будете постоянно бередить и лечить магией. Так может никогда не зажить до конца. И если ты хочешь услышать мое мнение, я бы посоветовала вам воздерживаться еще минимум две недели, — вздохнула Фенора и неодобрительно поджала губы: обычно, когда после родов женщине приходилось оказывать такую же помощь как и Эллане, на подобного рода близость накладывался строжайший запрет на шесть, а то и восемь недель. Эти же торопыги уже на четвертой! И это при всём любопытстве Маханона, которое ей неизменно приходилось удовлетворять всё это время. — Во-вторых, хотя повреждения были очень серьёзные, тебе повезло и даже сейчас ты можешь забеременеть. Вот только с вынашиванием и родами будут проблемы, потому что ты еще не готова. И я сомневаюсь, что кто-то из вас захочет выбирать кого будем спасать: тебя или вашего ребёнка. Так что, вам бы повременить или поостеречься от зачатия хотя бы пол года, а лучше и год. Чтобы  твои мышцы успели полностью восстановиться и окрепнуть. Рожать это тебе не шутки шутить, — строго заметила эльфийка, словно перед ней сидел неразумный ребёнок. Ну с другой стороны, раз они с Маханоном вступили на этот порочный путь, пусть и о последствиях подумают. Было бы хуже умолчать и смотреть потом как ребёнок убивает мать или отец ребёнка.

[indent] Эллана кивнула. Ну а что ей еще оставалось? К словам Феноры нельзя было не прислушиваться, иначе и спрашивать не имело смысла. Но заверения в том, что у нее все еще могут быть дети, хоть и услышанные вот так вскользь, как предупреждение — обрадовали. Не сейчас так через год, но она все еще сможет родить. И именно с этого Элль начала пересказ, когда травница ушла и вернулся Хано.

[indent] — Представляешь, Фенора сказала, что даже сейчас я могу забеременеть! Только она не советует нам пытаться завести детей в ближайшие пол года.

[indent] — Конечно, можешь, — уверенно улыбнулся Маханон, садясь на кровать рядом с ней и протягивая принесенные в неглубокой корзине гостинцы, переданные ему мастерицами клана, стряпавшими на общей кухне: лепешки с нектарной вытяжкой, первое прозрачно-розовое варенье из лепестков шиповника и маленькие плитки заваренных в меду орехов с семечками. Для него это, в общем-то, был не секрет: повреждения, полученные от охотничьего ножа, не коснулись её настолько глубоко, как на то, очевидно, рассчитывал Шайенн. Фенора, во всяком случае, говорила именно так, обсуждая с Хранительницей состояние Элланы в первую неделю после случившегося. Хотя выносить дитя ей может быть сложно, но на зачатие повлиять было нечему. Только здоровью.

  [indent] — Именно сейчас, наверное, вряд ли, ты очень истощена. Вот, съешь. Тебе сейчас нужно больше сил. И Фенора права…. Я был не сдержан — и буду осторожнее впредь, — усовестившись, пообещал Маханон, легко коснувшись пальцами щеки Элланы и коротко поцеловав её под ушком. От одного раза же ничего не случится, верно? У других проходят месяцы, а порой годы, прежде чем семя попадает в благодатную почву. Им нельзя спешить. А ему — впредь давать себе слабость поддаться даже самым пылким её просьбам. Хватит того, что случилось днём. Они перешли грань, и связаны теперь ещё сильнее, ещё глубже — и эта связь уже не денется никуда. Ни за полгода, ни за год, ни за всю жизнь.

[indent] Эллана с интересом изучала содержимое корзинки, но есть всё равно не хотела, находясь во власти эмоций. Это может быть для Маханона совсем не новость, но то, как говорила Фенора ясно дало ей понять, что слова эти совсем не утешение уродивой и ни на что не годной, какой Элль сама себя всё еще временами считала. Это было предупреждение об опасности. И она действительно сможет забеременеть, выносить и родить ребёнка! И от этой возможности, Эллана была настолько счастливой, словно бы это уже произошло и осталось подождать каких-то девять месяцев до появления у них светловолосого веснушчатого малыша, очень похожего на Хано, как ей мечталось.

[indent] — Э, нет, — запротестовала Элль, укоризненно подняв бровь и беря Маханона за руку. Вот еще! Что это за слова такие. Ей в первые в жизни было настолько хорошо, настолько правильно, удивительно, прекрасно, да, честно говоря, у нее и слов таких нет, чтобы уместить в них все свои чувства. — Я не хочу, чтобы ты сдерживался и был осторожен, — упрямо мотнула головой она, и морща нос, от самой попытки сесть поближе, придвинулась как смогла. — Ты не понимаешь, насколько живой я себя ощущаю сейчас. Я и не надеялась, что смогу. Думала, что я теперь такое ничтожество. Что я ничего не смогу тебя дать, — Эллана не хотела вновь погружаться в те чувства, о которых говорила, но их темная тень всё равно промелькнула на лице. Прошел всего месяц. Ужасная рана, ощущение грязи, беспомощности, никчемности, чувства вины, предательства, желание смерти, кошмары, которые всё еще беспокоили ночами. И в этой беспросветной, казалось бы, тьме, единственный проблеск света — любовь. Взаимная, преданная, такая сильная, что буквально вытащила её, показала ради чего можно жить, заставила ХОТЕТЬ жить, и не вздрагивать от каждого прикосновения. О какой осторожности может идти речь, когда его любовь для неё лучшее из всех лекарств?! — Но мы смогли. Стерли все границы. И я не хочу, чтобы из-за слов Феноры, ты выстроил их вновь, — потянувшись к нему, утыкаясь носом в щеку, целуя  куда придется — не важно, ласкаясь и улыбаясь до невозможности счастливой улыбкой, Эллана добавила к пылкой своей речи то, что совсем уже не новость: — Я люблю тебя и ты теперь весь мой. Ты сам сказал.

Отредактировано Ellana Lavellan (2018-11-25 18:41:13)

совместно

[icon]https://c.radikal.ru/c37/1810/76/112cc1dbef8a.jpg[/icon]

[indent] Эллана тоже повернулась на бок, чтобы лучше видеть Маханона и рассматривать веснушки на носу, слушая пока он говорит, смущенно улыбаясь. Она тоже очень его любила, всем сердцем! Но разве это правильно, что Хано так в ней растворяется?

[indent] — Тебе не надо ничего отдавать за это право, оно и так твое, теперь уже твоё, каким всегда и должно было быть — робко заметила Элль и вздохнула, любовно водя подушечками пальцев по линиям валласлина на его лице. — Но разве тебе не хочется, чего-то только для себя? Друга, с которым можно поговорить, выпить эля? Дела, которому можно себя посвятить? — спросила она, ловя его взгляд. — Ты же знаешь, долгое время я тяготилась охотой, хотя и стреляла очень метко, и бегала быстро, и лазала ловко. Но убивать зверей мне было тяжело, — виновато улыбнулась Эллана, вспоминая те еще детские дни, когда вместо того, чтобы идти охотиться, она сбегала погулять с магом, или просто шаталась по лесу, изучая, наблюдая, осматривая, собирая ягоды, цветы и шишки. —  Потом, повзрослев, я поняла и приняла то, что какими бы милыми звери мне не казались, но от того принесу я в лагерь добычу или нет, зависит будет ли обед не только у меня, но и у тех, кто сам о себе позаботиться не может. И я приняла охоту как необходимость, — серьёзно кивнула Элль о том своём первом по-настоящему взрослом решении, которое далось ей не легко, но всё же она не считала его ошибочным. — Как данность. Но действительно получать удовольствие от того, что я делаю, я стала только помогая с обучением будущих охотников. Это то, что мне нравится. И то, что у меня получается лучше всего, — немного даже похвалилась Эллана, улыбнувшись с гордостью за своих учеников, которых Маханон уже видел в деле. Да, пусть она и не учила их стрелять, но выслеживать добычу, относиться к лесу как к дому, слушать его дыхание и быть единым целым — это всё то, что Элль надеялась им дать, и думала, что справилась с задачей. — Разве тебе не хочется, по мимо того, чтобы нянчить меня круглыми сутками, заняться чем-то еще? — ласково погладив Хано по щеке, спросила Эллана и добавила.  — Пойдем сегодня ужинать вместе со всеми? Хватит уже сидеть взаперти.

[indent] — Пойдём, — улыбнулся Маханон, снова прижимаясь губами к её пальцам. — Конечно, пойдём. Все будут очень рады видеть, что ты поправляешься. И... я понимаю, о чём ты говоришь. Но для меня в том, что я делаю, есть всё, что мне нужно. Чем бы я не занимался другим, но мысли мои всё время возвращаются к тебе. И мне нравится это. Ты знаешь, я никогда не был особенно компанейским, — маг бледно улыбнулся. — Особенно после того, как... ну, ты знаешь. Когда Инар упал, — он тяжело вздохнул. До сих пор было тяжело говорить об этом. Им было всего по тринадцать, когда они, заигравшись, отошли слишком далеко от временной стоянки клана на пути к сборищу Арлатвена. Волчья яма, вырытая охотниками-шемленами, и колья внизу были безжалостны к угодившему туда мальчишке. — Может, просто в моём сердце не так уж много места, чтобы делить его между тобой и кем-то еще? А может, я просто слишком долго был далеко. И всё не могу наслушаться и насмотреться.

[indent] Маханон вздохнул, поудобнее укладывая голову, и поглаживая Эллану по щеке кончиками пальцев, любуясь ею, своим сокровищем. А может, дело просто в испуге. Во всех тех мыслях, что холодили его кошмарами в ту ночь. В том, что ему казалось всего несколько ударов сердца. И теперь хочется только снова и снова убеждаться, что это не сон. Что опасности нет. Что она жива и будет с ним. Но дыру, проделанную страхом, так просто не зарастить и не заполнить. Разве что временем. Долгим-долгим временем, когда у него перестанет внутри всё сжиматься от неприятия самой мысли уйти куда-то далеко и оставить Эллану одну. Он больше никому не мог её доверить — не после того, что сделала с ней её собственная мать.

[indent] — В Инквизиции я тоже был один. Были те, с кем я работал, были те, с кем мы выпивали вечерами в таверне, историями делились. В карты играли. Но я все равно был один. Это так ощущалось. И мне нравилось именно так. Мне не хотелось быть ближе, нуждаться в ком-то. Моё место здесь, с тобой. И здесь я останусь. Какие бы еще катаклизмы там ни были, я знаю, что останусь здесь. С тем и с теми, кого я могу и хочу защищать.

[indent] — Ну, тебе придётся делить это место между мной и нашими детьми. Так почему бы не потренироваться на ком-то еще? — Эллана проказливо дернула Маханона за ухо, стараясь не думать об Инаре и том, как тяжело было пережить смерть друга. Элль не видела его переломанное тело и в её памяти он остался все тем же мальчишкой, который так же как и она не сторонился мага. Но даже сейчас, повзрослев, охотница не представляла, что ощутил ребёнок в тот момент, когда чуть ли не единственный его друг упал в волчью яму. Эта весть была ужасной и разрушительной. Мама Инара выла белугой. Клан смотрел на Маханона не то, чтобы с осуждением, но и… сбежало два мальчика, вернулся один. Все понимали, что несчастья случаются, но когда они касаются тех, кто только начинает жить — это не честно! Смириться с такими потерями тяжелее всего.

[indent] Эллана, пододвинулась ближе, чтобы Хано мог не только наслушаться и насмотреться, но еще и натрогаться, и поцеловав уголок его губ, внимательно слушала об одиночестве, которое, казалось бы совсем не тяготило мага. В то время как ей самой, жить отстраненно, не чувствовать, что окружающие люди принимают, одобряют, хотят чтобы она находилась среди них, было бы очень сложно. А Маханону нравилось.

[indent] — Конечно, ты останешься со мной. Я в этом совсем не сомневаюсь, потому что куда бы ты не вздумал пойти, я пойду за тобой, — подняв глаза, улыбнулась Эллана и насупившись добавила: — если, конечно, смогу! А то придётся тебе меня нести.

[indent] Но в этом рассказе не хватало одной существенной детали. Элль чувствовала по нему, знала, что у него была женщина до неё, о которой теперь Маханон умолчал. Была ли она ему важна так же, как и Эллана или это было как-то по-другому?

[indent] — Но, мне кажется, ты был не так одинок, как рассказываешь, — тихонечко водя пальцем по его груди, наблюдая за этим не замысловатым движением своей руки, Эллана всё же решилась спросить. — А как же та женщина, с которой ты был?

[indent] — Женщина? — невольно переспросил Маханон, удивленный затронутой темой — и тихо хмыкнул, поджимая уголок рта, прикрывая глаза. Ну, он же и не собирался скрывать. Что было, то прошло. — Минев. Так её звали, — заговорил он, перебирая пальцы Элланы в своих. — Мы с ней... недолго были вместе. Просто... не знаю, когда кругом то война, то другие беды, на всё это смотришь проще. Мы не были очень близки друг другу. Нам... мне... не это было нужно. Вместе просто было как-то легче и понятнее, чем с людьми. Она была очень... здравомыслящая, наверное, так можно сказать. Мы думали похоже. Но разговаривали мало, на самом деле. Молчать было легче после всего, что случалось в те дни. Я лишь потом узнал, когда предложил ей вернуться со мной, что она тоже долийка. По крови. Но была третьим ребенком с даром, и... в общем, Хранитель предпочёл изгнать её, чтобы обезопасить других. Она уже не думала о себе иначе, как о маге Круга. И осталась, чтобы дальше работать в исследовательском корпусе. Мне и в голову не пришло настаивать. Её жизнь там, моя здесь. Вот и вся история, — он дернул губами в улыбке. — Все сложилось так, как должно было сложиться. Я надеюсь, она своё счастье ещё найдёт, где бы оно ни было. Как я нашёл своё, — маг улыбнулся спокойнее и уткнулся носом в пальцы Элланы, снова с удовольствием их целуя в этой нежной благодарности — к ней, к судьбе, что позволила ему наконец оказаться с той, к кому его тянуло всем сердцем.

[indent] — Ты хотел забрать её к нам? — удивилась Эллана, осознавая насколько эти отношения должно быть были для него серьёзными и ну не то чтобы расстраиваясь, скорее пугаясь от такой возможности. Что было бы, вернись Маханон в клан с девушкой, почти женой? Наверное, тогда они никогда не были бы счастливы. Но может быть и Шадайенн… ничего бы из этого не произошло. Она  была бы здорова, никогда не узнала как это быть с любимым мужчиной, любовалась бы им издалека и, наверное, даже слова не смела сказать, потому что ну как так можно? Смотреть как Хано целует другую? Самой целоваться с другим. От мыслей этих теперь становилось дурно. Эллана не знала и не могла даже предположить как сложились бы их жизни, если бы Минев согласилась уехать из Круга вместе с Маханоном. И, пожалуй, не хотела этого знать. — Я рада, что у тебя был кто-то, кто поддерживал тебя в том мире, — заставила выговорить себя Элль, и это было абсолютной правдой. Знать, что в те темные времена у Хано было хоть что-то в чем можно было забыться от всего пережитого, грязи и хаоса войны, невероятного, которое она и представить не могла, количества смертей, потерь — было хорошо и в заботе о нем, Эллана понимала, что правильно. И принимала то, что так для него было лучше, с чувством благодарности к той неведомой эльфийке. Но думать о том, что Минев могла стать частью и её жизни, частью семьи, клана — это вот было не приятно, это кололо в сердце, словно иголкой. — Но я рада, что она осталась там, иначе… я не знаю как бы все это было, и, пожалуй, даже не хочу знать. Боль, причинённую Шадайенном, физическую, грязную, моральную — я могу пережить. Я понимаю, что он хотел со мной сделать и для чего. И у меня есть силы воспротивится его воле. Пережить. И быть счастливой несмотря и вопреки, — упрямо сжав губы, сказала Эллана, принимая все случившееся, как то, что уже произошло, наследило, но осталось в прошлом. Она не хотела с этим жить, с теми ощущениями, с тем страхом и боролась, вытесняя воспоминания, шаг за шагом осознавая и принимая случившееся как данность, которую не изменить, которой нет оправдания и в которой нет её вины. — Но в тот первый вечер, когда твоя мама гадала, какую девушку ты выберешь, мне было странно и не приятно. И я не знаю, как больно мне было бы видеть, что ты вернулся с девушкой, женой. Смогла бы я с этим смириться? Жить, не в силах ничего изменить, принять, быть связанной с другим и смотреть как и ты произносишь клятву другой. Пытка, длинною всю жизнь страшнее, чем то, что произошло.

[indent] Маханон неловко улыбнулся ее рассуждениям, одновременно и желая сказать, — что это было лёгкое прощание, что Минев осталась в Скайхолде вместе с воспоминаниями о ней, и никакое его хорошее отношение и симпатия к ней не... — и чувствуя, что слов о ней, обо всем этом неслучившемся было сказано уже больше, чем нужно, и незачем кормить горькие, неприятные иллюзии.

[indent] — Мне всё ещё удивительно понимать, что ты так думала обо мне, — теплее улыбнулся он вместо этого. — Что я... больше для тебя значил. Даже тогда. Ох, Элль... — Маханон придвинулся, обнимая её за талию и уютнее прижимая к себе и с тихим смешком уткнувшись носом в волосы. Нравиться ей? Представлять себе всё, что прежде было между ними, было так странно с этим новым пониманием. — Мы справимся, — проговорил он, целуя её лоб. — Ты справишься. А я помогу тебе. Ты встанешь и больше ничего не будет болеть. Как же я хочу сделать так, чтобы ни одна тёмная мысль больше никогда тебя не тревожила... — выдохнул, сбиваясь на громкий шепот, целуя скулу, щеку, гладя лёгким касанием пальцев — и чуть приподнимая её подбородок, с глухим вздохом нетерпения и желания целуя...

[indent] — Да мне тоже представь себе, каково было услышать от твоей мамы, что ты меня любил. Я не поверила, — улыбнулась Эллана, вспоминая тот вечер, хорошую его часть, избегая все то, что потом последовало. Нельзя же все время спотыкаться о яростную ревность Шадайенна и то, к чему она привела. С другой стороны, если бы не он, то вряд ли им разрешили жить вместе раньше, чем прошел бы год. Одним размахом уничтожив её в том лесу, охотник словно спалил ветви, изъеденные тлёй, чтобы на их месте выросли новые. И они выросли. Стремительно, день за днём вытягиваясь, покрываясь изумрудной листвой, среди которых однажды расцветут и распустятся бутоны. Сгибайся, но не ломайся. Гори, но не сгорай дотла. — Ну, боюсь, что даже тебе это не под силу. Мои мысли — все мои, даже темные, — подняв взгляд, Элль думала еще что-то добавить, но не успела, целуя в ответ, растворяясь в этой любви и нежности, которую до сих пор считала чудом. Разве можно быть такой счастливой? Сейчас? После всего? И с каждым мгновением, проведенным с ним рядом, убеждалась — можно.

[indent] — Хано, а если в нашем клане родится больше чем два мага, их тоже прогонят? Детей? — спросила Эллана, когда целоваться и не поддаваться желанию стало совсем невозможно. Маги рождаются и в семьях, в которых родители не имеют способностей. Данира и Эврис — брат и сестра, а значит и малыш Найи может быть магом. Данира выйдет замуж и у нее будут дети. У них с Хано тоже. Им что теперь рожать наперегонки, чтобы спасая клан последнего рожденного мага не бросили на произвол судьбы? А что если это будет её ребёнок? Она так не сможет, нет. Любимый, желанный. Не отдаст. Не отпустит.

Отредактировано Ellana Lavellan (2018-12-06 17:12:59)

совместно
[icon]https://c.radikal.ru/c37/1810/76/112cc1dbef8a.jpg[/icon]
[indent] То, что их ребёнок останется с ними, Эллана уже уяснила и успокоилась по этому поводу, но вот почему Хано думал, что «отпустить — лучшее, что можно сделать» все еще не находило должного отклика в душе, наоборот, одни лишь протесты. Разве он в своей жизни не достаточно наотпускался? Разве не видел последствий к которым такие решения приводят? И ей хотелось задать ему еще много вопросов, но то, насколько тяжело давался этот разговор останавливало, заставляя задуматься о том, как оно все было на самом деле, когда в нем проснулся дар. К стыду своему, Эллана плохо помнила то время. Ей казалось — это так здорово управлять стихией, она даже немного завидовала, просила все время показывать ей новые фокусы, которым Хано научился, но меж тем он как-то отдалился от всех, а её мама настаивала чтобы Элль держалась от мага подальше. Так делали и другие родители? Поэтому ему кажется, что оказаться среди незнакомых людей лучше? Без друзей, без поддержки тех, с кем рос. Случись с ней такое, Эллана была бы в шоке. Близкие люди всегда были ей важны, она тяготилась одиночеством, готовая принимать опрометчивые решения, против собственного желания, лишь бы вернуть себе расположение окружающих. Маханон, видимо, нет. Был ли он таким в шесть лет? Или это пришло позже? Чтобы там ни было, поднимать эту тему с ним Эллана больше не решиться. А вот спросить у Аниз и Дешанны, тех кто тогда был к этому ближе всех… но додумать эту мысль Элль не успела. Как и любую другую. Их просто вымело из головы, жадными, настырными поцелуями мага, который умел себя контролировать. Ну дааа.. Она улыбнулась довольная, ничего не отвечая его жарким словам, потянувшись к Маханону, целуя и пытаясь одновременно стащить с него рубашку, предполагая, что если ему и нужен был ответ, то этот куда более красноречив, чем любые слова.

[indent] Он наклонил голову, помогая рукам Элланы сделать то, чего ей хотелось, стягивая рубаху через голову и снова увлекая девушку поцелуями, торопливо распуская шнуровку на вороте её платья. Стаскивать его не стал — не было нужды, лишь растянул тесьму до предела, лаская пальцами и языком, ни на мгновение не оставляя в покое. Подождать, сказала Фенора — он подождёт. И не тронет Эллану сильнее, чем то необходимо, чтобы удовольствие стало всем, что она ощущает сейчас.

[indent] А до тех пределов он не сдерживался. Обеими ладонями скатывая вверх по бёдрам подол ее платья, обнажая перед собой, целуя, бесконечно целуя, на коленях у кровати, слепой от этого обожания и совершенно в нём безжалостный. Дразнящие движения языка, ласкающие и быстрые касания пальцев, не проникающих глубоко, снова язык — увлеченный, азартный, добивающийся своего…

[indent] Он лёг рядом, с довольной улыбкой подложив предплечье под голову постепенно приходящей в себя Элланы, лишь немного одернув на ней платье и продолжая нежно поглаживать под тканью верх бёдер; не пытаясь даже удержаться от соблазна широко распахнутого ворота, влюбленно целуя нежные ореолы сосков, вбирая их ртом и заставляя снова затвердеть под истязающей лаской.

[indent] И всё равно Эллана хотела большего, хотя и от того, что уже получила никак не могла прийти в себя, охваченная чувствами и эмоциями, и знающая, что идти дальше нельзя. Но кое что, она всё же могла. Элль потянулась к завязкам его штанов, развязывая их и стягивая, с азартным предвкушением подглядывая в глаза Маханона, покрывая поцелуями обнаженный торс, спускаясь всё ниже, обводя языком контур пупка и игриво, прикусывая кожу вокруг, лаская ладонью член, словно давая обещание, что скоро наступит и его черёд. И решаясь. Раньше она никогда так не делала, и не думала даже, что так можно, пока Хано не показал, лаская её и теперь Элль хотелось попробовать. Ощутить как это? Будет ли ему приятно? Получится ли? Сможет ли она доставить ему такое же удовольствие? Ласкать, целовать везде, помочь дойти до грани, услышать как он стонет, полностью находясь в её власти. Эллана осторожно провела языком по всей длине, поглядывая на Маханона, чтобы убедиться, что ей действительно можно касаться его так. Поцеловав головку, заигрывая с ней языком, выводя причудливые узоры, то еле ощутимо обводя кругом, то проводя с нажимом по линии, доходящей до центра, она обхватила её губами, вбирая в рот, и медленно скользя вниз по нежной, бархатистой коже, удивляясь тому пьянящему воздействию, которое производила на нее его реакция и желанию прижаться языком теснее, ласкать сильнее, целовать и любоваться красотой, помогать себе рукой то наращивая, то замедляя темп, и не давая Хано возможности кончить слишком быстро. Вверх и вниз, наращивая темп, становясь одним этим движением, словно ничего более в этом мире не осталось. Только она и её любимый мужчина, обожаемый в каждом движении, в каждом его хрипе, вдохе, стоне.

[indent] Ее касания, её поцелуи на чуткой плоти, дразнящие линии кончиком языка — всё это было для Маханона, нерешительно приподнявшегося на локте вслед за скользнувшей вниз Элланой, одновременно и чем-то безмерно желанным — ещё, ещё, вбирай глубже, крепче, резче, — и причиной жгучего стыда от того, что это Она делает для него такое. Но Эллана решила сама, так хотела сама, и ему оставалось только смириться, сжимая пальцами покрывало и с заметно порозовевшими скулами отводя взгляд, постанывая от особенно острых моментов её ласк. Ох, теперь он понимал ее причину просить тогда позволить ей ласкать его в ответ — трудно, бесконечно трудно было остаться на месте, отдать ей всю инициативу и право творить с ним всё что угодно, только желая, бесконечно желая вернуть ей сторицей все эти ощущения, заставить её испытать самые острые и сильные оргазмы ещё столько раз, пока у нее не останется сил только на то, чтобы лежать и без движения млеть в его объятиях… Вспоминая то, что Эллана твердила ему раньше — хочу тебя слышать, хочу знать, что у тебя на душе, что ты чувствуешь, не будь со мной таким спокойным, словно и нет там ничего, — и заставляя себя не давить стоны в горле, позволяя себе этот голос, несмело, неуверенно поначалу, но отдаваясь рукам и губам её, забываясь, пока в какой-то момент, внезапностью своей удививший и самого Маханона, этих чувств не стало слишком много. Он хрипло застонал, запрокидывая голову, вцепляясь пальцами в покрывало — захлебнувшись короткой, яркой полнотой такого непривычного себе оргазма, — и не сразу отреагировал, только замечая, как Эллана утирает рот рукой, — рывком воли и желания заставляя себя собраться воедино и подняться, прикоснуться к ней, притянуть к себе, обнимая за плечи накрепко, целовать снова и снова, чувствуя в поцелуе непривычный этот привкус, им самим оставленный на её губах; пытаясь хотя бы этими бесконечными поцелуями выразить ту любовь, то обожание, которым захлёстывало его сейчас с головой.

[indent] — Люблю тебя, — выдыхал он между поцелуями, повторяя снова и снова всё то, что она слышала уже сотни раз, но что ему хотелось доказывать и доказывать каждой минутой своего существования, приникая к губам, целуя скулы, щеки, снова губы, беспорядочно и почти безумно. — Я люблю тебя, Элль…

[indent] Заставить себя и помочь ей одеться после всего этого было нелегко, и дело это, снова и снова перемежаемое поцелуями, затянулось бы на дольше, если бы в дверь аравеля не постучала осторожная Данира, чтобы спросить, выйдет ли Маханон к кострам или ей принести что-нибудь для обоих. Они выйдут — а что Эллана лишь символически причесана и смущена, то, наверное, и не удивит же никого.

[indent] Как и то, что до брёвен, на которых расселись собравшиеся на запах свежей каши и жареного мяса долийцы — кто-то уставший с охоты и молчаливый, кто-то оживленно переговаривающийся и смеющийся, кто-то просто молча наблюдающий за этим, — Эллану донесли на руках. Их встретили радостные взгляды и улыбки, приветствия и любопытство, подружки вместе с подсевшей со стороны Маханона Аниз и сунувшей малыша в руки Эврису Наей поспешили подтянуться и хоть словом, но перекинуться с той, кого чуть не потеряли из-за ужасов, которые никто не думал возможными. Матери Шайенна с ними видно не было.

[indent] Когда первый ажиотаж стих — вернее, Маханон, сидевший рядом и отлучившийся только набрать в миски еды, недвусмысленно намекнул внимательным взглядом, что наседать на его Эллану не стоит, наговориться ещё успеете, не всё сразу. И, уже не вставая, легким жестом подманил к себе с общего блюда пару ранних, чуть подвяленных для мягкости и сладости груш, предложил одну Эллане, с удовольствием надкусывая и вытягивая сок из своей.

[indent] Случившееся между ними, произвело на Эллану такое неизгладимое впечатление, что мысли до сих пор путались и никак не хотели становиться ясными. И даже Данира, постучавшаяся в дверь чтобы их позвать, не помогла сосредоточиться на чём-то еще. Хотя может и не стоило? Так Элль хотя бы не думала о том, что сейчас, впервые, после произошедшего месяц назад, окажется на виду у всего клана. Все её внимание было занято Маханоном. Она словно никак не могла нацеловаться, будучи у него на руках, так близко к его лицу, веснушкам, губам, шее, уху — ко всему, к чему испытывала целый ворох чувств, состоящий из нежности, обожания, любви и просто не могла сдержаться, ласкаясь вновь и вновь и отвлекая Хано от дороги.

[indent] Но чем ближе они подходили к собравшимся у костров долийцам, чем явственнее слышались разговоры и смех, тем больше не по себе становилось Эллане. Как будут смотреть на нее? Как ей себя вести? Как относятся к тому, что она теперь с Маханоном? И не просто вынужденно рядом, потому что больше никому не сдалась, а безумно влюблённая? Смотрящая на него так, как никогда не смотрела на Шадайенна. Все эти, проснувшиеся вдруг, волнения заставили её спрятать лицо за волосами, уткнувшись в шею любимого и настороженно прислушиваться к такому знакомому, но и такому забытому, шуму вечерней трапезы.

[indent] По голосам, ставшим настолько громкими, что уже можно было разобрать обрывки фраз и радостным возгласам «Эллана!», она поняла, что они пора бы выглянуть из надежной россыпи волос, служившей укрытием. В последний раз, ткнувшись губами Хано в шею, Элль вздохнула и повернулась к тем, кто был так рад её видеть и, натянуто улыбнувшись, помахала рукой всем тем, кого знала всю жизнь.

[indent] Как только Маханон нашел им место на брёвнах у одного из костров, еле дождавшись, пока маг усадит свою ношу, их окружили радостные долийцы. Те подружки, что еще не заходили навестить Эллану, увлеченные ежедневными делами или боявшиеся помешать, старались её обнять и, перебивая друг друга, выразить радость появлению. Старшее поколение вело себя сдержаннее, но многие подходили поприветствовать, перекинуться парой слов с ней и Маханоном. И во всей этой суматохе,  Эллана искала только одного человека — свою мать. Которая ни разу не пришла её навестить. Да, и если совсем на чистоту, Элль не очень-то и хотелось с ней встречаться. Хотя в глубине души, она и понимала, что Ланайе даже в самом лютом кошмаре не снилось, чем обернется помощь Шадайенну, отделаться от мысли, что не пойди мать охотнику навстречу, трагедии бы не произошло, Эллана не могла. Что сделано, то сделано. И всем им теперь придётся жить с этим грузом, с этим опытом, приобретать который никто не хотел.

[indent] Когда они остались одни настолько, насколько это возможно, сидя у вечерних костров, собравших вокруг себя почти весь клан, Эллана устало положила голову на плечо Маханона, забирая у него грушу, предназначавшуюся ей, только что приплывшую к ним по воздуху с общего подноса. Раньше, Элль никогда бы не подумала, что можно устать просто от разговоров и людей, а теперь, словно пресытившись этим, вновь хотела оказаться в уединении аравеля. Она подняла взгляд, подмечая тонкую струйку, грушевого сока, которую Хано еще просто не успел стереть и забывшись слизнула её, поцеловав затем уголок его рта. Но неожиданно выпрямилась, словно струна, оборачиваясь к подходящей женщине.

[indent] — Добрый вечер, — поздоровалась Ланайя, с трудом шевеля губами, теребя в руках кончики, накинутого на плечи платка. — Можно мне присесть с вами?

Отредактировано Ellana Lavellan (2018-12-06 17:14:57)

совместно

[icon]https://c.radikal.ru/c37/1810/76/112cc1dbef8a.jpg[/icon]

[indent] Папа подоспел как нельзя вовремя, иначе Эллана могла наговорить родительнице лишнего. Не она, конечно, сотворила с ней все это, но как бы легче жилось, зная, что и Ланайя так же ненавидит Шадайенна, как и положено, любящей матери. Несмотря на то, что с раннего детства Элль слышала от неё о том, какой хороший и заботливый муж получится из охотника; за ним, любая ни в чем не будет знать нужды; какой он смелый и отважный; Ланайе давно пора было изменить собственное мнение. Кто как не мать без лишних слов должна была увидеть, как несчастлив её ребёнок? Как тяготится принятым решением и тем, как складывается замужняя жизнь? Но они с Варлой переглядывались, да посмеивались: «милые бранятся, только тешатся». Ага.

[indent] Когда родители ушли, Эллана пыталась вызнать, что за дела такие у Маханона с Алерионом, но он уперся, обещая какой-то сюрприз, покрытый тайной. Ну в самом деле! Какие могут быть между ними секреты? Но нет, маг только лишь разжигал любопытство, заставляя Элль обиженно дуть губы — не всерьез конечно — и гадать, что же такое это может быть. Но всё, чтобы она не придумывала, в цель не попадало.

[indent] С того вечера, пара старалась выходить на трапезы, если, конечно, не слишком сильно увлекалась друг другом, в стремлении дать выход чувствам. Их дни шли своим чередом, сменявшиеся, похожие один на другой, наполненные нежностью и любовью. Они часто по долгу сидели на улице, мечтая о будущем, слушая пение птиц, наслаждаясь теплым летнем солнцем; вспоминали детство, шутя спорили какие дети у них будут; читали книги. Хороших, пригодных для чтения теми, кто только лишь постигает азы грамоты, у Маханона не оказалось и ему приходилось составлять для Элланы маленькие записочки, которые она, хранила в специально отведенной для них шкатулке и время от времени перечитывала.

[indent] Самыми значительными, за эти две недели, событиями — были первые попытки стоять. Ноги набрались достаточной силы, чтобы Элль могла самостоятельно сгибать их и разгибать, лежа на кровати, и даже однажды случайно пнула Маханона, забывшись, хохоча и пытаясь побороть поцелуйный приступ, охвативший мага, что словно сигналом послужило — пора. Первый раз было особенно сложно: тело забыло как правильно распределять собственный вес и держать равновесие, не говоря уже о том, что колени сразу же подогнулись и Эллана полетела в заботливо подставленные руки мага. Второй раз мало чем отличался от первого. Лишь через несколько дней попыток, злости, страха и самоедства,  Элль, наконец-то, смогла стоять, хоть и держа Хано за руку, но всё же это была победа.

[indent] Держаться за руки всё-таки было приятнее, чем за ручки костылей, как бы заботливо и любовно не были те оббиты шершавой хваткой кожей с мягким подкладом из шерсти галлы. Костыли, впрочем, дали Эллане хотя бы часть той свободы и независимости, о которой она мечтала. Хотя Маханон всё время был где-то поблизости, готовый откликнуться на любой зов, но теперь ей даже не надо было звать его, чтобы встать и налить себе воды. Разве что ступени аравеля всё ещё оставались препятствием, но постепенно сдались и они. Возвращаясь и видя Эллану самостоятельно дошедшей до скамейки и ждущей его под разрастающимися кустами шиповника, Маханон улыбался с не находящей слов радостью — впрочем, наверное, меркнущей в сравнении с собственной радостью девушки, вернувшей ей ту улыбку, от которой так у многих в клане таяли согретые сердца. Даже если улыбалась так она пока только ему одному.

[indent] Костыли были глотком свободы, но полагаться на них всё время не стоило — даже если трудно, даже если ноют суставы, но надо ходить и самой, приучать ноги носить весь вес тела. И потому костыли оставались у скамейки — а Маханон, слегка придерживая ладони Элланы в своих, неспешно шагал спиной вперед, ведя девушку за собой. Шаг, ещё шаг, осторожно, чуткими босыми ногами по густой, свежей от летних дождей траве, стараясь чувствовать и понимать всё, что говорят ощущения под ступнями — возвращая себе то, что знала и могла прежде. Понемногу. По чуть-чуть. Только до тех деревьев, до широкого ствола с согретой солнцем корой, на которую Маханон кладёт её руку, сам прислоняясь плечом рядом и тепло улыбаясь. Если оглянуться, аравель остался даже как-то далеко, шагов тридцать или сорок — и всё это без костылей, сама! Ну, почти сама. Но это почти не в счёт. Когда-нибудь она будет пробегать это расстояние за мгновения, как раньше могла. Даже если сейчас добирается до этой точки достижения так медленно, утомительно. Но они никуда не спешат, день почти окончен и никакие заботы Первого больше не зовут — и им можно спокойно стоять под лучами медленно опускающегося к закату солнца, наслаждаясь теплом, светом и друг другом.

[indent] — Всё хорошо? — негромко спросил Маханон сквозь улыбку, тем тоном, в котором так и сквозило — он знает, что хорошо. Видит это по ней, чувствует. И спрашивает, наверное, только затем, чтобы она сама ещё раз это сказала — и больше, больше это ощутила и поверила.

[indent] Прислонившись лбом к стволу дерева, Эллана вдыхала аромат, пропитанной солнечными лучами коры и размышляла о том, что еще недавно казалось невозможным, а теперь сбылось. Она ходит. Может быть, еще не совсем сама, но это и не важно. Главное произошло. Чтобы там не хотел сделать с ней Шайен — ему ничего не удалось. Каждый новый шаг, каждое движение, вопреки всему произошедшему, радовали Элль этим пониманием, даже больше, чем сами по себе. Он не победил. Это она победила его. Как бы хотелось ей рассмеяться этому ублюдку в лицо. Доказать, продемонстрировать, что чтобы он не делал, все — пустое, не нужное, канувшее в небытие. Хорошее Шадайенн уничтожил сам, а плохое… Плохое было стёрто бережными и заботливыми руками того, кто действительно любит.

[indent] — Всё хорошо, — улыбнулась она, поднимая взгляд и любуясь как мягкий солнечный свет, пробиваясь сквозь густую листву, играет тенями на лице Хано. Еще один шаг к нему навстречу, чтобы прижаться, обнять покрепче и нежно целовать, стоя на собственных ногах, болящих от всех усилий, которые приходится прикладывать день изо дня для таких простых, доступных с детства действий, как стоять и ходить. Но всё же, самостоятельность была огромным шагом к возвращению в жизнь, не ограниченную стенами аравеля и скамейкой рядом с ним. В жизнь, в которой всё осталось прежним, но изменилось, с возвращением Маханона. Встало на свои места. Какой бы болезненной эта перестановка не была, но теперь, когда все детали в этой головоломке заняли правильное положение, каждый день становился особенным. Проживался с небывалой легкостью, быстрый как мгновение, но тягучий словно мёд, в наполнявшим сердце счастье. — Знаешь, а две недели, в которые Фенора велела воздержаться, прошли, — доверительно сообщила Эллана, поднимая взгляд и лукаво улыбаясь, глядя на любимого, заправляя, потревоженные ветром прядки волос ему за ухо.

Отредактировано Ellana Lavellan (2018-12-07 17:44:10)