совместно

[indent] Как не крутись, а когда в жизни было много горя, воспоминания о нем все равно постоянно всплывают. То ли Эллана не пережила его толком и не смерилась, вытеснив и стараясь не думать, то ли слишком мало времени прошло, чтобы эти события и правда остались в прошлом и одно их упоминание, не откликалось болью в сердце. И свершившаяся совместными усилиями месть, лишь восстановила справедливость, но не вернула утраченных жизней.

[indent] Вырванная из бурного потока воспоминаний, словами Маханона, она оторвала от пламени взгляд и неуверенно улыбнулась в ответ — это была слишком долгая дорога и еще не ясно до конца не растеряли ли они на ней самих себя и действительно ли вместе здесь и сейчас, а не каждый в своих  тайнах и мыслях. Можно пообещать разорвать отношения с Пересом, но куда сложнее и правда это сделать. Хано верит, что ему ничего не будет стоить порвать с той женщиной, но и он может заблуждаться. Готовы ли шемлены так легко расстаться со своими игрушками, лишь потому что оным захотелось свободы? Так что да, Эллана была далеко не уверена в том, что судьба во всем многообразии принятых или нет решений, привела её именно к тому, чтобы здесь и сейчас она вновь была с Маханоном. Скорее уж чтобы лишь показать друг другу и вновь на целую вечность развести разными дорогами.

[indent] — Это я нравилась ему, — мотнула головой она, допивая вино и отставляя чашку на пол, подбирая правильные слова, которых наверное и в природе не существует. Как мог Хано, живший в той же очень тесной коммуне не ощущать того же давления, что и она? Как они могли раньше, говоря обо всем на свете, не обсуждать происходящее с ними? Посмотрев на Махаона долгим задумчивым взглядом, Эллана пододвинулась к нему ближе и положила голову на плечо, вздыхая и рассказывая все, что мучило её в те далекие, ушедшие без возврата годы. — Тогда у нас у всех были свои роли. От каждого ждали определенных решений. И когда Шайенн выбрал меня, это словно стало приговором. Он лучший охотник, как можно отвергать его? — Она хмыкнула, практически с отвращением, вспоминая как часто слышала этот вопрос. — Его столь явные чувства преследовали меня на каждом шагу. Родители, которые гордились, что я привлекла внимание лучшего из возможных. Подружки, которые завидовали...

[indent] Маханон ответно подался вбок, подставил ей плечо, при этом чуть опуская и отставляя руку назад, чтобы Эллане было удобнее положить голову. Сердце в груди тяжело сжималось и, подпрыгивая, билось у самого горла: зачем, зачем он вообще спросил? Что мешало удержать язык за зубами, не прикасаться к этой теме? Тогда, раньше, спрашивать казалось глупостью — о, сколько раз он пытался представить, как будет выглядеть такой диалог, пока они пусть ненадолго, но оставались только вдвоем. Ненадолго, потому что почти всегда их находил если не кто-то из клана, чтобы позвать Первого, то Шадайенн, следивший за подругой глазами ястреба, прибегал, чтобы "отбить" — такое редко обходилось без перепалки. И она слушалась, она уходила с ним, чтобы успокоить, лишь бы только не разгорелась эта ссора — и магу всегда казалось, что да, она на стороне охотника. С ним она проводит столько времени, сколько он, занятый своей учебой, своей магией, никогда не сможет уделить ей. Спрашивать казалось безумием. Конечно, он ей нравится. "А с чего ты интересуешься", наверняка спросили бы у него, и тогда ему не хватило бы никакой хитрости языка, чтобы оправдать такой вопрос заботой и дружеским участием. А она сейчас... что? Сожалеет о том, что делала?..

[indent] — ...Как можно было противостоять всему этому не выглядя не благодарной и чудной? — она подняла голову, ища на лице Хано ответы и тихо, почти шёпотом, словно и сейчас боялась кому-то признаться в этом и вызвать осуждение, сказала. — А я ненавидела его. И себя тоже, за то что не могу найти в себе смелости, чтобы воспротивиться этим ожиданиям. Я видела как он ревнует к тебе. Судачили, что я тебе нравлюсь, но я знала, что это не так. Ты бы обязательно сказал мне, — с уверенностью произнесла она, глядя в глаза Маханона, словно ища подтверждения в них тому, что их отношения всегда были настолько близкими, что уж этого бы он от нее не утаил, как не утаил и сейчас про свою связь с той женщиной. — Но мне не верили, лишь разжигая эту неприязнь между вами. И тогда когда Шайн кинулся доказывать мне очередной смертью, что он лучше тебя и чуть не погиб… я утонула в чувстве вины.

[indent] Однако замерший взгляд и какое-то побледневшее лицо Хано, несколько секунд еще смотревшего и слушавшего, но за тем поспешившего отвернуться и спрятать от неё свою растерянность, вряд ли были тем, что она ожидала увидеть. И если и были подтверждением — то явно не тем и не тому. Маханон сглотнул, не чувствуя собственных рук — да что же она говорит такое? Всё это было похоже на сон, на прихоть демона, говорящего именно те сладкие слова, которые ему так приятно было бы услышать. Что ей никогда не нужен был Шадайенн, что на самом деле она любила его, всегда-всегда, так почему бы теперь не наверстать упущенное, не утонуть в сладкой грёзе её ласковых губ? Ложь, ложь — всегда смеялся он, это не Эллана. Не настоящая Эллана, а уж он может отличить свои фантазии — какой он хотел бы её видеть, какой он порой воображал её себе, — от действительности. Как может отличить, находится ли в Тени или же в Недремлющем мире — и даже сейчас Лавеллан был уверен, что не спит. Но как это может быть не морок? Как это может быть правдой? Она специально это говорит, чтобы он поверил? Он коротко бросил на девушку настороженный, почти испуганный какой-то взгляд и снова отвёл его. Зачем? Это никак не вяжется с той Элланой, которая не хотела его помощи и завтра же собиралась уехать. От всего этого стало жутко, от ее взгляда, от уверенных слов, и сумятица эта колко и жарко прихватывала за щеки, вгоняя в холодный пот. Неправильно это, что она сказала. Глупость какая-то, всё не должно быть... так. Он её не любит? Как же хотелось просто помотать головой, улыбнуться, спустить на тормозах и перевести тему, не вытаскивая секретов наружу... Но это значило бы соврать ей в лицо и обмануть нарочно...

[indent] Эллана, смотрела на Хано и не понимала ничего из того, что с ним происходило. Неужели её признание в том, что местами она ненавидела Шайенна настолько потрясло его, что даже заставило отвернуться. Неужели, даже сейчас, когда столько лет прошло, нашелся кто-то, кто её осудит? И неужели это будет Маханон? Она замерла, от обиды сжав губы, наблюдая как друг мечется между ней и своим неприятием, то отворачиваясь от нее, то наоборот. Но все же упрямо закончила говорить все, что хотела сказать. Если уж набралась смелости, то нужно идти до конца:

[indent] — И должна была что-то сделать, пока это противостояние и правда не закончилось чьей-то смертью. Вот и вся моя симпатия к нему. На этом она держалась.

[indent]Если она и говорила ему что-то ещё, он не слышал этого за собственным дыханием и туго колотящимся сердцем, опустив голову — глядя невидящими глазами в пол, на залитый каминным светом ковёр в сгущающихся по сторонам тенях, неровно прыгающих вслед за колебаниями языков пламени. От каждого удара в груди прихватывало тянущей, гулкой пустотой ожившего страха перед неизбежными последствиями.

[indent] — Эллана, — блекло заговорил он наконец в потрескивающей тишине, — а что, если я скажу тебе, что из нас двоих один был уверенным парнем, знающим, чего хочет, и смело идущим за этим... а другой — просто трусом, неспособным на решительный шаг? — Маханон поднял взгляд на её лицо и горько усмехнулся, с осуждением к себе покачав головой. — Не умеющем во "всё или ничего", и просто барахтающемся на мелководье... Прости. Они были правы — ты нравилась мне. Ты... всё ещё нравишься, —проговорил он, с трудом сглотнув, и глаза его были жалобными глазами тонущей собаки. Совестно было за эти слова. За невольный, слишком затянувшийся обман. Как он мог это допустить?.. — Но я не хотел, чтобы это стало стеной между нами, — поспешно добивал маг, подаваясь вперёд с желанием, чтобы его слова услышали, чтобы поверили им. — Не хотел тебя обязывать...

[indent] Эллана удивлённо моргнула и вцепилась в руку Хано так, что если бы обладала достаточной физической силой, могла бы и пальцы ему переломать, но боги помиловали и не наградили её таковой. Сердце пустилось в пляс, вытворяя совершенно сумасбродные па, то замирая, то начиная биться, словно птичка, надумавшая вырваться из грудной клетки. В ушах зашумело, хотя впрочем, может быть это только вино? Эллана то хмурилась, то вопросительно заламывала брови, пытаясь переварить услышанное, но оно никак не хотело укладываться в голове. Что все это значит? Маханон не был трусом и не разу не дал повода вообразить о себе подобное, наоборот — он бросил все и уехал, подчиняясь велению своего сердца и не оглядываясь на тех, кто остался. И все это время, она думала, что ему не интересно ничего, кроме магии и что он целеустремлённо идёт этим путём, не размениваясь на такие мелочи, как романтические отношения. В ее голове настолько прочно засело убеждение о том, что они не могут быть кем-то большим, чем просто друзьями, что она и мысли не допускала, что это не так. И что... была не права? А ведь ей говорили, а она не слушала.

[indent] — Но ты уехал, — тихонечко прошептала Эллана, не сводя с него неверящего взгляда, и тон её не был обвинительным. Она просто не понимала, почему он ничего не сказал, а просто уехал, оставив одну бороться с этой неминуемой свадьбой. — Как это могло встать стеной? Хано, ты что вообще говоришь такое... — ей хотелось подняться на ноги, и начать метаться по комнате, не находя себе места, потому что душа её делала именно это. Последнее, в чем она была уверена в своей прошлой жизни, только что рухнуло с оглушительным звоном. Вот она эта недосказанность, что всегда была между ними. — Мне даже в голову не приходило, что я могу быть с тобой. Что я интересна тебе не только как друг. Что в твоей жизни, кроме магии, есть место для чего-то еще.

Отредактировано Ellana Lavellan (2018-08-10 19:34:18)

совместно

[indent] Она ударила его. Неужели и правда ударила? Словно сама не верила в то, что сделала, Эллана ошарашено наблюдала как Хано подносит руку к щеке и взгляд его такой злой и колючий, что и правда в пору бежать, но и сама она смотрела на него не лучше, выжидая что он теперь будет делать.

[indent] Ей не пришлось долго ждать. Маханон схватил её, но вместо того чтобы хорошенько встряхнуть окончательно свихнувшуюся подругу, поцеловал почти грубо и больно, с той страстностью, на которую, наконец-то, решаются люди, так долго копившие в себе желание. И она ответила на его поцелуй, прижимаясь всем телом, хватаясь как утопающий за соломинку, теряя связь с реальностью, ныряя в этот омут с головой и не желая выплывать обратно.

[indent]  — Так бери, — со сбитым дыханием, ответила Эллана, глядя в его глаза и даже не пытаясь вырываться. — Её же ты взял, — не удержала она едкого замечания. Да и не хотела держать. Вся эта былая вежливость, смешивающаяся со страхом задеть чувства друг друга привела лишь к тому, что никто ничего не понял, потеряв пол жизни на размышления. Да она чуть замуж не вышла из-за этого сдержанного утаивающего главное общения! — Счастлива с кем-то другим, но не с тобой. Так ты всегда думал? Очень удобно. Наблюдать со стороны, ничего не спрашивая и не предлагая. Вместо того, чтобы самому сделать счастливой. — заметила Эллана, с обидой смотря на Маханона, и не веря в то, что теперь может быть по другому. — И сейчас, твое «хочу» сиюминутная слабость. А после ты придумаешь себе еще какую-нибудь причину не быть со мной.   

[indent] Сколько ни дыши, а сердце не желает биться медленнее, и плечи его заметно вздымаются, далекие от спокойствия, в которое долиец пытается себя загнать — пальцы его подрагивают, сильнее сжимаясь на её предплечьях. От этой покорности, от этого такого же яростного взгляда обиженных глаз, от слов этих хочется совсем не слушать — а целовать, целовать, сдаваясь свербящему желанию; но это было бы неправильно, нечестно — хватало того, что он уже сделал, уже принудил... принудил ли? Маханон долго выдохнул сквозь нос, едва осознавая, что так крепко сжимает челюсть, что та уже болит — и подался вперёд, обнимая, пряча девушку в своих руках и утыкаясь носом в её волосы. Причину не быть... какую, к демонам, причину. Если бы только ему надо было их выдумывать ещё, а не отбиваться от тысяч уже имеющихся. Ну почему только всё так неправильно, почему он знает о мире столько, что уже не может просто взять и быть в нём счастливым? И чьим-то счастьем — быть. Если бы только к его вечно куда-то бегущей жизни было применимо хоть какое-то "счастье"...

[indent] Оно было, на самом деле. Счастьем было бы знать, что Эллана в безопасности, что она ждёт его, что она живёт спокойно и свободно, пока он занимается демоны ведают чем и где, чтобы эта безопасность однажды не рухнула в пустоту осколками разрушенного мира. Но это было бы _его_ счастьем. Эгоистичным, личным, не спрашивающим. Таким оно было бы, если бы он молчал. Если бы всё его желание осталось при нём. Но теперь... ему не важен был ответ, потому что на ответ у него не было права. Каких чувств к себе он может хотеть, как может стать для неё кем-то, в ком она нуждается — зная, что не сможет эту нужду утолить? Не сможет дать ей достаточно, не сможет дать всего. Наверное, не сможет...

[indent] Быть нужным и быть далеко — наказание. Поэтому с Эсмераль так просто. Она прекрасно справляется без него, она не зависит от него, и её скопившуюся скуку легко развеять одним визитом, сжечь, словно кучу опавших листьев, одной искрой, одной жаркой ночью, за которой придёт новое прохладное утро, где у каждого своя жизнь. Его лаборатория и бессчетные книги, его исследования, его поиски знаний во всех уголках Тедаса, и её важные встречи, её придворные дела, её тонкая Игра жизни аристократки. Вместе — приятно, а врозь — не трудно, их ничего настолько не держит единым целым, чтобы чувствовать себя разбитыми на расстоянии. Но Эллана... разве с ней можно было бы — так?.. От случая к случаю, короткой прихотью, дразнящей выходкой, манящим взглядом, напоминающим жестом, посылающим со свежими цветами гонца. Искорки молний на пальцах, солнечные блики на стали скрещивающихся шпаг, выпад, парирование, выпад, только и успевай... совсем не этот ровный, нежный огонь тихого счастья, из глубины накатывающей неги, когда Эллана рядом, когда он может вот так близко держать её, дышать ею, на секунду верить, что никогда-никогда не отпустит, хотеть прикасаться к каждой точке её тела, окружить собой и заставить забыть, что в мире существует хоть что-то ещё.

[indent] Маханон закрыл глаза. Держа в руках её, держать заодно и себя...

[indent] — Я хочу, — повторил он негромко, срывающимся голосом, крепче прижимаясь щекой к ее макушке, — чтобы ты была счастлива. Но я... со мной... захочешь ли ты? — "Могли бы быть кем-то больше", сказала она. Разве? Разве... думать о том, что она тоже может так считать, было странно, дико, непривычно. Слишком хорошо, чтобы верить. — Я не могу... просто взять, только не тебя. Чего бы я не хотел, это не повод... — долиец оборвал сам себя, вздохнув с досадой от понимания, что говорит не то, что хочет сказать, а что хочет сказать — не знает. Он пошевелился, немного расслабляя руки в попытке снова взглянуть ей в глаза. — А чего хочешь ты, Элль? — "В чем твоё счастье? О какой жизни ты мечтаешь теперь?" — Ты... так и не сказала... — припомнил ей Маханон свою первую попытку узнать. Она ушла от ответа, и, Творцы свидетели, он и сейчас не стал бы его требовать, не стал бы принуждать — если бы только можно было что-то новое строить, что-то продолжать, не заполнив лакуны пустоты, оставленные их разделенным прошлым.

[indent] Глаза, губы, валласлин этот на лице — все такое родное, с детства знакомое и вот теперь, она словно первый раз увидела его по-настоящему с этим сердитым яростным взглядом, вздымающимися плечами и подрагивающими пальцами. Какую бурю эмоций привык он от нее скрывать, а главное зачем? Хотя, наверное, теперь она может это понять. Тот же страх, что был у нее стоило увидеть в таверне. Когда сидела над листком бумаги, не зная что написать. Ей проще было уйти, умереть, чем признаться ЕМУ в том, кто она есть на самом деле. Именно ему, а никому-то другому.  Жить и дальше так как привыкла, лишь бы не разочаровать, лишь бы не увидеть взгляд, полный презрения. Поэтому ли Хано молчал все эти годы? Но как сравнить скромное «ты мне нравишься» с «я должна убить твоего собеседника»? Разве можно положить их на чаши весов и увидеть равенство? Какую боль она, наверное, причиняла ему, уходя с Шадайеном, лишь бы прекратить их ругань. Выбрав охотника, только бы никто не погиб и сознательно отдалившись от того, кому думала что не нужна. Чувствуя себя не в силах что-то изменить, а ведь получается, что могла бы, останься хотя бы раз! Допытайся до этой грусти в его глазах. Но для чего ей было оставаться? Разве могла предположить тогда, что важно это не только кричащему о своих чувствах охотнику, но и молчащему магу? Как поменялось бы тогда её отношение, знай она? Как поменялось оно сейчас? «Но нравишься, это всего лишь нравишься.» — споткнулась Эллана о собственные мысли, обнимая Маханона в ответ, утыкаясь носом, губами в шею и чувствуя как бешено бьётся сердце в его груди. Так же как и свое собственное. «Нравилась тогда, нравишься сейчас.» Достаточно ли этого, чтобы так распереживаться? Симпатия, которая не прошла за столько лет разлуки, реальна ли она? Или может быть ему лишь воспоминания о ней прежней тревожат душу? А может быть лишь это «хочу» не даёт покоя? Как ребёнку, возжелавшему новую игрушку, увиденную у друга или на ярмарке. Просто потому, что старые все приелись. Разве не в этом смысл слов о том, что теперь все изменилось и он может бросить свою шемленку. Опять она! Не знала, не видела, но образ этой женщины так и пробирается в мысли, заставляя когтями впиваться в Маханона лишь бы не отпустить больше к ней никогда. Эгоистично и тоже очень по-детски.

[indent] — А хочешь ли ты, чтобы я была счастлива с тобой? — ответила все тем же вопросом Эллана, не уставая спрашивать его в этот вечер и получать очередной расплывчатый ответ: «Зачем ты хочешь, чтобы я осталась? Потому что хочу, чтобы ты была счастлива». Да гори оно огнем это ее счастье в таком случае! И сейчас ответив «да, хочу» она лишь обяжет его быть с нею или отступиться от своих слов. Все эти разговоры о её счастье могут быть лишь отголосками наставлений Хранительницы. Может быть он уверовал в то, что раз уж выжили только двое, то теперь заботиться о её благополучии его священная обязанность. Да чихала она на эти обязанности!

[indent] — Только не меня, конечно. Ты готов быть с кем угодно, только не со мной, — подытожила его слова Эллана и вздохнула, в очередной попытке вновь расставить все по своим местам, но картинка чем больше она старалась, тем больше не складывалась. Еще в начале вечера она хотела лишь убить Адамаса и вернуться домой. Затем хотела, чтобы Хано никогда не узнал, какую жалкую жизнь она ведет. А после хотела просто провести эту ночь как прежде, за простым и легким разговором. И ни одному из её желаний не удалось исполниться. Так разве имеет значение, что она хочет сейчас? — Я хочу найти свой дом, — сказала Эллана и тут же приложила палец к губам Маханона, чтобы он не смел её перебить пока она не закончит говорить. — Но дом для меня это не здание, это не мебель, и не три свободных комнаты. Не слуги и даже не еда. Дом это место в которое стремишься вернуться, где бы ты ни был. По которому скучаешь. Дом там, где родная душа. Где тебя ждут и хотят чтобы ты был рядом. Где принимают тебя такой какая ты есть. Где любят. Вот чего я хочу.

Отредактировано Ellana Lavellan (2018-08-11 19:55:37)

[indent] Сердце под ладонью трепетало так же как и собственное, словно два соловья, выводящие трели ранним весенним утром, сидящие на разных ветках дерева, но так стремящиеся друг к другу. Ей всего было мало: и этого детского считай прикосновения, и нежного поцелуя. Хотелось прижаться к нему, кожей к коже, раствориться в нем, в его любви, в собственной тяге к нему, в ощущении правильности происходящего и уверенности в том, что именно с ним она на своём месте, если оба они хотят одного и того же. Чувствовать каждой клеточкой ласку, нежность прикосновений, принадлежать лишь ему и взять от этой неожиданно свалившейся на неё ночи все, что только можно было взять, чтобы потом не жалеть об этой упущенной возможности. Но стоило ей, пробраться, наконец-то, сквозь тугие железные пуговицы, как Хано, накрыв её ладонь своей, остановился.

[indent] — Но я хочу.. — возразила было Эллана, касаясь его губ своими, расплывшимися в какой-то дурацкой счастливой улыбке, не до конца понимая эльфийскую фразу, да и не желая гадать над её смыслом сейчас, зная лишь то, что и он жаждет того же, но к чему тогда останавливаться? Разве есть что-то еще, что может встать у них на пути? Разве они не решили уже быть вместе или ей это только показалось? Неужели теперь, после стольких лет жизни врознь, в чужом, навязанном им обществе, он хочет поступить правильно, как поступали в кланах, проходя долгий путь от ухаживаний до обетов? Как будто ничто не довлеет над ними и время течет так же медленно и неторопливо как раньше. Но это было не так. Завтра неизбежно наступит, а за ним и очередная разлука не заставит себя долго ждать.

[indent] Может быть и правильно, что Маханон ее остановил. Хотя Эллана и не знала до конца, что планировала делать, поддавшись искушению быть с ним хотя бы здесь и сейчас, не оглядываясь ни на вчера ни на завтра. Но сколько бы, наверное, пришлось объяснять потом, того о чем и сейчас говорить не хотелось, но наверное надо было. Он же рассказал ей. И она должна быть с ним предельно честна, не поддаваясь желанию скрыть, умолчать, отойти от этой темы и больше никогда к ней не вернуться. Их жизнь, разлучившая на годы, не позволившая понять друг друга в спокойные времена, и сейчас была слишком непредсказуемой, чтобы позволить себе оставить какую-то тайну. Хотя так безусловно было бы проще. Кто знает, может быть ей и не суждено к нему вернуться, уехав лишь за тем, чтобы проститься с Пересом. А может быть и он, идущий путями инквизиции, уедет подчиняясь зову долга и сгинет в неизвестных ей краях. Иллюзии о несокрушимости родных людей, которыми питалось все её существование в детстве, там и остались. Как никогда ясно, она видела сейчас, что каждое мгновение, проведенное с любимыми ценно. Каждое мгновение должно быть наполнено искренностью и прямотой, иначе им не избежать уже свершенных ошибок. Но как же не хотелось произносить этого в слух, вспоминать. Делать ему так же больно, как и он, рассказав о своей женщине, а может быть и больнее, ведь произошедшее не было её выбором. И достается она ему такой, не потому что слишком кем-то увлеклась и поддалась сиюминутным желаниям тела.

[indent] Помрачнев, Эллана вытянула руку и аккуратно высвободившись из объятий встала и подошла к окну, вновь вглядываясь в темноту за ним, подбирая слова, которыми можно было бы рассказать, хотя бы не произнося произошедшее в слух, но не находила. Любая фраза, сказанная об этом, сама по себе казалась ей слишком ужасной, чтобы быть произнесенной.

Отредактировано Ellana Lavellan (2018-08-13 10:51:29)

совместно

[indent] Было неожиданно оказаться оторванной от пола, дававшего хоть какую-то опору в этом переменчивом словно погода разговоре, начавшемся в темной сырой подворотне портовых трущоб и закончившемся здесь: в тепле комнаты, между распаленных признаниями и важностью происходящего тел. Эллана не боялась грядущего, лишь замирала в волнении, в своей первой попытке близости с кем-то другим, в ком отчаянно хотела раствориться без остатка, поставив жирную точку во всем прозвучавшем, не оставляя никаких сомнений в сделанном выборе. Она здесь с ним. Выбрала его. И хочет быть рядом, во всем многообразии этого «быть».

[indent] Растворяясь в поцелуе, чувствуя как бешено колотится сердце, в этом тягучем моменте нежности, в этой борьбе с тугими железными пуговицами, в которой она одержала маленькую победу и скользнула ладонями по торсу к плечам, распахивая рубашку, обнажая плечи, отвлекаясь чтобы помочь ему с собственной одеждой, ловя себя на какой-то неуместной стыдливости, коснувшейся щек румянцем.

[indent] Маханон повёл плечами под касанием её ладоней, расправляя их — и заодно помогая рубашке свалиться на пол с небрежно вывернутыми рукавами; отчего-то именно под взглядом Элланы было почти совестно за эту дерзкую, черную вязь татуировки, протянувшейся под ключицами и обхватывающей за предплечья — за то, что она-то помнит его совсем другим. Но именно этот чернильный щит на бледной коже и помогал держать спину прямее, и улыбаться — внимательней, мягче, видя её смущение, понимая, но не давая ему помешать. Ладони его теплым касанием легли на её бедра и нарочито-неторопливо, нежаще скользнули вверх, сминая ткань, стаскивая её рубаху через голову и отбрасывая куда-то в сторону.

[indent] Ни слова не говоря, долиец притянул подругу к себе, кожа к коже, нагота к наготе, уютно обнимая и снова целуя — губы, скулы, подбородок, бережно поглаживая кончиками пальцев щеки и плечи, закрывая от легкой прохлады воздуха теплом своего тела.

[indent] Татуировки стали сюрпризом, Эллана дотронулась до черной въевшейся в кожу краски, кончиками пальцев прослеживая орнамент на груди, ничего не думая и не спрашивая, словно знакомясь с тем новым, что он приобрел. Смотреть на него, никогда прежде не видеть таким, чувствовать аромат кожи, впитывать каждой клеточкой, знать что это именно он. Никому прежде не разрешалось заходить так далеко. Только ему. Только теперь. Его прикосновения отзывались, разливаясь теплом внизу живота, мурашками пробегая вдоль позвоночника. Ему так же?

[indent] Ближе, еще ближе, кожей к коже. Грудь, легким касанием напряженных сосков коснулась торса, расплющилась в крепком объятии. Губы искали поцелуев, находили, целовали сами. Шрам этот на подбородке, почти не видимый под валласлин, но ощутимый в прикосновениях. Руки, лаская спину, плечи, добрались до заколки на затылке, расстегивая её, роняя на пол. Стоило ли так старательно заплетать косу, чтобы самой же освободить пряди из тугих пут. Сегодня все стоило. Ничего не было сказано или сделано зря. Все имело значение.

[indent] Ощущение ее пальцев, расплетающих, освобождающих волосы от их такой привычной, плотной собранности, поначалу кольнуло под лопатку желанием уклониться, оставить, как есть, чтоб не лезли в глаза, не напоминали о себе, не падали на плечи, заставляя чувствовать себя... странно — но вместо этого он снова прихватил распаленным, требовательным поцелуем нежную кожу под ее ушком, чередой таких касаний проходясь вниз по шее, подставляя склоненную голову. Если она хочет, чтобы было именно так, если она хочет видеть его именно таким — она увидит. В клане Маханон редко заплетал волосы, обычно просто присобирая их в низкий хвост — эта привычка пришла к нему уже здесь, в огромном внешнем мире. Простоволосым он чувствовал себя беззащитным, слишком открытым — но кто из всех, как не она, имеет право видеть и знать его и таким тоже?..

[indent] За поцелуями ласковые прикосновения рук спустились по её спине, не обращая внимания на шрамы, порождающие только гнев и желание в клочки разорвать того, кто осмелился с ней такое сделать, кто оставил на ней все эти следы; но гнев терялся за таким же мучительно сильным желанием воздать ей за всё, чего она натерпелась, утопить всю боль, все несчастья в наслаждении и неге; пальцы его с быстрой ловкостью поддели освобожденный от завязок пояс штанов Элланы и стянули ниже, обнажая верхнюю часть бёдер.

[indent] — Сядь, — наконец подал негромкий голос Маханон, не столько указав, сколько попросив, и сам же под локоть подтянул её к самой кровати, усаживая, прежде чем опуститься перед ней на колени и одним уверенным жестом стащить оставшуюся одежду; гладя её ноги, обнимая ладонями и целуя голени и стопы, — со вдумчивой увлеченностью, со своей особой любовью даже к такой малой её части — не меньшей, чем к целому. Не спеша, давая время привыкнуть, расслабиться, ощутить происходящее и задуматься о будущем, поверить в то, что всё будет хорошо. Он не сделает ей больно, и всё, что делает сейчас — делает для неё, а не для себя. И в этом Маханон всегда находил особое удовольствие.

[indent] Она покорно села, хотя теперь, когда он безмерно от нее далеко — всего-то руку протянуть, ей вдруг стало одиноко и совестно за ноги, разбитые долгими пешими прогулками — у шемленской аристократки, наверняка, были другие: изнеженные горячими ваннами, кремами, пуховыми перинами; за наготу к которой она не привыкла, а вдруг ему не понравится? А вдруг та другая красивее? Кожа нежнее? Грудь пышнее? Кости эти не торчат на ключицах и бедрах. За шрамы на спине — теперь уж точно он не мог их не заметить. За страх, порождаемый этими мыслями.

[indent] Он коснулся ладонями её коленей, коротко подняв взгляд в глаза девушки, будто ища там тот же жаркий запал, что сейчас самого его заставлял дышать заметно чаще, и с мягким нажимом развел их в стороны; скользнул лаской прикосновения вверх по бёдрам, придвигаясь, чтобы обнять — и, прижавшись губами к боку под линией ребер, провести влажную дорожку частых поцелуев по нежной коже живота, спускаясь все ниже, к лобку.

[indent] Эллана прикусила костяшку указательного пальца, лишь бы в неге этой почувствовать хоть что-то понятное и привычное. Вернуть контроль над незнакомыми пугающими чувствами, рождающимися под этими взглядами и прикосновениями. Наверное, все же нравится, раз Хано все еще здесь, целует так нежно её живот, спускаясь ниже и ниже, так низко, что она замирает, разрываемая противоречиями — желанием и страхом. Не может расслабиться и тянет его наверх к себе, чтобы лег рядом, чтобы вновь почувствовать знакомый запах, нежность губ на своих, поцеловать шею, так же как он целовал, пока она расплетала ему косу и из груди её вырвался сдавленный стон. Ласкать ладонями торс, чувствовать под ними мышцы — ей так спокойнее, когда Хано настолько близко, что она может чувствовать кожей, что это он и успокаиваться под его весом. Обхватить бедрами, почувствовать грубую — даже шелк как наждачка — ткань одежды и шепнуть касаясь губами уха:

[indent] — Штаны тебе сейчас не нужны.

[indent] Он слышит её и слушается — отвечая на тянущее движение рук и подымаясь, лишь с немым осторожным вопросом заглядывая в глаза, — всё в порядке? — прежде чем поцеловать, убеждаясь в этом. Всё хорошо. От тепла её губ, от близости её, нагой и откровенной, пах до мурашек сильно окатило жаром, срывая с губ рваный выдох.

[indent] Нависнув над так неожиданно льнущей, стремящейся к нему Элланой — о, если бы только она могла знать, сколько сладостного почти-головокружения, сколько эйфории рождают её поцелуи, её касания, её тихий — нетерпеливый? — стон, — он жадно подался бедрами вперёд, прижимаясь к ней и слегка потираясь, не без труда сдерживая это своё желание большего. И её обнимающие ноги, её откровенный шепот никак не помогали этому. Маханон закусил губу.

[indent] — Если ты хочешь всё видеть... — открыться её взгляду было трудно; даже выйдя победителем из десятков стычек с демонами и абсолютно без преувеличения сразив дракона, тому, юному себе он так и не простил вечно проигрывающей субтильности, отстающей и бывшей главной причиной сидеть поодаль в тени, когда все остальные задорно резвились в воде. Он привык к тому, как на него смотрит Эсмераль — она сама выбрала его, эльфа, когда рядом хватало мужчин куда более высоких и впечатляющих, — но Эллана... магу привычно казалось, что того, что он из себя представляет, не хватит, недостаточно, слишком мало для Неё, для того пьедестала, на который он сам её для себя воздвиг, — и хотелось бы стать лучше, хотелось впечатлять, да только... было только то, что было — а чего не было, так это пути назад.

[indent] — Я хочу.. — прошептала Эллана, сквозь поцелуи, настроенная все так же решительно, стараясь всеми силами перебороть смущение, обжигающее щеки под его откровенными взглядами. Но ведь она сама так решила, настояла и совершенно не намерена отступать, в попытке этой принадлежать тому, кто и правда так дорог, что даже когда становится трудно дышать, она не в силах оторваться от его поцелуев: лучше задохнуться в этом счастье, чем остаться без него.

[indent] Он мягко притронулся к её груди, бережно сжимая, перебирая пальцами, и вобрал губами сосок, подразнив его недолгой лаской языка, прежде чем податься назад, почти сев на пятки, и расстегнуть заклепки на своих штанах, с некоторой заминкой стягивая их ниже и обнажая, высвобождая всё то, что и раньше было понятно и вполне ощутимо. Тряхнул головой, сбрасывая на спину разметавшиеся волосы, и тихо выдохнул, распрямляя плечи и окидывая Эллану взглядом. Взглядом, не видящим ни костей, ни шрамов — для него она была таким совершенством, каким обладают только боги, и каждый изъян, который она сама находила в себе, становился особенной, важной чертой всего любимого образа.

[indent] — Ты такая красивая, — проговорил Маханон с тронувшей губы улыбкой; увиденное на несколько мгновений заставило его снова забыть о самом себе.

[indent] Она подалась на встречу губам, выдохнув с протяжным стоном, не ожидая такой реакции от собственного тела, которое словно жило не подконтрольной ей жизнью, заставляя сердце бешено колотиться, а ноги сжиматься, чтобы хоть как-то унять желание меж ними.

[indent] Ей нравилось на него смотреть и видеть одновременно и хрупкость и скрытую за ней силу и знать, что он её. Почему-то именно сейчас это слово пришло в голову и она сразу же примерила его к нему, пододвигаясь, садясь, напротив, ласково проводя ладошкой по лицу и шепча так тихо, словно им можно было спугнуть.

[indent] — Мой, — как приговор, озвучивая сквозь улыбку, ставшую вдруг такой ясной реальность. Ладонь скользнула ниже, застыла на груди, ощущая удары его сердца и устремилась вниз. Эллана не знала, можно ли ей потрогать эту выпирающую плоть? Коснулась легонько, почти невесомо проводя по всей длине пальцем, ища разрешения во взгляде Хано, вдруг ему не приятно?

[indent] Из всех моментов вечера это был, пожалуй, самый чудесный — жаркий, желанный поцелуй, словно закрепивший согласие на эту откровенность, заполняющее сердце какой-то растерянной радостью касание её ладони, под которое Маханон подался щекой, с улыбкой прикрывая глаза. От слова её по спине будоражаще-приятно побежали мурашки.

[indent] — Твой, — таким же шепотом выдохнул он в ответ, улыбнувшись шире, и потянулся вперёд, ловя её губы поцелуем. Её, весь её, всем своим существом — он мечтал принадлежать этим рукам, раствориться, слиться, быть с ней и для неё — с той, само существование которой уже было блаженством.

[indent] Целуя, он коротко и крепко обнял Эллану, сгребая руками, прижимая к себе, чтобы на момент снова почувствовать её рядом, почувствовать всю, прежде чем снова позволить себе и ей немного расстояния. Ощущение собственной плоти, в объятии этом скользяще уткнувшейся ей в живот и оставившей влажный след на коже, казалось почти кощунственным — и Маханон сам смотрел на неё с тревогой, позволительно ли это, или... Теснота, с которой она сжимала колени, казалась ему ничем иным, как страхом, боязнью этого контакта, таким неудивительным после всего, что могло быть с ней, что с ней могли делать — и наверняка делали. Проклятые шемленские твари.

[indent] Он медленно выдохнул под её прижавшейся над самым сердцем ладонью, глядя в глаза, выжидая — и только сглотнув в задушенном волнении, когда пальцы её скользнули вниз. Легкое, такое робкое, но всё же касание — она не пыталась сбежать, не спешила отвернуться. Не боишься? Маханон с тем же ждущим вопросом поймал её осторожный взгляд — и, коснувшись её руки своей, помог обхватить плотнее, поощряя этот шаг, переступая через собственные сомнения. Он — и такой тоже, и если он принадлежит ей, то весь, целиком, со всем этим возбуждением, со сдержанной учащенностью вздымающихся от дыхания плеч.

[indent] Снова накрыв её губы поцелуем — настойчивым, ласкающим, — Маханон, по-прежнему направляя ладонь Элланы своей, повёл её касание вверх-вниз, не столько в желании ласки, сколько стремясь дать лучше понять и ощутить себя, — и, не собираясь надолго отвлекать её этим, подался вперёд, снова мягко опрокидывая  Эллану спиной на перину кровати...

[indent] Кожа тонкая, нежная, бархатистая — совсем не такая как на остальном теле. Рука Маханона уверенно направляла её ладонь, скользящую по напряженному члену, в то время как Эллана, жмурилась от удовольствия чувствовать его уязвимость, властвовать над ним, зная, что могла бы сейчас сделать ему очень больно, но ни за что на свете не стала бы. Открытие это будоражило, уравнивая: не только она в его власти, но и он в её. Они равны в этом, принадлежащие друг другу, одни во всем мире.

[indent] Эллана замерла, оказавшись на кровати, в ожидании, что это произойдет прямо сейчас и вдруг теперь стало страшно. Страх, который казался побежденным собственным выбором, безграничным доверием к Маханону, жгучим желанием слиться с ним воедино, противно заныл в душе, наверняка читаемый и в её глазах. Она знала, что не должна бояться, и знала, что в обычной ситуации девушкам это нравится, в конце-концов, когда-то у нее были и замужние подруги и никто не жаловался, наоборот. Но перебороть себя было сложно. Нужно было обрести контроль, перестать быть жертвой, сделать что-то никак не связанное с неприятными отголосками прошлого, что-то, что никогда с ней не происходило.

[indent] Эллана мягко оттолкнула Хано, удерживая за плечи, лишь переворачивая на спину, чтобы самой оказаться сидящей сверху. Так сразу стало значительно легче дышать и она жадно поцеловала его, благодарная за то, что он не настаивает, позволяя ей делать что хочется. Затянув поцелуй пока наконец-то не решилась, Эллана привстала, опираясь на колени, и помогая себе рукой, медленно опустилась, чувствуя как его плоть становится её частью. Со сладким стоном, закрыла глаза, вновь приподнимаясь и опускаясь уже без страха, не чувствуя боли, лишь удивительную наполненность и свербящую в сердце радость, перемешенную с восторгом. Ему так же? Опасливо глянула из-под ресниц, улыбнулась, склонилась к губам, касаясь их нежным тягучим поцелуем.

[indent] Маханон не торопил, чувствуя её напряжение, её зажатость, легко поглаживая ладонью по боку и груди, отвлекая от страхов поцелуями — губы, подбородок, ключицы, нежные ореолы сосков — каждый миллиметр ее тела готовый ласкать и нежить до помрачения, до совершенного забытья обо всём, что сейчас чёрной тенью прошлого стояло над кроватью и страхом отражалось в её глазах. Ей явно было непросто снова подпустить к себе мужчину. Но он знал, как провести дорогу чувствам даже через такие тернии.

[indent] Только это не понадобилось. Он едва успел удивиться, послушно переворачиваясь на спину под толчком её рук. Хочешь так? Так лучше? Пускай. Маг только взглянул на неё с улыбкой и какой-то почти даже гордостью, когда Эллана наконец вынырнула из поцелуя, вздыхая так, словно ей предстоял нырок на самое дно — любуясь ею, боящейся, но так упрямо и непреклонно идущей навстречу. Предоставив ей всю свободу действий, он только прикрыл глаза, с негромким млеющим стоном сквозь губы запрокидывая голову, когда Элль направила его плоть, вбирая в себя. Наслаждение этого момента вытесняло все мысли, оставляя лишь желание проникнуть глубже, ещё глубже, теснее, наполнить собой до предела, не отпускать. Стон её дразняще защекотал слух, оседая жадной щекоткой в паху. Сильнее. Ему пришлось глубоко вдохнуть, выныривая из этого сладострастного омута, не позволяя долгожданной неге утянуть себя далеко.

[indent] Маханон провёл ладонями по её бедрам, оглаживая, подхватывая в этих движениях, подсказывая — как легче, как слаще, — приподнимая голову, чтобы поймать её губы своими, крепче прижимая лоном к себе и протяжно, с наслаждением вздыхая вслед этому поцелую:

[indent] — Я люблю тебя, — проговорил он с глубочайшей уверенностью, гладя её талию, и пальцы его ловко повернувшейся ладони скользнули вниз, меж бедер, нащупывая и потирая чуткую точку её клитора, бередя, смешивая, обостряя ощущения, заставляя её вздрагивать и сжиматься сильнее.  — Элль, — с тихим выдохом имени Маханон улыбнулся, ловя её взгляд и подталкивая продолжать двигаться, не спеша, ближе к нему, чувствуя, ощущая каждый миг — и имя это на его губах само по себе было признанием. Еще одним из бессчетных, отведенных этой ночи, в бесполезной, но такой нужной попытке наверстать то, о чем молчал все эти годы.

[indent] Еще, еще. Сильнее. Ближе. Нырнув как в омут с головой, отдаваясь во власть захвативших её чувств, Эллана медленно двигалась, направляемая его руками, не в силах сдерживать еле слышные стоны волн наслаждения, прокатывающихся по телу. Подавшись навстречу, спрятавшись от всего мира за пологом высвободившихся, растрепавшихся рыжих волос, жадно целовала губы, ощущая со всей ясностью будто бы не только они, но и их души соприкасаются в этот момент друг с другом. «Я тебя тоже» — чуть было не прошептала в ответ, но удержала эти опрометчивые слова, сказанные, почувствованные в такой момент, могли ли они быть правдивы? Она подумает об этом потом, а может быть и никогда — того что уже есть ей достаточно, чтобы жизнь и без этого слова уже не была прежней. Лишь загадочный взгляд и новый жаркий поцелуй ему ответили, в то время как она двигалась, теснее прижимаясь, то замирая, растягивая момент захватившего их наслаждения, то вновь продолжая, пока не шепнула с очередным стоном, почти касаясь его губ:

[indent] — Хано… — впиваясь пальцами в плечи и утягивая его за собой, чтобы оказаться под ним, прижатой к матрасу Маханоном, осознавая свою беззащитность, готовую быть для него уязвимой. Ничего больше не страшась, лаская его лицо нежным любящим взглядом, она хрипло прошептала, не то прося, не то приказывая. — Возьми меня.

[indent] Он и не ждал ответа — сказав лишь затем, чтобы еще раз убедиться: она знает. Помнит. Каждую секунду, каждый вздох, прерывисто и жадно хватающий воздух, — чувствует эту правду, это своё... сбывшееся желание? Любима. Дорога. Важна — безмерно. До сладостной дрожи, пробирающей всё тело, до полных тягучего удовольствия выдохов между поцелуями — и главной наградой здесь были не слова, но чувства, звуки её стонов, рассеивающиеся по комнате, её наслаждение, легко читаемое в движениях, то и дело прохватываемых острым напряжением. Он следил за ней зачарованно, с приоткрытым от частого дыхания ртом, и во взгляде этом весь мир его сейчас состоял из одной-единственной женщины.

[indent] Она снова всё решила сама, и Маханон повернулся следом, нависая над ней на руках, склоняясь ближе, чтобы чувствовать её тело своим. Шепот её желания иглами пробежался по загривку, опаляя, схватывая пах пульсирующей судорогой; он до боли куснул себя за губу, чтобы приглушить набаты ударившей в голову крови — и сильно, алчуще поцеловал девушку, прежде чем ненамного отстраниться и подхватить её ладонями под колени, поджимая её ноги, открывая её себе, проникая — глубже, во влажную горячую негу её лона, частыми мерными толчками наращивая ритм.

[indent] Опершись ладонями по бокам, Маханон склонился ниже, порывисто целуя её шею, плечи, лицо, из-под спадающих на лицо растрепанных прядей бросая ищущий, жаждущий взгляд в её глаза и опуская вниз, туда, где соприкасались их тела, закусывая губы от приливающих ощущений, но явно не собираясь прекращать сладкую пытку — или давать ей хотя бы шанс перевести дыхание между импульсами, сменяя глубокие сильные движения короткими и частыми, захлестывающими предел терпения. Это не хотелось прекращать, хотелось дать ей ощутить все грани — но сведшая её тело до стона сладкая судорога была настолько прекрасна, что не хватило никакой выдержки, и пик оргазма рухнул на него самого, даже не сразу понявшего, что происходит. Дыхание хрипло пережало в горле на несколько секунд, пока собственное тело и вовсе перестало слушаться; несколько рваных, жадных толчков, в едва ли осознанной попытке поймать последние искры наслаждения — и только затем он, чуть растерянно, с секундным замешательством коснувшись ладонью низа её живота, выдохнул ртом и даже не столько позволил — заставил себя поддаться накатившей слабости в мышцах, падая набок рядом с Элль и сгребая её в объятия. Ни думать, ни говорить ничего не хотелось. Потом, всё потом, не в эти несколько... самых, наверное, странных, самых особенных минут во всей его прежней жизни.

[indent] Это было так хорошо. Раствориться, стать одним единственным ощущением мучительной смеси восторга от каждого его движения и желания чтобы он не останавливался, продолжал, еще сильнее, еще чаще, пока она неосознанно впивается ногтями в его спину, лишь бы удержать или удержаться, но всё равно стоны и мольбы срываются с её губ: еще, еще, сильнее. Словно пожар разгорается в теле, унося за собой все переживания, печали, страхи. Ничего больше не существует, кроме сладких горячих волн накатывающих одна за другой, пока наконец одна из них не накрывает её с головой, яркой словно вспышка молнии, судорогой.

[indent] Любимая, желанная, принадлежащая только ему, измученная новыми сладостными ощущениями, Эллана льнёт к Хано с уставшей и безмерно счастливой улыбкой на губах, не думая, но ощущая, что и он принадлежит теперь только ей. Весь целиком от вздоха до биения сердца. И слушает как оно все еще часто стучит в унисон с её собственным. Обнимая его, чувствуя свое тело тяжелым, наполненным, она играет пальцами с попавшейся под них прядкой белокурых волос, рассматривая как они переплетаются вместе с её рыжими, словно лучи закатного солнца касаются белых барашков волн, и ловит себя на смутной мысли о том, что любовь – такая же стихия как и море. Бескрайняя. Дарящая жизнь. Но и забрать всё может с той же легкостью, что и подарила. Она поворачивает голову, внимательное рассматривает его лицо, будто старается запомнить, сохранить в памяти именно таким, целует уголок губ, нежно улыбаясь и вновь уютно устраиваясь на его груди.

совместно

[indent] Он был такой живой, настоящий, Митал Милосердная, спасибо что это всего лишь сон. Эллана прижалась к нему, прислушиваясь к биению сердца, словно проверяя в порядке ли оно и лишь потом решилась рассказать.

[indent] — Я убила тебя. — всхлипнув, уткнувшись в Маханона, прошептала Эллана, находясь еще не здесь, но уже не там, пытаясь прогнать остатки липкого ужаса, приснившегося сна. — Вокруг было так темно и страшно, и голоса. Они шептали со всех сторон «убей и ты будешь свободна», — передразнив страшный шепот она мельком глянула на Хано. — А потом впереди появился свет. Я еле доползла до него. Так было тяжело, даже встать совершенно невозможно. Схватила, а это оказался коготь. Кинжал, — пояснила Эллана, не уверенная в том, что Хано поймет о чем именно идет речь, ведь когти бывают разные. — Кто-то рассмеялся и голоса зашептали вновь, — переведя дыхание, она набралась сил чтобы продолжить и рассказать самую ужасную часть, приснившегося ей сна. — Впереди показалась фигура человека, и я пошла за ним, веря, что только так смогу вырваться из этого места. Дать голосам то, что они просят. Человек обернулся, я вонзила коготь ему в живот, а это оказался ты.   

[indent] Подняв глаза, рассматривая лицо Маханона, откидывая с него прядки волос, думая что нужно вновь его заплести и радуясь ему такому живому, настоящему, дышащему, вытесняя из памяти мертвецкую бледность и стеклянный застывший взгляд.

[indent] — Я никогда тебя не убью, слышишь? Даже если прикажут, убью себя, но только не тебя. — Эллана вцепилась в плечи Хано, словно он мог поверить в реальность, приснившегося ей кошмара.

[indent] Маханон слушал её напуганный, спешащий поделиться, не остаться наедине с увиденным голос, оберегающе поглаживая Эллану по спине и чуть хмурясь от услышанного. Он знал об антиванских воронах достаточно, чтобы понять, о чем она говорит и что могло ей присниться — даже, пожалуй, чтобы первым делом подумать именно об этом, услышав "коготь" и "кинжал" в одном предложении. Проклятый этот антиванец, что он сделал с его Элль?!..

[indent] Он ответил на её слова ещё одним поцелуем, отвлекая, утешая, уверяя, что он всё ещё очень даже жив.

[indent] — Если тебе прикажут, ты никого не тронешь, — негромко, но очень близко и внятно проговорил он, когда их губы разомкнулись. — И выбросишь коготь. Потому что никто, слышишь? Никто не имеет права тебе приказывать, — он с серьёзностью смотрел в глаза Элль, гладя её по щеке. — Никто.

[indent] "А о Пересе я, клянусь, позабочусь до того, как он посмеет ещё хоть рот открыть в твою сторону."

[indent] Нежность поцелуев была способна прогнать любые кошмары, в то время как слова нет.  Эллана подняла глаза, внимательно смотря на Маханона и кивнула. Вот только от того, что он ничего не понял, на душе скреблись кошки. Приказы, права — единственное, что его волновало, в то время как это все было не важно и главного Хано так и не услышал. Вздохнув, она прижалась к его груди, водя пальцем по животу рану на котором всё еще видела стоило лишь прикрыть глаза и размышляла стоит ли пояснить свою мысль или оставить все как есть. Ей не хотелось снова с ним спорить, но и к чему приводят недомолвки и утайки Эллана теперь знала настолько хорошо, что становилось по-настоящему жутко. Подумать только! Весь её клан должен был погибнуть для того, чтобы она, спустя годы испытаний, наконец-то, оказалась в его объятьях. А ведь могла бы еще в шестнадцать рассказать ему что Шайн ей не нравится, попроситься уехать с ним в двадцать два, или хотя бы отправить весточку через Дешанну о том, как в действительности по нему скучает. Но нет, она выбрала молчание и оно, конечно, осчастливило всех вокруг — особенно Шайенна, который мог бы давно жениться на другой, желающих надо думать сразу бы выстроилась целая очередь, и обзавестись выводком таких же упрямых и напористых Шайенчиков.

[indent] — Ты меня не услышал, — все же сказала Эллана, нарисовав пальцем на его коже целую кучу невидимых глазу узоров. — То есть не понял. Не то важно, кто отдает приказ, — пояснила она. — Я лучше умру, чем еще раз потеряю тебя. — с упрямством, которого ей так не хватало в юности, очень уверенно и четко, подчеркивая каждое слово появившейся за эти годы стальной интонацией, сказала она.

Отредактировано Ellana Lavellan (2018-08-18 19:14:57)

совместно

[indent] Эллана внимательно, с замиранием сердца, слушала Маханона. Хотела ему возразить, что война и то, о чем говорит она, совершенно разные вещи, которые никак нельзя сравнивать между собой. Он защищал себя и тех кто был рядом, в то время как Элла кидалась в темном переулке на в общем-то мирных людей, которые мешали чем-то лишь одному человеку. Она даже не спрашивала чем именно. Просто выполняла приказ, не думая о том заслужили эти люди смерти или нет. Ей сказали и Эллана делала. А после без сомнений и угрызений совести возвращалась домой, чтобы жить спокойной уединенной жизнью в ожидании нового приказа. В поступках Хано она видела благородство. В своих же лишь эгоизм, продиктованный желанием похвалы и одобрения человека, от которого зависела вся её жизнь.

[indent] Она послушно подчинилась, опускаясь на спину и отмечая про себя, что слушать Хано в такой позе невероятно сложно и мысли полнятся не его словами, а образами, произошедшего между ними совсем недавно. Лежа вот так под ним, смотря на такое родное любящее лицо, чувствуя поцелуи на своих пальцах, купаясь в нежной улыбке, разве можно думать о чем-то настолько не имеющем значения как чужие жизни?

[indent] Эллана повернула голову, ловя его губы поцелуем — интересно, можно ли от них устать? Сколько раз нужно его поцеловать, чтобы не думать об этом каждый раз, когда они оказываются так близко? Сколько времени должно пройти, чтобы это стало привычным и не таким будоражащим, жгучим? Чтобы сердце больше не замирало в сладком предвкушении чего-то большего?

[indent] — Прости, я тебя не слушаю почти с того момента, как ты сказал о том, что твои руки так же в крови как и мои, — вынырнув из поцелуя, она скользнула ладонями по плечам, обнимая Хано за шею и виновато улыбаясь. — Если ты хочешь и дальше обсуждать эту тему, мы должны одеться и уйти из этой комнаты куда-то еще. Где мысли не будут лишь.. где проще будет сконцентрироваться на смысле твоих слов, а не на нежности твоих прикосновений.

[indent] Отвлекшись от этого поцелуя, негой своей выбившего из головы все толковые мысли и волнения, Маханон открыл глаза и взглянул на Эллану с долей скептицизма в жесте поднятой брови — серьезно, не слышала? Так вообще бывает? Но скептицизм не задержался, согнанный потянувшей его за уголок рта лукавой предвкушающей улыбкой — как бы там ни было, но ближайшей цели своей он достиг: Эллана отвлеклась от гнетущей её тьмы... или хотя бы хотела отвлечься, пока еще явно говоря с ним так рационально, от сознания, а не от сердца. Но это как раз было легко поправимо.

[indent] — Не-ет, — протянул Маханон с этой улыбкой, чуть качнув головой. Что же ты со мной творишь, а?, одновременно восхищался и не верил долиец — достаточно было одного намека, чтобы таящееся в тенях, ещё как-то сдерживаемое им желание прилило бурным, терзающе навалившимся томлением, от которого дыхание стало чаще и глубже, и за которым ни до чего больше дела не было — только то, что здесь, с ним и сейчас, только её обнимающие руки, только эта зовущая откровенность. — Я хочу совсем не этого...

[indent] Чего именно он хочет, лежа так близко, Эллана и без слов его легко могла ощутить, но Маханон предпочёл внести ясность иначе — склоняя голову и неспешно целуя её ключицы, ложбинку меж грудей, накрывая ртом и ощутимо прижимая сосок лаской языка. Ладонь его, прочертив нежную линию по животу Элланы, скользнула меж её бедер теплым дразнящим перебором пальцев. К демонам все эти сны, убийства и прочую ересь, когда реальность настолько желаннее и слаще...

[indent] Когда-нибудь, наверное, она научится себя контролировать и не желать его прикосновений при каждой возможности, боясь упустить это здесь и сейчас, отложить на потом и пожалеть об этом. Когда-нибудь, наверное, она научиться слушать и слышать сквозь поцелуи его слова, а не собственное сердце, отзывающееся на каждую ласку, разливающимся по телу желанием. Когда-нибудь, наверное, между поспать и заняться любовью, она выберет первое. Но пока все это было настолько не реальным, что казалось не случиться никогда, и даже превратившись в древнюю старуху, рядом с ним ей будет хотеться раствориться в нежности и ласке его прикосновений, так же как и сейчас, смотря на эту его саркастически приподнятую бровь (знает ли он, каким сладостным ощущением отзывается она в ней?), на эту лукавую улыбку, одним уголком рта, такую манящую и обещающую. Пожалуй, таким он нравится ей даже больше, чем с влюбленным взглядом, который она теперь потихоньку училась в нем распознавать. Хотя нет, со взглядом тоже нравится. Он весь её — и влюбленный, и нежный, и саркастичный. Каждый его вздох для неё. Ох, какая жи она эгоистка!

[indent] Какие уж тут могут быть мысли и разговоры, когда они такие близкие друг другу и желанные? Когда каждый его взгляд, каждый поцелуй, каждая ласка рождает лишь сладкую истому, предвкушение, желание слиться с ним воедино, еще и еще? Принадлежать ему до последнего вздоха, пока распаленные чувства не станут острее кинжала, пока не останется сил сдерживаться, пока достигнув кульминации этих наслаждений они не замрут единые, уставшие, опустошенные и наполненные одновременно. Счастливые.

[indent] Эллана проснулась первой. Она открыла глаза, проспав какое-то не привычно долгое время без снов, кошмаров и, судя по всему, даже не шевелясь и улыбнулась новому дню и сопящему Маханону рядом. Не верится. До сих пор не верится, что он живой, настоящий, дышащий, влюбленный, любящий, спит рядом с ней, обнимая её обеими руками, словно она может исчезнуть даже во сне. Хотя, возможно, именно Эллана обнимала его так, а он всего лишь пристроил руки по удобнее. Сейчас когда Хано крепко спал, она лежала рядом рассматривая его лицо, изучая каждую веснушку, каждую морщинку, которые ей удавалось различить под валласлином. Шрам этот на подбородке. Откуда он? Она старалась запомнить во всех подробностях каждую частичку, каждую черточку его лица, чтобы потом иметь возможность любоваться им, закрывая глаза. Как бы ей не хотелось остаться, она знала, что должна уехать и отгоняла эту мысль, чтобы не портить себе дивное утро, в котором все было так хорошо и правильно, как никогда прежде.  Ей безумно хотелось его поцеловать, вот только будить не хотелось — слишком спокойным и умиротворенным он выглядел. И эти два противоречивых желания боролись с третьим — со всеми ночными приключениями и переживаниями, банально очень хотелось есть. Это ведь ничего если она спустится вниз и стащит со стола какую-нибудь еду? Это ведь даже не копаться в чужой кухне. Так, небольшая прогулка вниз и обратно. Она помнила, что в столовой еще много чего оставалось когда они, забрав вино решили подняться наверх, так что это совсем даже не преступление.

[indent] Медленно и очень осторожно, Эллана освободилась из объятий и какое-то время еще лежала рядом, решаясь спуститься вниз. Страх, что она может уйти и вернуться в пустую комнату, неприятно сосал под ложечкой. «Да ну, глупости какие. Не будет так.» — подумала Лавеллан, но для того чтобы убедить себя в этом потребовалось какое-то время. Она аккуратно вылезла из постели, ощущая кожей бодрящий остывший к утру воздух и быстро оделась, собрав с пола небрежно раскиданные вещи. Эллана нашла и рубашку Маханона, с упрямыми пуговицами которой боролась накануне ночью, вывернула и бережно прижала к груди, утыкаясь в неё носом, терзаясь желанием одеть, чтобы выйдя из комнаты, продолжать ощущать его запах на своей коже.  Но с сожалением аккуратно повесила на спинку кресла. Ей ведь не разрешали.

[indent] Осторожно прикрыв за собой дверь, так чтобы она и скрипнуть не посмела, Эллана пошла по коридору, который теперь уже не выглядел таким устрашающим как ночью. Утром когда страхи отступают перед дневным светом на все смотришь другими глазами и коридор — это просто коридор. Мельком сунув любопытный нос в гостиную, скорее перепутав, чем и правда осматривая дом без хозяина, Эллана вошла в столовую и застыла в нерешительности, не обнаружив там ничего из того, что надеялась найти. Но вместо того, чтобы сразу жи отправиться назад, подошла к окну, любуясь замеченным за ним пейзажем. Вечером и ночью шел дождь в перемешку с мокрым снегом, а ранним утром вероятно подморозило и все вокруг, до куда только мог дотянуться взгляд было покрыто тонкими белым паутинками, уже готовившимися растаять в лучах зимнего солнца, и в этом еще более прекрасными. Из кухни послышались шаги, и Эллана обернулась встречаясь взглядом с эльфийкой средних лет.

[indent] — Ээ.. аа.. я Эллана, — не готовая ни к встречам, ни к вопросам и уж тем более не знавшая ответов, виновато улыбнулась Эллана, за то что бесспроса вторглась в чужое царство. — Лавеллан. — добавила она, как будто должна была как-то оправдать своё присутствие, перед этой приятной женщиной с добрым лицом на котором и мысли не было о том, чтобы гнать незваную гостью прочь. «Наверное, это Навья», — вспомнила Эллана и благодарно улыбнувшись сделала шаг ей навстречу. — Наверное, это вам я должна сказать спасибо за то, что позаботились обо мне и моей одежде ночью. Спасибо.

Отредактировано Ellana Lavellan (2018-08-19 20:06:04)

совместно

[indent] Отдав Маханону поднос, Эллана осталась стоять у двери, прислонившись к ней спиной и наблюдая за тем, как он ставит поднос на комод рядом с кроватью. Хмурое, тягучее настроение так и не покинуло её, и пряча красные глаза от его взгляда, она решилась ответить на прозвучавший вопрос.

[indent] — Да, в ванной. Нет, не хорошо, — выдавила из себя и выдохнув, словно все же решила зайти, а не стоять на пороге, Эллана медленно пошла к Маханону, пряча руки за спиной. — Как ты с этим жил? Когда думал, что я с Шайенном? Ты думал о том, как он меня целует? И целует ли? Представлял как далеко мы зашли? Как отпускал меня уходить с ним, не зная ведет ли он меня домой к моим родителям или в ближайшее укромное место?

[indent] Повернувшись к Эллане, Маханон несколько секунд смотрел на неё, а затем сделал шаг навстречу, осторожно прикасаясь к её плечам в попытке бережно высвободить из-за спины и взять её ладони в свои.

[indent] — Я принял твой выбор, — вздохнул он с недолгой паузой, но тут же перебил сам себя, — то есть, то, что я считал... было твоим выбором. Ты знаешь, что я ошибался. Но Шадайенн, он... — Маханон запнулся. "Мёртв. Все они теперь..." — ...ненавидел меня, но я знал, что тебя он не обидит. Ты бы так не тянулась к нему, если б он... то есть, я так думал. Извини, — вздохнул он, понимая, что наступает на больную мозоль. Ненавидела его, но смотрела так взволнованно и спешила уйти с ним, успокоить, разнять их, даже если Маханон отмалчивался на большинство едких попыток Шадайенна уязвить себя. Шадайенн был громче, Шадайенна было больше, Шадайенн там, где не мог внимание привлечь, забирал его силой. Садился рядом, словно на страже, и обнимал тогда, когда Первый не мог даже рта раскрыть. И она не отстранялась, не отталкивала. Теперь Маханон не знал, что ей сказать — почему он не видел, почему он считал именно так, а не иначе. Что за проклятая трусость заставила его ограничиться синицей дружбы и не прыгать за журавлём. Представлял ли, как целует? Ещё как представлял. Представлял и другое — как нежно она смотрит на Шайенна, как улыбается, гладя себя по округлившемуся животу, как льнёт к нему под бок и как он — берёт её под руку, держит, защищает. Представлял её счастливой с ним — хотя бы так затыкая глотку собственной боли. Самому себе придуманной? Если бы он только мог знать тогда...
"С чего ты думаешь об этом теперь, Элль?.." — гадал он и, смотря на красноту её век, кажется, догадывался...

[indent] — Тебе совсем не было больно? Ты не задыхался от одной лишь мысли? Тебе не приходило в голову задушить его? Пронзить молнией в самое сердце? — продолжала настойчиво выспрашивать Эллана, все еще сжимая руки в кулаки, пряча порез в сердцевине ладошки.

[indent] Маханон свёл брови, не столько хмуро, сколько сосредоточенно, пытаясь понять, к чему она клонит. Пронзить сердце? Больно? Почему ей так хочется это знать теперь? Из-за чего она плакала?

[indent] Он перевёл дыхание глубоким вздохом, помрачнев на своих словах. Прикасаться к тем чувствам памятью, мыслью по-прежнему было очень неприятно, эта боль сожаления и потери жила до сих пор — даже теперь, когда Эллана была с ним, когда...

[indent] — Мне было больно каждый раз, когда ты уходила с ним, Эллана, — дрогнувшим голосом ответил Маханон, не отпуская ее рук. — Когда я смотрел, и ты... улыбалась ему.  Всё, что ты делала... — он глубоко и медленно вдохнул, разжимая крючья этой начавшей сводить режущей хватки на сердце. Это прошлое теперь. — Я не хотел задушить. И убить не хотел, — чуть спокойнее констатировал он. — Потому что ты улыбалась. Ты заботилась о нём. Как мог я хотеть убить того, о ком ты так... — Маханон не смог найти слова, прервался, покачивая головой и перебирая пальцами по её запястьям. Не говоря уже о том, что Шадайенн был ему соплеменником, одним из своих... желание навредить охотнику за то, что Эллана выбрала его, и в самом деле никогда даже не посещало голову Первого. Его боль недостойного, неспособного, была только его болью. Она не могла стать проблемой для кого-то ещё.

[indent] — Я бы так не смогла. И не смогу, — выдавила она сквозь зубы, все еще хмурясь. Смириться и смотреть как твое счастье ускользает сквозь пальцы — это нужно обладать определенной долей мазохизма. Считать, что с кем-то ему будет лучше, чем с тобой. В её сердце не было столько альтруизма и благородства, оно сжималось яростным желанием уничтожить все, что осталось от этой женщины в его жизни.  — Я разбила там внизу все её банки. Не хотела.. вроде бы, не собиралась. А потом как представила тебя с ней.. Я не смогу как ты, Хано.

[indent] Глаза мага на секунду расширились в искреннем удивлении — он смутно догадывался, что где-то за этими вопросами стояли его упомянутые вчера отношения с Эсмераль, её "убийца и... шлюха", но... Эллана ревновала его? Это было более странно, чем он мог ожидать. Странно — и до удивительного эгоизма лестно, радостно. Он нужен ей. Чтобы Эсмераль когда-то позволила себе такое?.. Гордость герцогини была слишком велика. Аристократическое достоинство, в котором она, отпуская его, отпускала и себя — даже если он никогда по-настоящему не заставал её с другим мужчиной, а девочки как будто бы не в счёт, не всерьез. Не надеялась на то, что он будет ей верен там, вдали. Хотя он был — всегда. До этого момента здесь и сейчас. До этого шага.

[indent] — Тебе и не придётся, — тихо проговорил он, убеждая, бережно заглядывая в глаза. — Я не собираюсь быть с ней, Эллана. Она... была — частью моей жизни. Но эта жизнь окончена. Я с тобой, — он скользнул пальцами вверх, под мокрые пряди её волос, потянувшись ближе и накрыв её губы своими, настойчиво и жадно целуя.
"И ты — моя. Моя. Какой она никогда не будет..."

[indent] Эллана хныкнула сквозь этот поцелуй, прижимаясь к Маханону, веря ему, зная, что он не обманет, не станет врать в лицо. Максимум, что-то утаит, например то, что её любит. Такая мелочь, на самом деле, зачем кому-то о ней знать? От мысли этой она начала дрожать: как страшно будет, найдя его снова потерять.

[indent] — Я  не отпущу тебя к ней. — прижавшись к нему, все еще дрожа, понимая насколько эгоистично, ужасно звучит, насколько не имеет права ничего такого говорить, Эллана говорила не замолкая, выпуская через озвученные мысли, то напряжение в котором вернулась в спальню. — С ума сойду, мучаясь ожиданием. Изведу себя фантазиями, а потом брошусь тебя искать и.. я не знаю что сделаю. Такая ярость на меня накатывает от одной только мысли, что ты можешь быть с кем-то еще. Мне кажется, что я не могу себя контролировать, когда речь заходит о тебе. Как будто что-то на меня находит. Раз и вокруг одни осколки. Но от этого не легче не капельки.

совместно

[indent] Ни одной мысли в голове, лишь полное обожание во взгляде, обращенном к нему.  Бурным потоком, страсть смыла с сердца все тревоги и волнения. Он только её. Так же как и она его. Повернувшись на бок, целуя нежно самые желанные на свете губы, Эллана заметила метку на шее Маханона, которую случайно оставила в какой-то момент, и смутилась, словно пометила его, чтобы другие женщины знали, что он принадлежит только ей. Какая оказывается она собственница, никогда раньше не задумывалась об этом, а теперь.. теперь все иначе.

[indent] — Я тебя пометила. — осторожно проводя пальцем по красноватой отметине, призналась Эллана, впрочем не выглядя особенно виноватой.

[indent] Маханон тихо усмехнулся, накрывая своей ладонью ее касание и ласково прижимая пальцы к своей шее. Он и не заметил этого следа в пылу среди всех бессчетных поцелуев, да и сейчас его не чувствовал. Но знать, что он там, было занятно, особенно — видя эту искорку в её взгляде. Он немного наклонил голову, словно беря ее ладонь в плен полный и безоговорочный.

[indent] — Я буду носить её с гордостью, — лукаво пошутил он. — К тому же... — он все-таки убрал руку, чтобы провести кончиками пальцев от ямочки меж её ключиц по ложбинке груди, скользнуть по животу гладящей ладонью, замершей в самом низу. — Я ведь тоже отметил тебя собой, — очень негромко заметил Маханон со вкрадчивым намеком, — так что это только честно, — он прижался губами под её ушком, с довольным долгим выдохом целуя.

[indent] Мурашки похоже становятся постоянными спутницами кожи, Эллана поддалась навстречу его руке, слегка потирась о нее. Невозможно, не сейчас, не так сразу, но тело похоже думало иначе, наполняясь сладкой предвкушающей истомой. Она шутя оттолкнула Маханона, садясь на него сверху, с жаром быстро целуя, дразня, и вскакивая с кровати, смеясь.

[indent] — Мне кажется, мы готовы.. валяться в кровати весь день, — растягивая слова, специально спотыкаясь, давая понять, что она говорит вовсе не о «полежать», Эллана отходит к креслу на которое утром сама повесила его рубашку, берет её и одевает, медленно застегивая пуговицы. Останавливается в районе живота, мельком задумывается о том ли Хано говорил, говоря о метке? Или ей показалось? И никакого тайного смысла в его словах не было? Ну нет, не так быстро, тем более, что у нее и вовсе может не быть детей, невольно вспоминает плен, мрачнеет, отгоняет эти мысли, застегивает оставшиеся пуговицы до груди и откидывает волосы назад. — А что за книгу ты читал пока я спала? Интересная? — берёт в руки увесистый том, заглядывает, но не читает, а просто листает страницу за страницей.

[indent] Он поймал ее поцелуй, на секунду прикрыв глаза, и широко улыбнулся, провожая взглядом вскочившую девушку — любуясь ее телом и гибкостью движений, и отгоняя щекотнувшее под ребрами искушение. Да что за сумасбродство-то такое... она была права, он действительно был бы готов "валяться" весь день, не то что не в силах противостоять соблазнам — но не видя смысла им противостоять. Маханон перевернулся на бок, поправляя пояс своих штанов, но вставать не спешил, подперев голову рукой и улыбкой довольного кота наблюдая, как Эллана одевается в его рубашку, весьма условно прикрывающую ей бедра. Отдавала ли она себе отчёт, что менее соблазнительной так точно не выглядит? Ох, боги живые и мертвые... Маханон куснул себя за губу и отвел взгляд, тихо посмеиваясь над самим собой. Как мальчишка, честное слово. Вот как теперь нет-нет да не посматривать туда, на край ткани, в азарте ожидая, когда она случайно приподнимется от её движений, открыв сокровенное? Или не выискивать момента самому протянуть руку и коснуться, неявно так, за гранью видимости...

[indent] Маг тряхнул головой, заставляя себя подняться с мягкой перины и наконец обратить внимание на завтрак. Положив на остывшие, но не менее аппетитные для изголодавшегося желудка бутерброды еще немного овощей и салата, он взял оба и, на ходу жуя свой, подошел к рассматривающей книгу Эллане. Осторожно приобняв ее подсовывающей бутерброд рукой, заглянул в страницы книги в ее руках, словно иначе не мог сказать, что же взялся читать тем вечером.

[indent] — Сброник авторов о культуре и истории Ферелдена, — невнятно сквозь жевание пояснил он. — Решил... обновить в памяти, — Маханон осекся, не договорив "прежде чем", и быстрым движением бровей отгоняя от себя воспоминание. — У меня много книг здесь. От прежних хозяев дома осталась целая библиотека, да и я дополнил её... могу показать тебе, если интересно. Ты, кажется, упоминала о желании посмотреть дом, м? — спросил он, вопросительно приподнимая брови и снова вгрызаясь в хрустящий хлеб.

[indent] — Ммм? — откусывая от любезно протянутого бутерброда, промычала Эллана. «Зачем? Собираешься в путешествие?» подумала она озадачено глядя на Маханона и не представляя себе, что кто-нибудь захочет читать такую нудятину без особой на то надобности. Мигель как-то её заставил. И об Антиве, и об Фереленде, и об Орлее, и о Кунари. Лавелан не могла похвастаться что все запомнила, так в общих чертах. Да и перелистывала эти книги десятками страниц, потому что текст в них был написан не таким уж простым языком, с которого начинают чтение люди сравнительно недавно освоившие этот процесс.  — Да, я хотела.. то есть до сих пор хочу. — ответила Эллана с некоторой опаской: кто знает что еще таит в себе его дом? Совместные счастливые портреты? Отдельную комнату для Неё? От мыслей этих в животе опять противно заныло, она отложила книгу и забрав у Хано бутерброд принялась сосредоточенно его жевать, просто чтобы ничего не говорить и не спрашивать: «А ты уверен, Хано, что действительно хочешь показать мне еще что-то?»  Но вместо этого, сказала совсем другое. — Только сначала мне нужно одеться. Я думаю, что уже достаточно сегодня шокировала твоих слуг. — и повернувшись к нему лицом, обняв за шею протянула играючи, словно юркая мышка, готовая в любой момент улизнуть. — Правда твоя рубашка такая удобная, даже и не знаю как с ней расстаться.

Отредактировано Ellana Lavellan (2018-08-28 13:01:58)

совместно

[indent] Эллана загадочно улыбнулась. Нет она не знала насколько соблазнительна и не старалась специально, скорее просто существовала в этом моменте, но его слова.. Ей хотелось быть для него такой. Хотелось быть для него даже лучше, чем она есть на самом деле. Хотелось стать кем-то, кто в состоянии удержать его, заставить забыть обо всем, что влечет и манит опять куда-то. Снова. Как будто все это уже было когда-то давно. Но тогда казалось что не имеет смысла даже пытаться, даже просить об этом было кощунством. Что могла она ему предложить, не зная о том как на самом деле была нужна? А сейчас? Даже отринув все свои обязательства, сбежав от Переса, спрятавшись в какой-нибудь глуши, она не сможет удержать его. Как он там сказал? Надо исправить то, что можно исправить? А вчера, что он там говорил? То, что сделать нужно, должно быть сделано? Ей, со всей соблазнительностью, не тягаться с этими убеждениями.

[indent]— Если ты думаешь, что мне не так же, то ты ошибаешься. — залившись краской по самые уши, прошептала Эллана. Стоило ли говорить об этом в слух, если по ней и так всё видно? Целовать, зацеловывать, прикасаться, дразнить, убегать лишь только для того, чтобы вновь быть пойманной. Быть рядом, сверху, снизу, в прекрасном круговороте тел, душ, страсти или просто лежать, наслаждаясь моментом, водить пальцами по этим его татуировкам. Интересно, что они значат? Зачем он их сделал? Но так не может быть вечно. Слишком хорошо, чтобы стать её судьбой.

[indent]Забравшись на кровать, усевшись перекрестив ноги и забрав себе одну из тарелок, чтобы занять руки и не касаться его; есть, чтобы занять рот и не целовать его, просто слушать, не задавая лишних вопросов и даже не догадываясь о чем пойдёт речь. Ну чем может заниматься инквизиция сейчас, в мирное время? Какие только мысли не приходили ей в голову, но ни одна из них не была связана с Фен'Харелом. Услышав имя Ужасного волка, Эллана поперхнулась и закашлялась. Зачем она вообще взялась есть? Не хватило вчерашнего опыта? Пора бы запомнить, что если Маханон решил что-то рассказать, то лучше держаться подальше от еды и напитков.

[indent]— Ты говорил с богом? Настоящим реальным богом? С Ужасным Волком? — переспросила она, замирая с некоторой долей ужаса и недоверия. О боги, ну почему не с Митал? Или Силейз? Андруил? Да кто угодно сгодился бы лучше, чем этот предатель. — Но зачем он скрывался среди вас? Что ему было от тебя нужно?  — отставив тарелку подальше, Эллана протянула руку и пощупала лоб Маханона. Может быть она проглядела у него лихорадку и сейчас он бредит?

[indent]Маханон кивнул, все еще глядя в тарелку, и в коротком моменте удивления вскинул взгляд под касанием её ладони. Не отстранившись от этого говорящего жеста, но терпеливо и упрямо нахмурившись.

[indent]— Я говорил, что поверить будет тяжело. Но я не брежу, к сожалению. Никто из нас не бредит, — он печально покачал головой, под «нами», похоже, имея ввиду тех, кто причастен к этой проблеме и знает об Ужасном Волке. — Фен'Харел, однако… не бог в том смысле, в каком мы себе представляли. Скажи, — он немного переменил позу, — ты ведь видела сны? Раньше, год, может, два назад — сны о возвращении Арлатана? Сны о будущем, сны о том, что эльфам пора восстать и скинуть ярмо людской власти. Это были его сны, Элль, его желания. Ужасный Волк пробудился и теперь собирается уничтожить и этот мир. Так же, как он когда-то уничтожил наш.

[indent]— Да, я видела сны, но они казались мне всего лишь странными видениями. Честно говоря, возрождение Арлатана тогда меня волновало мало, впрочем как и сейчас, — пожала плечами Эллана, убедившись в том, что жара у Хано нет, и хорошо. Чтобы заманить её на свою сторону Ужасному волку нужно было предложить ей что-то более реальное и конкретное, чем когда-то утерянное величие всей нации. Благополучие многих ничего не значило по сравнению с утратой, которую Лавеллан тогда переживала.

[indent]Он улыбнулся этим словам — невесело, одними губами, понимающе: печальные слова для долийки, но у неё были причины. Сорок четвертый год, начало сорок пятого… как-то по идиотски, но хотя бы за это он может быть благодарен человеку, который взял Эллану к себе. Будь она там одна, наедине с идеей мести, что бы удержало её от обещанной сладости воздаяния всему людскому народу за века угнетений? И тогда он был точно потерял её — антиванский Ворон всё-таки более смертен, чем один из первых эльфов этого мира.

[indent]Если бы кто-то другой сидел сейчас рядом с ней, она бы и не поверила, что такое возможно. Но Маханон? Эллана смотрела в его серьёзные глаза, ища хотя бы тень того, что это может оказаться шуткой, но не видела в них ни одного спасительного намека на розыгрыш, вспоминая меж тем все то, что знала о Фен'Хареле, всё, чему их учили, о чем рассказывали и сердце наполнялось ужасом. К стыду своему она понимала, что даже сейчас судьба всего мира волновала её в меньшей степени. ..после того, как исправим то, что нужно исправить прошептала Эллана, повторяя слова Маханона, бледнея на глазах:

[indent]— Ты это собрался исправить? Будешь с богом тягаться?

[indent]Но Маханон отрицательно покачал головой.

[indent]— И не подумаю. Поодиночке все против него бессильны. Именно потому я и должен уехать — чтобы помочь Инквизитору Тревельяну поднять людей. Верховная Жрица против прямых действий, она надеется обойтись политикой и интригами, но времени все меньше… И дольше терять его уже нельзя. Мы отправляемся в Ферелден за помощью Серых Стражей. Эльфы, пошедшие за Фен'Харелом, что-то ищут на Глубинных Тропах, и нам нужно узнать, что.

[indent]Он вздохнул, накалывая на вилку кусочки запеканки и наконец-то отвлекаясь, чтобы поесть.

[indent]Спокойствие Маханона никак не передавалось Эллане, она наблюдала как он ест, размышляя над тем, что было сказано, пытаясь представить себе всю картину происходящего, взвесить все известные ей факты и понимала, что знает она очень немного.

[indent]— И как много эльфов откликнулось на эти сны?

[indent]— Много, — вздохнул Маханон, положив вилку. — В Тевинтере, говорят, почти все, остроухие рабы теперь редкость. В Орлее ушло меньше всего. От мер Верховной Жрицы есть какой-то толк, стоит отдать должное. Все эти права эльфов, — он повел рукой на интерьер комнаты, намекая на то, как живёт теперь благодаря этим переменам, — и изменения в службах Церкви пущены в ход не просто так. У городских эльфов здесь мало причин бросать все и идти за видениями. Но долийцы… — маг опустил взгляд и сокрушенно покачал головой. — Боюсь, почти все они теперь с ним. И я не удивлён — мы веками мечтали о том, что предлагает Ужасный Волк. Всё вернуть. Никто из них не знает, на что соглашается, Обманщик не открывает своего лица. И не знает, какую цену за это придётся заплатить.

[indent]Долийцы.. Эллана задумчиво, с грустью вспоминая былые времена, глянула в окно. Если бы не все это, если бы их клан остался жив, сейчас она была бы с Фен'Харелом. Не бросившая свой клан тогда, не бросила бы и сейчас, подчинившись воле большинства.

[indent]— И что он хочет сделать, чтобы уничтожить этот мир? Зачем его вообще надо уничтожать? Что за дурацкая идея? — когда-то, слушая мечты о том, как хорошо бы было возвратиться назад, стать частью процветающей империи, поменяться с людьми местами, Эллана не задумывалась о цене исполнения этой мечты. Она и не мечтала об этом скажем прямо. Ей нравилась их лесная жизнь.

[indent]— Чтобы вернуть мир эльфов, — грустно усмехнулся Лавеллан. — Видишь ли... не люди были виноваты в падении Арлатана. Люди пришли позже — и забрали то, что осталось от нашей разрушенной империи. В легендах есть доля истины, Фен'Харел действительно запечатал других богов вне этого мира — и сделал он это, создав Завесу и отрезав мир спящих от мира живых, —  Маханон повел рукой, и вокруг пальцев его забегали искры разрядов. — Магия из всеобщей черты стала уделом немногих. Это сделало мир таким, каким мы его знаем — и уничтожило эльфов, — он сжал пальцы в кулак, и гуляющая энергия схлопнулась, исчезая с короткой вспышкой. — Раньше мы жили магией, действительно жили вечно. Ужасный Волк забрал это у нас — по собственному недосмотру. Теперь он хочет сорвать Завесу, слить миры воедино и вернуть все так, как было до его вмешательства. Исправить свою ошибку. Мир не-магов умрёт. Если мы будем медлить и откладывать.

[indent]— Фен’Харел хочет что-то исправить? Неожиданно. — хмуро прокомментировала она, пытаясь осознать вышесказанное. Получалось не очень хорошо. Вечную жизнь Эллана скорее относила к выдумкам, чем действительно верила в нее, да и кому может понадобиться жить так долго? Не стареть, не умирать, не болеть.. словно зависнув в одном состоянии, как.. лед. Да, если все время будет холодно, то лед не изменится. Он будет красив, прекрасен, но холоден. А для его поддержания нужна будет зима, а значит и весна никогда не придет. Эллана любила весну, любила переменчивость мира,  любила мудрость в глазах стариков и теплоту их рук. Разве может быть она в вечной жизни? Когда человек не чувствует осени, своего увядания? Печальной щемящей душу тоски быстротечности времени. — Так мир спящих и мир живых был одним целым? Получается, что все эльфы тогда спали и видели сон? Или наоборот? Как могут быть сон и явь едины? И где тогда были люди? Откуда они пришли?

[indent]— Если у него получится то, что он задумал, маги выживут? — поинтересовалась Эллана с некоторым шкурным интересом во взгляде. Знать, что хотя бы Маханону, теоретически не угрожает опасность было не то чтобы приятно, но как-то спокойней становилось на сердце. Хотя о чем это она? А как же Моры? Сейчас хоть что-то удерживает скверну, но что будет когда завесы не станет? — Если он сорвет завесу, разве мир не наполнят демоны и порождения тьмы?

[indent]— Этого никто не знает, — покачал головой Маханон. — Даже, наверное, сам Фен'Харел. Его поступок стоил ему бессилия и нескольких тысячелетий сна, от которого он очнулся совсем недавно. Что же до мира снов... — он потянулся взять с подноса чашку с чаем и отпил глоток. — Всё несколько сложнее. Это сейчас мы называем его миром снов, миром идей, миром, где всем правит воображение, воля, переживание. Во снах мы уходим в Тень, где именно наши души, наши чувства творят реальность вокруг нас. Здесь, пока мы бодрствуем, изменять реальность волей, воплощать свои желания могут только маги. Те немногие, кто сохранил контакт с Тенью. До Завесы изменчивым был весь мир. Не было тех, кто не владел магией, кто не мог на него влиять. Солас... Фен'Харел отзывался об этом прошлом, как о величайшем чуде, о блаженстве существования. Но из того, что нам удалось узнать... тот мир был не ближе к утопии, чем наш настоящий.

[indent]— Я не понимаю, как можно что-то вернуть, разрушив то что есть? — вздохнула она, водя пальцем по простыне и невольно ловя себя на мысли, что именно этим сейчас и занимается. Разве нет? У Хано была жизнь, которая его полностью устраивала, женщина эта.. нельзя о ней не вспоминать. Но разве Эллана не разрушила эта? Одним своим появлением? Своими словами и желаниями. Может он и верит в то, что ничего для неё не значит, но сколько лет они вместе? Скрипя сердцем, Эллана признавала, что даже если не любовь, то привычка, симпатия, доверие, уважение —  без её появления могли бы стать хорошей основой для брака. А без всего этого, отношения не продержались бы долго. Так что и она в каком-то роде Фен’Харел. — Что даст ему то, что не станет завесы? Другие боги освободятся? Они наплодят новых эльфов взамен ныне живущим? Может быть ему просто одиноко? Заскучал по маме с папой, братьям и сестрам? Почему бы ему не отправится к ним, и не оставить нас в покое. — с некоторой злобой в голосе сказала она. Хорошему ему, древнему эльфу мечтать о каком-то исправлении ошибок, в то время как Эллане совсем не хотелось, чтобы кто-то расплачивался за это исправление её счастьем. Раньше, было просто все равно и на мир, и на себя. Теперь же нет, и от этого идеи древнего бога близки ей не стали.

[indent]— Никто из нас не понимает и не верит, что это возможно. Что план Фен'Харела хоть чем-то хорош. Что его действия, его сожаление не приведёт к еще большей катастрофе. И даже если он в чем-то преуспеет... мы не доживем увидеть. Поэтому его нужно остановить. Поэтому, хотя бы с малого, но мы должны что-то делать. Не ждать, пока он соберется с силами, —  мерно проговорил Маханон, глядя на раздраженную Эллану. Теперь ты понимаешь? Он отпил еще глоток и опустил чашку, поглаживая пальцами ее теплые глиняные бока. —  Что касается других богов... Тех, кого мы считаем богами. Когда-то среди эльфов было все то же, что мы сейчас видим у людей. Короли, правители, их свита, подчиненные, слуги... рабы. Первые из эльфов были сильнейшими магами, их деяния — подвигами, их победы — невероятными. Их уважали, им поклонялись... они правили — и подчиняли. Судили и наказывали, стремились получить больше силы, больше власти. Эванурис. Именно их мы помним, как Творцов. Фен'Харел отзывался о них, как о развращенных силой. Лишь Митал, с его слов, была достойна мнения о ней. Защитницей, покровительницей. Она была другая — и за это убита подобными себе. Ее смерть стала причиной создать Завесу. Фен'Харел клялся, что собирался защитить эльфийский народ от узурпаторов... от всех — и от Эванурис, и от тех, кого мы теперь назваем Забытыми. Тень хранит многие свидетельства тех времен. Его восстания, его борьбы. Его стремления освободить... — Лавеллан вздохнул, отставляя кружку на поднос и несколько секунд помолчав. — Ты спрашивала, нанесу ли я тебе валласлин, если ты захочешь, — переменил он тему, подняв глаза на Эллану. —  Нет, я не стану этого делать. Мы не знаем, какую власть над эльфами действительно давал валласлин их так называемым богам... что мы знаем — это то, что метки на лицах были знаком подчинения. Принадлежности. Сейчас мы гордимся этим, считаем, что так мы сохраняем связь с утерянным, но тогда... Тогда валласлин носили низшие из подчиненных — рабы. Долийцы... мы произошли от тех, на чьих костях строили Арлатан. И ошибались насчёт многого, — он терпко поджал губы вслед этим словам.

[indent]— Ну, мы хотя бы выжили. Рабы пережили своих хозяев. — заметила Эллана тихо, но то, что Маханон говорил, все меньше укладывалось в её голове. Слишком много информации, слишком она противоречила с тем, что Элла знала. Лавеллан словно не могла запомнить и переварить прозвучавшее вот так за одну минуту, чувствуя себя потерянной перед толстенной книгой, написанной на непонятном ей языке. Она схватилась за чашку, сделала глоток и поставила обратно. Встала с кровати, сделала круг по комнате, отмеряя шагами каждое слово, крутившееся теперь в голове. Боги, путями которых они шли, чем тогда были лучше людей? Рабы просто сменили хозяев. Какая тогда разница кому служить, если их народ, по сути, никогда не был свободным. —Ты веришь ему? Фен’Харелу? — остановившись напротив Маханона, спросила Эллана, недоверчиво цокая языком. — Он обманщик. А с его слов выходит, что чуть ли не герой. Борец за права и свободы порабощенных собратьев.

[indent]— Если бы это были только его слова, я бы сейчас не рассказывал тебе это так прямо, — улыбнулся Маханон, на вид спокойно наблюдая за шагами Элланы. Ему было немного совестно перед ней — за всё это сказанное, за правду, ранящую привычные границы жизни. Но она должна знать. И он должен знать, что она знает. — Но во время Священного Совета... — он тряхнул головой и пояснил. — В сорок четвертом, когда решалась судьба Инквизиции, прямо во дворце, где проходил Совет, нашли труп солдата кунари. Как оказалось, это был подарок Фен'Харела. Он позаботился о том, чтобы Инквизитор обнаружил и раскрыл заговор кунари, надумавших атаковать запад. Как говорил Максвелл с его слов... "если этот мир должен умереть, пусть он умрёт в мире и спокойствии", — Лавеллан раздраженно дернул ртом, выражая степень презрения такой "заботе". — Так вот, в расследовании этого заговора агентам Инквизиции удалось попасть в место, называемое Перекрестками. Это место между Тенью и реальным миром, где пролегают остатки магических путей, использовавшихся в Арлатане, — он вздохнул и наклонился вперед, опираясь локтями на колени. — У древних эльфов не было дорог, они использовали магические зеркала для путешествий, элувианы. На этих Перекрестках и было найдено многое... память, отражения, остатки былого. Не столько рассказал Фен'Харел, сколько было узнано нами самими. Он действительно боролся за свободу тех эльфов, этого не отнять. Он снимал с их лиц валласлин, даровал свободу. И запрещал считать себя богом. Но методы, — Маханон отрицательно покачал головой, — какими бы благородными ни были его причины, его планов это не оправдывает. Этот мир больше не принадлежит одним только эльфам. А для Фен'Харела и подобных ему даже мы уже... не те эльфы, которых он знал.

[indent]— Нет, но и ему он не принадлежит тем более. — фыркнула Эллана, подходя к Маханону, все еще сидящему на кровати, присела к нему на колени, обняла за плечи рукой и коснулась виска губами. Ей просто стало невыносимо одиноко от этих разговоров и она подумала, что для тех, кто скоро вновь расстанется на неизвестно сколько времени, они слишком расточительно к нему относятся, находясь вот так далеко друг от друга. — И.. твоя поездка, насколько она опасна сейчас? — с замиранием сердца спросила Эллана, утыкаясь носом в его волосы. — Вам нужна помощь Стражей, но ты же сам не пойдёшь на Глубинные тропы? Или пойдешь?

совместно

[indent] Эллана вздохнула. А чего она хотела? Думала, Маханон примет к сведению и покивает: «езжай-езжай»? В таком случае стоило бы огорчиться, ведь это значило бы лишь то, что она безразлична. Поэтому, видя его возмущение, Эллана улыбнулась, и вздрогнула, когда зазвенела посуда. Проследив за тем, как поднос аккуратно переезжает на пол, она мысленно восхитилась такому самообладанию. Сама скорее всего метала бы тарелки в стенку, скажи ей Хано, что собирается поехать к той женщине.

[indent] — Я не дам себя больше избивать. — упрямо качнула головой Эллана, веря в это отчасти. Наказывать можно лишь тех, кто считает, что заслужил наказание или тех, кто хочет быть наказанным. Теперь же, у нее есть силы сопротивляться просто потому, что сейчас ей не все равно. Естественно, убийца не могла быть уверена, что превзошла учителя по части мастерства, но хотя бы попытаться дать отпор уже было шагом. — К тому же, я думаю, что смогу с ним договориться, да.

[indent] На самом деле, Эллана надеялась обдумать всю эту ситуацию, просчитать её, придумать наилучший и безопасный вариант развития событий, в дороге, но уж точно не тогда, когда пальцы Маханона заставляют сбиваться её дыхание. Что уж говорить о мыслях?

[indent] — Я надеюсь, что ты сможешь, — выдохнул, почти прошептав, Маханон, уткнувшись своим лбом к её в немой мольбе. — Я надеюсь.

[indent] Лишь бы только Перес не решил, что сопротивляющуюся эльфийку легче убить, чем воспитывать. Лишь бы только... сотни, тысячи всяких "лишь бы" — Маханон задавил их, отбросил в сторону, вместо болезненных допросов захватывая губы Элланы поцелуем. Требовательно, цепко, уже бесконечно скучая по ней, дыша напоследок, пусть даже сколько не пытайся, не надышишься. Ласковые пальцы его прошлись по её груди, дразняще касаясь, поглаживая и теребя сквозь ткань напрягшиеся бусинки сосков, и ладонь решительно скользнула ниже, подхватывая и стягивая с девушки рубашку...

[indent] В этот раз он никуда не спешил, даже задыхаясь от обожания, от восхищения, мучительно сильного, стремящегося найти выражение в каждом глубоком, плавном движении, в каждом касании разгоряченных губ — теперь уже и его поцелуи в жадности этих ласк затягивались так, что оставили несколько розовеющих следов на коже. Тело ее было священным храмом, и терпкое благоговение наполняло каждый вдох, заставляя быть ещё ласковее, ещё внимательнее, ещё искуснее — с наслаждением творца прекрасного, с удовольствием защитника её нежной чуткости, совершенно открытой ему в слабости блаженного забытья. И когда она хрипло вскрикнула и дрожаще приникла к нему, сдаваясь, он не посмел навязаться, побеспокоить в момент этой неги, слишком сильно увлеченный ею — вместо этого бережно укладывая Элль рядом, головой на плечо, нежно целуя и обнимая одной рукой, второй незаметно стараясь довести до финала и самого себя.

[indent] Это было слишком сильно и ярко, чтобы быстро прийти в себя. Как будто тело достигнув предела наслаждения, рассыпалось на миллионы частей, которые теперь нужно собрать воедино. Настолько прекрасно, что Эллана балансировала на грани между сознанием и забытьём, и ей не удавалось выбраться ни на одну из этих сторон. Она скорее чувствовала, чем понимала, что Хано что-то делает, но даже взгляд её не фокусировался достаточно чётко, чтобы понять что именно. Эллана провела рукой по его животу, удивленно накрывая скользящую по члену ладонь пальцами. Если он решил, что не хочет от неё детей, то как-то поздновато спохватился. Другой причины Лавеллан не видела.

[indent] — Я здесь. Я для тебя. — шепнула она, проводя губами по шее Маханона, касаясь языком мочки уха и посасывая её. — Возьми меня. — с мольбой, осипшим от стонов голосом, просит она, закидывая ногу на его бедро…

[indent] Трудно оценить сколько времени, после произошедшего Эллана лежала не в силах открыть глаза, но и не засыпая при этом, лишь слушая как бьётся его сердце и еле заметно, умиротворенно улыбалась. Ей казалось, что у нее в теле не осталось не только мышц, но и костей. Они все словно растворились в потоке ласки, обрушенной на нее Маханоном. Ни одной мысли в голове, лишь прикосновение кожи к коже, дыхание, запахи и чувства всепоглощающей нежности, любви, обожания и принадлежности, как будто разорванные части единого целого, наконец-то заняли своё истинное место, срослись друг с другом в этом моменте, но стоит лишь пошевелиться и разлука станет неизбежной.

[indent] Ответом шепоту Элланы был растерянный, удивленный даже его взгляд — но до мурашек скользящие по шее губы и зовущий стон помогают перешагнуть через собственное за годы въевшееся в кости бесправие и с протяжным выдохом-стоном податься к ней, как в омут ныряя, обо всем позволяя себе забыть, признать, нуждаться в ней откровенно и пьяно — не только всё для неё, во имя её, но и для себя самого.

[indent] "Ты нужна мне. Ты нужна мне, как воздух, как солнце, кем бы не стал я в мире без тебя — но точно не собой. И я не хочу такого мира..."

[indent] Маханон лежал, обнимая её, не отпуская от себя ещё долго, объятый таким же желанием не нарушать единения, отвернуться от всего вокруг и ничего, никого, кроме нее, не чувствовать, не видеть, не слышать. Было слишком хорошо — невозможно хорошо, до того хорошо, что сквозь сладость щемило в груди, казалось едва ли возможным перенести такое количество наслаждения. Остаться навечно и никогда, никуда отсюда не двигаться. Что бы там ни ждало впереди, разве что-то еще может быть лучше, чем это? К чему еще можно стремиться, если кажется, что всего самого-самого уже достиг, прямо здесь? Но память просачивалась сквозь счастье неизменным напоминанием. Он должен. Она должна. Жизнь не состоит из одного только принадлежания друг другу. Всегда будет что-то, что тянет в разные стороны, что держит за руки, что приказывает отвернуться. Но через всё это стоит пройти хотя бы затем, чтобы иметь возможность снова прикоснуться друг к другу.

[indent] Маханон тихо выдохнул, подаваясь назад, выскальзывая из нее, прежде чем лежать вот так станет совсем неловко и неудобно — но особо не отстранился, лишь приподнявшись на локте, чтобы взглянуть на нее с улыбкой, полной тихой нежности. Этого чувства внутри было так много, что, казалось, он солнце проглотил, и перестать улыбаться сможет ещё очень и очень нескоро. Одна мысль настойчиво билась в висок, еще одно желание, жажда скрепить ту тонкую нить, что протянулась между ними — должно быть, ещё тогда, давно, чтобы только теперь стать по-настоящему заметной. Возможно ли это? Но её покрасневшие от слёз глаза, подсохшая царапина от разбитых склянок на пальце, все её желания и все слова вставали в памяти, гася идиотский этот страх, подкормленный сомнениями в том, что всё случается так слишком, слишком быстро, словно на бегу. Но жизнь и правда не ждёт и не медлит...

[indent] — Элль, — он провел ладонью по ее щеке, не в силах глаз отвести, — "Какая же ты красивая," — и не сразу совладал с дыханием, чтобы говорить дальше. — кроме всех моих обещаний... ты примешь мою клятву Уз?..

[indent] Конечно, это все должно было делаться не так. Не по наитию, не лежа в обнимку на кровати, но перед всеми свидетелями, с ритуальным подношением, со всей цепочкой правильного обращения и слов... И все же они и так нарушили уже кучу всяких регламентов и традиций, где уж тут считать, одной больше или одной меньше...

[indent] Зачем он вообще начал шевелиться? Выскальзывая, оставляя её обездоленной и пустой, тогда как лежать вот так соединившись ей очень нравилось. Эллана пока еще не отдавала себе отчет, что долго так продолжаться не может, поэтому проворчала что-то недовольное, не разлепляя глаз и потянулась к нему, чтобы хоть их объятья он не посмел разорвать. Она не хотела спать, но и просыпаться ей не хотелось тоже. Лишь лежать так близко к нему, как только это возможно, застывшая навечно в этом мгновении.

[indent] Услышав, как Хано её зовет, Эллана нехотя разлепила один глаз, вглядываясь в его лицо, гадая что еще не может подождать и должно быть сказано прямо сейчас? Но прозвучавшее.. Шокировало? Быть может. Второй глаз открыло уж точно. Она смотрела на него непонимающе и удивленно, испуганно и радостно одновременно, с надеждой, но меж тем неверие так же читалось во взгляде её глаз. Он спрашивает вот так? Посреди кровати? Когда они лишь только-только расплели тела? Как будто она могла бы пойти на этот шаг, не готовая нести ответственность за него всю жизнь? Эллана медленно села, все еще сохраняя гробовое молчание. У нее кроме него не было никого, кого бы она выбрала, приняла сама. Поэтому и ответ был очевиден, в то время как Хано, совсем другое дело и как бы ей не хотелось забыть, не помнить, повестись на эту минутную слабость, те годы что та другая женщина была в его постели не вычеркнешь просто так.

  [indent] В горле как назло пересохло. Язык словно прирос к небу и никак не хотел ворочаться и говорить нужные слова. Она взяла его за руку, разглядывая переплетения их пальцев, и сглотнув, наконец-то сказала:

[indent] — Я приму. Но ты правда готов её дать?

[indent] Проходя мимо зеркала, ловя в нем отражение, она невольно подумала о том, что сейчас больше всего на свете они похожи на двух встрепанных, всклокоченных воробьёв, с жадностью кидающихся в любовь, словно к хлебным крошкам. Наверное, так оно и было. Как птицы, изголодавшиеся холодной зимой тянутся к еде, люди, обречённые на годы одиночества, тянутся к теплу души и тела другого человека. Следуя вместе с избранником по коридору, совершенно не представляя куда, Эллана вспомнила тот разговор с мамой. Она, тогда еще совсем юная эльфийка, выспрашивала как сделать выбор и не ошибиться, и тот не ясный, не понятный, не конкретный ответ, что получила: «тебе подскажет твоё сердце». Что ж, теперь украдкой поглядывая на профиль Маханона, Эллана ясно видела эту немножечко, лет так на десять, запоздавшую, но весьма красноречивую подсказку. Спасибо, хоть дошла.

[indent] Остановившись перед дверью, наблюдая за салатовыми всполохами, подчиняющимися ладони мага, Эллана поймала себя на мысли, что в доме Хано без Хано лучше не ходить. Вот так дотронешься до чего-нибудь случайно, а там... И вспоминай как звали, если будет чем. Интересно что и от кого он защищает? От слуг? Зачем тогда их держать, если не доверяешь?

[indent] Все мысли исчезли, стоило войти внутрь, ощутить до боли знакомый запах сухих стеблей, выцепить взглядом алый цвет паруса аравеля. Окружающее пространство комнаты: шкафы, стол и книги еще какие-то, бумаги, вещи — все расплылось перед глазами. Стало тяжело дышать, словно в этой комнате был ограниченный запас воздуха и он должен был вот-вот закончиться. Она сжала ладонь Маханона, подходя ближе, невольно протягивая руку и одёргивая её, не решаясь дотронуться до святынь, которые он забрал с собой. У Элланы не хватило ни смелости, ни решимости вернуться на то поле. Похоронить останки, уцелевшие после бойни и месяца терзаний природой. Вновь увидеть искалеченные тела, узнать в них родителей, друзей, близких по крови и духу, окунуться в ужас той бойни, не вынырнув толком из кошмара, в котором пребывала. Хотя понимала, что надо бы, надо! Что только так будет правильно. Так необходимо. Но не смогла вернуться, позаботиться, проститься. Не единожды коря себя за это малодушие, за трусость и слабость.  Но тогда ей казалось, что она видела достаточно. Придавленная к земле чужим весом, встречаясь взглядом с остекленевшими глазами Деррана на отрубленной, прокатившийся мимо голове. Наверное, он кинулся помочь. Слыша как кричит Дешанна, не разбирая что и кому, приказывает или умирает, стоны еще живых но поверженных сородичей рядом, отчаяние, ожидание смерти какие-то несколько секунд, растянувшиеся на целую жизнь, чужая или своя кровь на лице, боль от рвущих, тянущих за волосы движений, попытки сопротивляться, зацепиться за корни, за землю, что-то сделать, вытащить хотя бы нож из сапога. Шайенн все еще отчаянно сражающийся, пытающийся прорваться к ней и падающий, подкошенный очередным ударом, собственный вопль, от которого закладывает уши. Мастер Араторн разрубленный пополам, словно игрушка порезанная чьим-то мечом. Всполохи магии то тут то там, единственным проблеском надежды, что этот ужас, эта бойня еще может кончится победой.. Но даже маги бессильны там, где нападающих так много.

[indent] Эллана спряталась на груди Маханона, вжалась в него, содрогаясь, теряясь в своих немых, оживших воспоминаниях. Страдая от проносящихся перед глазами картин, и малодушно, эгоистично радуясь, что Хано там не было! Он не видел, не знал, не слышал тех ужасов и выжил лишь потому. Уже за это она могла бы сказать спасибо и бреши, и демонам, и разрывам и всему тому, что тогда удержало его от возвращения домой. Ни два, ни три мага, клан бы не спасло. Против армии поможет только армия, более многочисленная и хорошо вооружённая. Долийцы такой не были. Они сильные духом и телом, но в жалкой своей малочисленности могли лишь умереть героями, унеся за собой столько жизней бандитов, до скольких смогли дотянуться их стрелы и клинки. Сражаясь до последнего за каждую каплю пролитой долийской крови, с отчаянной храбростью, не позволившей никому покинуть поле боя.

[indent] — Я так рада, что тебя там не было, Ma vhenan. Так рада. — поднимая взгляд на Маханона, дотрагиваясь ладонью до его щеки, может быть и не уместно сейчас, когда и он в своих мыслях и воспоминаниях, произносит Эллана, вырываясь, выныривая из этого бурного затягивающего потока, про себя прощаясь с теми кто ушёл для того чтобы они остались жить.

Отредактировано Ellana Lavellan (2018-08-28 07:54:42)

[indent] Трудно даже представить, что чувствовал Маханон, вернувшись тем летом на разоренную стоянку. Каково это найти вместо дома и семьи, объедки да останки. Винить себя все эти годы, не знать, не видеть собственными глазами, что произошло и с кем, гадать а мог ли всех спасти, окажись рядом? Ехать, надеяться на встречу, мечтать, представлять что скажут, узнав про сражения, в которых участвовал, про демонов, которых убивал, обо всем важном, ставшем частью его жизни. Гадать об изменениях, произошедших в жизни друзей и… может быть и её жизни тоже. Наверняка, он думал и об этом. Она бы думала. Но вместо живых найти лишь кости. Страшно.

[indent] — Духи, — выдохнув, повторила вслед за Хано, осмысливая сказанное им. Могли ли ушедшие стать духами, следящими, наблюдающими за ними? В таком случае, не все из них будут рады этому повороту событий. Шайен, например, никогда не обладал той жертвенностью, с которой Маханон принимал её выбор. Он скорее убил бы обоих, чем благословил этот союз. Хотя, нет, убивать все же не стал бы, но не допустил, не позволил бы ей принести клятву кому-то другому. Украл? Наверное, быть может. Выкрал и увёз туда, где бы их не нашли и даже не стали бы искать. О сколько труда стоило сдерживать эту его беспочвенную, как тогда казалось, ревность. Только бы не дошло до драки. Только бы не сделал Хано больно. Положа руку на сердце, она никогда не думала, что Маханон мог бы победить в открытом поединке. А стал бы он использовать магию или нет? Ей не хотелось проверять, так же как и быть причиной, свидетелем этого. Теперь же Эллана понимала и основания, и само это жгучее чувство, когда кто-то покушается на то, что ты считаешь своим. А  может быть Шайн уже тогда видел то, что стало доступно ей лишь сейчас. Знал больше чем она знала о себе самой. А те, с кем она была в плену, кого могла, но не захотела спасти? Вряд ли они будут рады тому, что она не только выжила, но и посмела стать счастливой. До безобразия счастливой! Не заслуженно. Как будто украла это счастье, оплатила ценой их жизней.

[indent] — Я должна тебе рассказать еще кое-что, чтобы быть до конца честной. Чтобы не было у меня от тебя никаких тайн, —помолчав, сказала Эллана и, глянув в последний раз на алтарь, потянула Маханона в сторону, к столу. Присела на его краешек, аккуратно сдвинув в сторону какие-то бумаги, собираясь с мыслями. — Нас было одиннадцать: я, Рейлин, Эвелин, Сайла, Халесиа, Лайрина, Дайра, Милина, Ная, Ашара и Фенина. Не знаю почему они не схватили детей, а может и схватили, но держали в другом месте. Но и потом, освободившись, я о них никогда не слышала, — пожала плечами она, понимая, что никого и не искала тогда. Не выживших, не похищенных. Никого. Кроме мести, не думала больше ни о чем. — Сначала мы все были равны, нас или забирали всех сразу, или наугад, или кто больше нравился. Не знаю каким принципом они руководствовались. Первой не вернулась Эвелин, за ней ушла Сайла. Ей сломали что-то внутри. Она долго мучалась. Кровь была повсюду. И мы никак не могли ей помочь. К утру, наверное, к утру — у нас не было возможности следить за временем — она умерла. Может быть было милосерднее её задушить, но никто из нас тогда не решился. Дайре сломали руку, а Милине все пальцы. Примерно тогда им стало настолько скучно просто насиловать нас и калечить, что они придумали себе развлечение. Хотя может быть поняли, что поломанными нас будет сложнее продать. Не суть. — Эллана замолчала, переводя дыхание. Ей не хотелось вспоминать те события, погружаться в них, представлять, поэтому и рассказывала она только факты, сосредоточенно, отстранённо, без эмоций, ровным холодным голосом, словно дело касалось каких-то других девушек. Не её. — Нас стали забирать по одной и спрашивать: хотим ли мы остаться и поразвлечься или предложим подругу взамен. Я оставалась. Тогда еще, считая, что не могу предать сестёр. Но чем чаще они называли мое имя, тем сильнее я их ненавидела за эту слабость и безволие. И выжила я только поэтому. — хмыкнула Эллана, выдыхая, понимая что подходит, наконец-то, к концу истории. Осталось совсем немного и Маханон будет знать всё, не останется у нее больше тайн перед ним. — В ту ночь их было всего двое. Я думала, что они просто пьяны, поэтому еле держатся на ногах. Дотянулась до ножа и убила обоих. Не помню как конкретно. Лишь только, что вонзала нож в их тела пока меня не оттащили. — сделав паузу, Эллана почти улыбнулась, хотя веселого в тех событиях было мало. — Оказалось, что Бекка — кухарка, подмешала что-то в еду и впустила в дом деревенских. Ей стало нас жалко, да и такое соседство мало кого устраивало. Мужики перебили бандитов, но дом загорелся. Они выносили ценные вещи, а у меня была возможность спасти, оставшихся в подвале. Но я не стала. — вот оно, то, ради чего Эллана и рассказывала эту историю. Простит ли Хано ей это невмешательство в гибель соплеменниц или нет? Ведь она даже не жалеет. Нет в её душе раскаяния. Та подлость, к которой прибегали девушки, чтобы переждать, спасти себя хотя бы на одну ночь, оставила слишком глубокий след и Элла понимала, что окажись она вновь перед этим выбором, поступила бы точно так же. — Мы с Беккой вывели из конюшни лошадей. Ожоги это память о той ночи. — глянув на ладони и переведя дыхание, Эллана, наконец-то, посмотрела на Маханона. — Уф, — словно камень с души сбросила. — Теперь ты знаешь обо мне все и... — сбрасывая с себя оцепенение, которое и помогло все рассказать, волнуясь и запинаясь, закончила предложение. — если ты передумал давать клятву, я пойму, правда, наверное.

Отредактировано Ellana Lavellan (2018-08-29 13:59:30)

совместно

[indent] Её слова такие простые, говорящие так много обо всем, что происходит в душе, оказали на него какое-то удивительное воздействие, словно стали открытием. Как будто она могла быть с ним, не чувствуя всего этого. Согласится на клятву просто ради… ради чего? Эллана даже представить себе не могла, ради чего можно связать узами жизнь — теперь, когда ничто не довлеет над ней, не принуждает — не ощущая единства, родства, стремления быть рядом, прикасаться, желать разделить с ним каждый вздох, каждый день, целую жизнь. «Люблю» это всего лишь слово, в которое она объединила всё то, что уже итак ему говорила, всё то, что давно надо было понять и сказать, но без всех этих потерь и разлук, так сложно разглядеть за привычкой что-то новое, совсем иное, когда ты и не знаешь, что разглядывать нужно, а просто живёшь с этим ежедневным стремлением быть рядом, урвать хотя бы несколько мгновений, хотя бы одну прогулку, поговорить, посидеть рядом, помолчать, пока никто не прибежал. Кто же знал, что это тоже может быть любовью? Не такой грохочущей на весь лагерь, как у Шайдайена, не такой как у подруг, стремящихся к взрослой жизни, жаждущих поцелуев, ласк, нового статуса. А совсем другой любовью, в которой за единством души следует единство тела, а не наоборот. 

[indent] Поднимая взгляд, Эллана, с удивлением замечает, что своими словами, как будто, открыла Хано целый мир и говорит: «лети», а он и не знает, как махать крыльями. Таким наивным, растерянным, не верящим, кажется ей сейчас Маханон. Но она здесь, с ним рядом, ласкает взглядом, улыбается и нежно, откидывает с его лица, упавшую челку. Это ничего, они научатся летать вместе. Тянется к нему, мягко целуя и надеясь, что может губы её скажут ему больше? Уж им-то он точно поверит, они лгать не могут. 

[indent] Пожалуй, это была самая странная вещь, которую она видела и делала за всю свою жизнь. Без церемоний и подготовок — они даже не причесались — и стояли перед самодельным, но от этого лишь более святым алтарем, держась за руки, полностью поглощённые друг другом, приносящие клятвы не для других, отдавая долг перед тесным обществом, в котором когда-то жили, а для себя, скрепляя свой выбор, свой союз, возникшую между ними связь, настойчиво пробившуюся, сквозь выжженную дотла почву разлук, потерь, смертей, ставшую от этого лишь более явной и прочной. С трепещущим, замирающем сердцем, неописуемой жаждой произнести, сказать всё то, после чего не будет у них больше другой дороги — только вместе, единые до последнего вздоха, чтобы там не ждало их ещё впереди, Эллана, сквозь счастливую улыбку, которую никак не получается сдержать и выглядеть в такой важный момент серьёзной, повторяет за ним:

[indent] — Ara lethal'lin, lasan ara'len sul saota...*

[indent] — ...lasan ara'sal, sule ha'lam'sal'shiral*, — продолжил Маханон, не без труда удерживая тот же внятный спокойный тон при взгляде на ее улыбку, на то, как губы ее произносят те же слова. И сам — тоже улыбаясь, заразившись этим светом и перешагивая волнение. О чем можно волноваться, чего бояться можно, когда она так смотрит на него?.. — Telas ema em, ar giran ara'len...*

[indent] Фраза за фразой, складываясь, скрепляли нить обещанием, и слова сами рвались с губ, с искренностью желания, вдохновением распирающего изнутри. Но чтобы не сбилась она, Маханон говорил медленнее — и с той же неторопливой разборчивостью совершал ритуальные жесты, касаясь ее губ, проводя под нижней кончиком пальца, с нежностью обещанных ночей гладя по щеке и с клятвой защиты кладя ладонь на плечо.

[indent] — Var vas druast i'em'an*, — проговаривая эти слова, Маханон взял в руки с алтаря рог галлы и нож, и, аккуратно приставив резное четырехгранное острие, снял тонкую полоску материала. Взяв Эллану за  руку, маг приложил эту стружку к ее безымянному пальцу и ненадолго прикрыл глаза,, скоцентрировавшись. — I el'juhartha ebalasha...*

[indent] Повинуясь воле мага, черпнувшего сил из Тени, стружка плотно обвила палец девушки, смыкаясь и сплавляясь в простое белое кольцо.

[indent] — ...Juleanathan i myathan na ove min'sal'shiral*, — на последних этих словах, подводящих черту, сердце ощутимо ёкнуло. Дав Эллане приложить к своему пальцу такой же срез, Маханон замкнул и его в кольцо, поднимая взгляд на девушку и договаривая проникновенно-притихшим тоном: —  I su uth'then'era...*

[indent] И во веки веков. В шемском языке не было слов, способных по-настоящему отразить в себе все грани смысла, слышимые, видимые, ощущаемые в звучании эльфийского слова. Лишь приблизительно обозначить. Проводив истаивающий на губах вкус этой значимости, Маханон улыбнулся Эллане — несколько мгновений просто смотря на нее, осознавая произошедшее... и то, что оно изменило, — прежде чем потянуться и поцеловать, держа ее руки в своих, скрепляя сказанное. Часто бывало так, что подобный поцелуй для пары становился первым... первым прилюдным, во всяком случае, отмечающим их в новом статусе, уже не просто парня и девушки, но партнёров, супругов, духовно скреплённых воедино и посвященных друг другу. Кто мог бы, наблюдая за чужими клятвами, даже представить, что когда-нибудь такими станут и они...

[indent] И всё-таки в поспешности этой они словно стали детьми. Ну кто еще решится так быстро связать свои судьбы? Схватить, лишь только увидев. Но может в этом и есть та искренность души, ничем неприкрытая, ни напускной рассудительностью, ни страхом обязательств, ни сомнением в правильности решений и чувств, обычно свойственным взрослым, через многое прошедшим, людям. Её душа, будто обнажившись, сбросив шелуху прежней жизни, оголившись до чувств и желаний, отринув любой здравый смысл, хотела лишь одного — его. И получила. Даже больше чем могла помыслить.

[indent] Слова клятвы на другом языке, не том, на котором говоришь в повседневности, звучали как волшебные и без осознания всего смысла произносимого. А вместе с ним и вовсе превращались в заклинание, сцепляющее, связывающее воедино две души, две жизни, две судьбы. Эллана повторяла их, разве что не подпрыгивая, от этой совершенной всепоглощающей радости, захватывающей её все больше с каждым новым, произносимым словом, и даже звуком.

[indent] — … Lasan ara'sal, sule ha'lam'sal'shiral...

[indent] Она прилежно говорила вслед за Маханоном, старательно выговаривая древние слова, не все из которых могла бы перевести дословно, но там где терялась в значении, вкладывала свое собственное, свою тягу, своё желание.

[indent] Я отдаю тебе душу, всю себя отдаю, до последнего вздоха, до последнего взгляда, до последней мысли, до последней улыбки, до последней слезы, до последней капли крови, до последней секунды собственной жизни, и даже после смерти, за гранью я останусь с тобой добрым духом. Где бы я не была, я всегда буду с тобой.

[indent] Кольца. Эллана даже не вспомнила, что они нужны, так же как почти и саму себя-то сейчас не помнила, полностью растворившись в моменте, в его важности и необратимости. И лишь удивленно следила за происходящим, за тем, как Маханон отрезает стружку от рога, обвивает ей её палец и как она становится кольцом. Прекраснейшим из всех, что доводилось видеть.

[indent] — Juleanathan i myathan na ove…* — её рука слегка подрагивала, когда Эллана одевала основу для кольца на палец Маханона. Мой. Весь. Во всех смыслах. Навсегда. И даже после смерти, скрепленное здесь, останется неразрывным и за чертой. — ... min'sal'shiral, i su uth'then'era  *

[indent] Вот и все. Свершилось. От чувства этого, рвущегося из груди, не помещающегося  внутри, сияющего в её глазах и улыбке, казалось могут растаять даже льды на пиках гор и заснеженных склонах. Нежный поцелуй, сколько их сегодня уже было таких, но этот — совершенно особенный. Первый. Из множества миллионов тех, что еще будут в их жизни как мужа и жены. Пары. Единого целого.

[indent] — Ara’isha, — словно пробуя на вкус как звучит это слово, Эллана говорит сначала на эльфийском, а потом и на более привычном языке, глядя ему в глаза: ни кто-то другой, а именно он и это бесконечно важно. — Мой муж. — ей определенно нравится как это звучит, поэтому она повторяет снова, произнося  сквозь счастливую улыбку, явно наслаждаясь этим звучанием. — Муж.

___________

совместно

[indent] Эллана, прикрыв глаза, на мгновение прислонилась спиной к Маханону, не зная что большей радостью отзывается в сердце: его прикосновения или горловое мурчание. Невозможно было перестать улыбаться, хотя щеки от зачастившей улыбки этой, уже начинали болеть, но губы сами, бесконтрольно, в неё расползались. Было странно ощущать эту параллельность: когда вчера так же стояла с расческой у зеркала и Хано, запнулся, оставаясь стоять вдалеке, а теперь он так близко, что она ощущает его дыхание на коже, и сбивается, забывает зачем вообще взялась за расческу, под поцелуем, мурашками пробежавшимся по позвоночнику. Мой Зациклиться на этой мысли, недоступного, немыслимого ранее обладания и неустанно ощущать теперь всю полноту, весь смысл, не думая больше ни о чем. Повернуть голову, потянувшись к его губам, чтобы вновь и вновь касаться их бесчисленным множеством нежных поцелуев, прежде чем утонуть в единственном долгом, от которого и оторваться-то сложно, лишь за тем, чтобы вновь вернуться к расческе, пока какая-нибудь птичка не свила гнездо в её волосах.

[indent]— Олень? Зачем тебе олень? — удивилась Эллана мягко говоря странному подарку, никак не в силах так быстро привыкнуть к излишествам, которыми теперь полна жизнь Маханона. Ей и сотой части, наверное, бы хватило. Да в общем-то, ей хватило бы его одного. — Я видела их издалека.

[indent]— Кое-кто счёл, что долиец будет приятней для глаз смотреться на олене, нежели на лошади, — хмыкнул Лавеллан. Технически, олень был подарком для Эсмераль от некоего маркиза с ферелденскими связями — как "любительнице диковинок" с большим намеком на спутника-эльфа. Ему он в итоге и достался, отказаться Лавеллан не посмел. Но позднее предпочел схитрить и перевезти его в Джейдер — дескать, такому созданию положено быть ближе к природе. Элрен и Мартан были в восторге, что уж говорить о Тораке, немедленно сделавшего сохатого своим любимцем. Это немного сглаживало неприятный след ощущения себя собачкой, которой дарят красивый ошейничек с бантом и умиленно любуются результатом. Олень этот ему был ни к чему, избытком роскоши, пресыщающей придурью — с раскидистыми рогами и чуткими, не принимающими подков копытами, он был не создан для улиц и дорог — разве что неспешно доехать до очередного дома бросающего красочный прием аристократа и красиво спешиться, а странствовать по лесной глуши или принимать участие в очередных пафосных охотах долиец не планировал. Но избавляться от подарка не имел права.

[indent]— Подарок-издёвка? Зачем ты его вообще принял? — вскинула бровь Эллана, не понимающая и не принимающая такого его пренебрежительного к себе отношения, в который раз не видя разницы между своим вынужденным подчинением шемлену, и так называемой свободой Маханона, в которой каждый имел право ткнуть носом в инаковость. Она гордилась тем, что долийка. И фразы, такие как эта: «долиец будет приятней для глаз смотреться» воспринимала в штыки, как будто он говорил не о себе, а о какой-то вещи, на худой конец домашней зверушке. С другой стороны, если бы кто-то подарил ему оленя от чистого сердца, просто чтобы сделать приятно, с почтением напомнить о корнях — это звучало бы для неё совершенно иначе. Такой подарок и вправду можно было принять.

[indent]— Подарок как подарок, —  пожал плечами Лавеллан. — Прямо мне, конечно, никто такого не говорил, хотя не догадаться было сложно, —  он терпко дернул губами. —  А скажи я сам вслух, что я думаю и ощущаю по этому поводу, это расценили бы как оскорбление. Это часть Игры, — странно было пытаться передать на словах все тонкости игры смыслов в общении орлейской знати, все подразумевавшееся, но никогда не говорившееся открыто. Без всех граней и глубины ситуации правила звучали глупо. Маханон вздохнул. — Можно я просто порадуюсь, что с тобой мне нет нужды таскать эту тысячу масок? Я не люблю традиции Орлея, но я не видел другого пути, — вместо точки долиец крепко и коротко поцеловал Эллану в рыжую макушку. —  Давай лучше подумаем, во что тебе на прогулку переодеться. Негоже моей жене в одной-единственной рубашке ходить. Ну, не считая моих, конечно, — ухмыльнулся Лавеллан и скользнул кончиком носа к её виску, снова мягко прижимаясь губами к коже у самого ушка.

[indent]Игра. Эллана, что-то смутно слышала о ней, но не вдавалась в детали и подробности. Ей в целом было всё равно, чем себя тешет Орлейская знать, которой видимо в богатстве своем больше нечем заняться, как почесывать собственное самолюбие за счет долийского эльфа. Ей было страшно даже представлять, каково это общаться с ними, ловить на себе заинтересованные взгляды, вот только интерес этот сродни тому, что одолевает людей, когда они смотрят на уродивого. По крайней мере, как-то так Эллана себе это представляла со слов и интонаций Маханона, и собственного опыта общения с представителями шемленского общества. Можно быть в тысячу раз умнее, можно быть и красивее, и добрее сто кратно, и начитанней, и превосходить их во всём, но навсегда остаться лишь украшением чьей-то гостиной, на которое собирают поглазеть друзей.

[indent]Привычными, ловкими движениями пальцев, Эллана переплетала волосы в косу, когда запнувшись, услышав его предложение, уставилась на своё отражение, разглядывая рубашку. Рубашка как рубашка. У нее дома, — или уже не дома, но там, где она раньше жила, кстати, а где ей жить теперь? — ещё такая есть и не одна. Долийка в целом любила одеваться просто, чтобы ничем не отличаться  от толпы и никак не запоминаться прохожим, посетителям таверн, торговцам на рынках — вообще никому. Чем более неприметной была, тем в большей безопасности себя ощущала, стараясь и вовсе выдавать себя за мальчика. Но теперь… Закончив заплетать косу, Эллана повернулась к Маханону, скользнув ладонями по плечам, смыкая их в замок за его шеей.

[indent]— А как гоже одеваться твоей жене? — не то, чтобы его слова её обидели, скорее заставили задуматься: а какую жену он для себя хочет?

[indent]— Так, как она решит, проснувшись утром, — лукаво улыбнулся Маханон, с мягким прищуром коснувшись кончика ее носа своим и сцепляя руки на талии. — Но для этого надо, чтобы было, из чего выбрать, верно? — он немного отклонился, оглядывая её — с волосами в простой косе, в помятой рубахе, — с нескрываемым удовольствием, ни себя, ни её в этом не обманывая. Ей не было нужно ничего сверх, чтобы быть для него лучшей — ни пудры, ни красок для глаз и губ, ни искусных украшений и расшитых нарядов. Но это же не значит, что нужно ходить в одной рубашке на все случаи жизни.

[indent]— В таком случае, твоя жена может и вовсе решить, что никакая одежда ей не нужна. Если, конечно, она проснется рядом с тобой. — с такой же лукавой улыбкой ответила Эллана, которой все еще не хотелось возвращаться из этого сладкого забытья свершившихся перемен к повседневности, с её заботами, проблемами, необходимостью куда-то ехать, к предстоящей разлуке, буквально дышащей в спину и уже сейчас заставляющей от тоски сжиматься сердце. Зачем?! Зачем говорить об этом сейчас, когда еще на целых два дня можно остаться в этом удивительном счастье просто быть рядом друг с другом.

[indent]— Конечно, со мной, — Маханон подхватил её губы поцелуем. — Где же еще? Я никуда тебя не отпущу, пока не буду уверен, что в дороге у тебя будет всё нужное, — заметил он негромко, с пробившейся из-под игривого тона серьезностью и ноткой беспокойства взглянув на Эллану.

[indent]— Не отпускай, — повела плечами Эллана и вздохнула, с тоской глядя на Маханона. — Ты сам уедешь скоро, помнишь? Запрешь меня в доме и слугам велишь следить? — не то чтобы она хотела его обидеть, просто защищалась от этой навязанной необходимости думать о предстоящей разлуке, и о тех вещах, которые с ней связаны, и уж тем более о покупках и сборах, которые как будто могли её ускорить.

[indent]— Нет, — упрямо возразил Маханон, невзначай легкими касаниями пальцев поглаживая Элль по гибкой пояснице. — Свожу на рынок, и к портному, и в… оружейную лавку, и куда еще будет нужно, — с толком и расстановкой пояснил он, внимательно глядя ей в глаза и чуть улыбаясь. Упрямство его было не пробить такими мелкими колкостями.

[indent]— Я не к тому… — Эллана поймала себя на мысли, что прозвучало это всё как-то не очень и совсем не о том, что у нее на душе. — Просто, давай займемся этим хотя бы завтра? Сегодня я еще не хочу ни думать, ни говорить о том, что мне… тебе придётся уехать. Словно разговоры эти отнимают и без того не слишком долгое время, которое у нас осталось.

[indent]Маханон едва её дослушал, прежде чем, обхватив лицо ладонями, отвлечь поцелуем, жадным, желающим, словно и пять минут без них казались невыносимой разлукой. Да, время ещё есть. Так мало — и так много, если не упускать ни минуты больше.

[indent]— Жена моя, — выдохнул он на волне пьянящего этого удовольствия, отдающегося в горле стуком сердца. Просто затем, чтобы снова сказать эти слова, уже смелее. И снова поцеловал, захваченный этой сладостью, этой возможностью сколько угодно целовать её без оглядки, в своем праве, в своём дурманящем обожании всего ее естества, самой идеи её существования — с тихим стоном в губы от невыносимой силы этих чувств.

[indent]— Что ты там сказала про одежда не нужна?.. — озорно проговорил он вполголоса на самое её ушко, поглаживая ладонями по талии, со слышной в голосе этой приподнимающей уголки губ улыбкой приоткрытого рта, снова ненасытно целующего — висок, скулу, каждый дюйм ее кожи, каждый без исключения, — но ещё давая шанс ускользнуть и выбрать.

[indent]— Там было что-то про проснувшись утром… — рассмеявшись напомнила Эллана, впрочем не только никуда не убегая, но наоборот, забывшаяся в поцелуях, с нежностью целовавшая в ответ, но всё же. — Я уверена, что в твоей спальне, мы сможем подобрать мне какую-нибудь рубашку, взамен этой,  — покрывая мелкими поцелуями шею мужа, коварно шепнула Эллана, захватывая губами мочку его уха и с задорным упрямством продолжая напрашиваться на экскурсию. — Когда, конечно, решим, что нам снова надо одеться.

Отредактировано Ellana Lavellan (2018-09-05 04:57:42)