Брана Морвейн родилась третьим ребенком и единственной дочерью в семье торговца лесом Экройда Морвейна и его жены Аннерозы Джонс-Морвейн из рода потомственных мастеров-краснодеревщиков.
В год Мора семья была разорена и уже под конец года, ко всему впридачу, заражена скверной из-за поездки брата отца в Ферелден (уже оказавшись дома, тот превратился в монстра и набросился на родню).  Зараженный дом был сожжен впавшими в панику соседями, а выжившие мать и двое младших детей укрылись в Клоаке. Через полгода мать исчезла, судьба неизвестна. Осиротев, Брана заботилась о младшем брате, как умела. (Конец 9.31, возраст Браны – 9 лет, Брайану – 4 года). Вскоре оба ребенка попались торговцу живым товаром и были доставлены для развлечения на вечеринку богатых педофилов. Неслыханным везением, в ту же ночь некий Мастер Теней выполнял задание в том же доме. С его помощью Брана совершила первое убийство. Спасённые дети были доставлены Андерсу на исцеление. Через несколько месяцев Тень убедился в пригодности Браны и взял ее в обучение; брат был помещен в школу- интернат с перспективой стать кадетом-гвардейцем.  (Весна 9.32, возраст детей: 9—10 и 5 лет)
До 13 лет Брана обучалась мастерству убийц-теней у мастера антиванских "воронов". Обучение проходило “в поле”: мужчина и девочка путешествовали по Вольной Марке, как отец и дочь, опекун и воспитанница, хозяин и служанка, выдавая себя за представителей самых разных профессий и сословий. Более-менее постоянно жили только в Киркволле, в гостинице или у приятельницы ворона, содержавшей дом свиданий.
Влюбившись в наставника (11—12 лет, а то и раньше) Брана совершила ошибку: нарушила его приказы на очередном задании. В результате она была серьезно ранена, а Тень исчез из ее жизни. Девушка пришла в себя в лечебнице Андерса, на этот раз буквально оттащившего её от края могилы. (9.35, Бране 13 лет).
Следующие два года она устраивает свою жизнь и делает себе имя как “посредник по деликатным вопросам”: крадет, шпионит, убивает на заказ.
В 9.37, во время Киркволльского восстания магов, оценив ситуацию, Брана решает отдать свой долг жизни и помогает Андерсу во время бегства.
(Возможно, далее персонаж погибает при встрече с Хоуком и до настоящего момента в игре не доживает. Если сюжет повернет иначе, и Брана останется жива, – игрок дополнит анкету).

В год Мора Бране исполнилось восемь. Она уже умела читать, знала арифметику и неохотно, но с чувством долга дербанила струны лютни и уши всех неоглохших в зоне слышимости своими музыкальными экзерсисами. Еще она брала уроки танцев, и вот это занятие было ей всегда по вкусу, особенно детские танцевальные конкурсы по праздникам или летние балы, к которым готовили ее и ее подружек так же старательно, как будут готовить невест ко взрослым бальным сезонам десятью годами спустя. Девочка из обеспеченной семьи среднего класса, которой светило среднее, но вполне обеспеченное будущее невесты какого-нибудь купца или чиновника. Не больше, но и не меньше.
Мор сломал её будущее, как судьбы тысяч людей. Семья Браны разорилась в одночасье, когда Ферелден, где у отца были основные партнеры и капиталовложения, накрыло бедой. А затем беда пришла и в их дом. Брат отца вернулся из поездки через море, как бывало много раз раньше, но в этот раз, кроме плохих новостей о делах, он привез в Киркволл Скверну. Спустя пару дней, когда, казалось, все было позади, порча взяла свое. Он не мог сопротивляться заразе и стал таким же монстром, с какими довелось сразиться в Ферелдене. Мирный вечер был разорван когтями и клыками, страх, охвативший семью, ускорил эффект скверны.  Укушенные монстром, мужчины быстро преображались. Брана не понимала, что происходило, и куда делись ее отец, дядя, старшие братья, – последняя ночь в родном доме стала воспоминанием из ужасного сна.
Мать Браны бежала, схватив на руки младшего сына и велев дочери держаться за ее платье, чтобы не отстать. Их гнала паника – и загнала в самое негодное для беглецов место, в Клоаку.
Впрочем, наверху, в городе, их вполне могли ожидать обвинения соседей, подозрения в Порче, а то и смерть. Теперь Аннероза Морвейн, деликатная и робкая женщина с двумя детьми, привыкшая к спокойной и сытой жизни, должна была найти пропитание и жилье в мире, какого не знала и не могла себе представить.
Детям, при всей катастрофичности их падения, все же было проще привыкнуть к новой жизни. Брана быстро стала своей в закоулках Клоаки, она сошлась с местными ребятишками и, подражая им, быстро училась главному искусству трущоб – выживанию. Она не знала прежде лишений, работы, но самое тяжкое знание пришло в первые же дни: голод. Голод сделал из маленькой барышни лютого и безжалостного зверька, от режущей боли в кишках она стала способна на всё. Утро ли, ночь ли, а единственным желанием Браны теперь было просто поесть. Не наесться, тем более не полакомиться, капризничая и выбирая, – поесть. Чего угодно, лишь бы утих зверь, рвущий ее изнутри.
Постепенно голод стал привычен. С ним появилось много других, мелких привычек, каких не могло быть у барышни Браны. Она научилась воровать, артистично попрошайничать, она забыла брезгливость. Характером природа девчушку не обидела, так что правила хорошего поведения слетели с нее, едва она поняла, что на улице действуют другие законы. Пока Аннероза Морвейн искала жалкий приработок, пока ее сердце рвалось жалостью к детям, принципы добронравия сражались с голодом и нищетой, а мозг был готов сломаться в чудовищной муке, изыскивая выходы, – Брана Морвейн не мудрила и не мучилась, она делала то же, что и дома, училась жить. Теперь – здесь, в Клоаке. Нередко бывало, что именно она приносила какую-нибудь еду, украденную, выпрошенную, даже заработанную иногда, если находился случай, и Брана успевала протянуть свои ручонки к метле или посудному корыту прежде других детей, тоже рыскавших в надежде кому-нибудь пригодиться.
Там, где Аннероза чахла, как хрупкий цветок, маленькие ростки крепко впились корнями в новую почву. Полугодом позже Аннероза ушла, как уходила каждый день, на поденную работу и не вернулась. Брана не видела ее больше, хотя не знала наверняка, умерла ли мать, и как или где. Особой разницы маленькая крыска из Клоаки не ощутила, разве что теперь ей приходилось либо таскать с собой четырехлетнего Брайана, либо оставлять его под присмотром соседей, а то и других детей, когда сама девочка уходила добывать пропитание себе и братишке.

Все же она не была уроженкой Клоаки и не настолько знала здешнюю жизнь, чтобы однажды не попасться на самый простой и безотказный крючок.
Хорошо одетый мужчина, так напомнивший Бране счастливые дни ее детства, присмотрел девочку, более симпатичную, всё ещё не такую истощенную, как другие дети Клоаки и, по виду, вполне здоровую. Он предложил ей работать за еду, и Брана согласилась. Впрочем, когда через пару слов добрый человек узнал, что есть еще и братик, он предложил девочке привести на другой день и его, а пока – невероятное событие в череде последних месяцев – он отвел Брану в почти приличную забегаловку на самой границе Клоаки и накормил, не потребовав ничего взамен. В тот день Брана принесла домой роскошный ужин и наутро, как только проснулась, потащила Брайана с собой наверх, избегая встреч со знакомыми. Крыска не хотела делиться счастливым случаем, пока он шел к ней в руки. На деле, если бы Брана рассказала хотя бы соседке или приятелям по улице, какая “удача” ей привалила, ей бы объяснили всё как лохушке. Но Брана вцепилась в свой шанс коготками и зубами и боялась соперников.
Конечно же, удача её была с душком, как и всё в Клоаке. Бране и ее братику предстояло стать “угощением” на закрытой роскошной вечеринке, а затем отправиться или на опыты к тевинтерским магам, или в бордель, или на грязное дно залива, как многим до них.

Либо Дама Удача любила Брану, либо страстное желание девочки вернуться к хорошей жизни сработало, как мольба к высшим силам, – но кости выпали ей иначе, чем иным злосчастным детям до нее. В тот же вечер и в том же доме один из гостей был незван и неждан, но – послан. Послан с приказом, какой ему было привычно исполнить. После его ухода богатый дом в Верхнем Городе должен был остаться тихим и спокойным, пока кто-нибудь не обнаружил бы в нем всех участников вечеринки живописно разбросанными трупами. Нет смысла вдаваться в причины заказов, какие получают "вороны" Антивы; в истории Браны Морвейн важно лишь то, что она была маленькой, но отчаянной крыской, когда ее увидел Мастер Теней.
Брана, по своей наивности, была несведуща во многом, в чем к ее девяти годам ровесники из Клоаки разбирались более чем достаточно, раз уж порой в одной комнатушке ютились и стар, и млад. Так что Брана не сразу поняла, что собирались делать с Брайаном, но почуяла, что ничего хорошего. Она кинулась защищать братишку свирепо и бестолково. Один из троих мужчин, развлекавшихся в этой комнате,  отбросил девчонку об стенку, потом с удовольствием, но пока что без увечий избил и оставил лежать на полу, как помятую ветошку. От Браны теперь сюрпризов не ожидалось, так что когда девчонка отыскала глазами и добыла себе длинную витую спицу, на каких держались элементы букетов в вазоне, никто и внимания не обратил.
Кроме ворона, безмятежно ждавшего своего момента. Для него наблюдать за интерлюдией стало истинным удовольствием в рутине его службы.
Брана обошла двоих, любовавшихся зрелищем,  и подобралась к увлеченному процессом насильнику. Она была достаточно осторожна, чтобы получить шанс для удара. Место было выбрано неудачно; спица – не игла, и кожу, человека ли, свиньи, детской руке ею проткнуть нелегко. Но внимание на себя от Брайана она уж точно отвлекла.
Не сумев управиться спицей, крыска вцепилась, во что пришлось, зубами, – пришлось вполне удачно. Рев и вопли, брань и кутерьма, попытки оторвать без травматизма от себя  озверевшую мелюзгу, – в общем зрителям было бы над чем похохотать. Да зрителей тем временем уже не осталось. Из троих двое лишних были благополучно мертвы, а следом Тень, понаблюдав за упорной малявкой, подрезал последней мишени сухожилия и уложил, как учебное пособие, перед Браной.
— Делаешь вот так, – он крепко обхватил своей рукой детский кулачок, добела стиснутый на бронзовой спице, и направил его в глаз жертвы.
Крыска получила первый  урок ремесла.
Несколькими часами позже она впервые – да, то был день открытий – узнала, что в Клоаке есть настоящий, всамделишный лекарь; к его лечебнице провел её с Брайаном этот странный новый знакомец, а сам исчез, будто лишь померещился.
Случай свел её с убийцей-Тенью, и следом, избитую и с раненым братишкой на руках, случай же, с помощью ворона, познакомил с человеком, чья доброта превосходила все, что Бране довелось встречать в этой недолгой жизни и более того – за последний год. Андерс стал для девочки ангелом-хранителем, и не последний раз тем утром ей довелось благодарить его за свою жизнь и жизнь Брайана. Тень же стала… хм? Пожалуй, что демоном-учителем.

Несколько месяцев ворон присматривался к будущей ученице. При мимолётных встречах, – он устраивал их будто бы случайно в самых разных местах в Клоаке, наедине в закоулках, где их не могли заметить или случайно помешать разговору, – он кидал Бране будто бы мимоходом совет-другой, показывал полезные мелочи вроде того, каким должен быть шаг, если хочешь двигаться тихо, но не выглядеть крадущейся, или как натренировать точный удар кончиками пальцев, или как дышать, оставаясь незаметной. Никаких приказов, никакого повторения дважды. Брана быстро сообразила, в чем её выгода, и глотала каждое сказанное им слово.
Забегая вперед, стоит сказать, что Брана так и не узнает его имени к началу нашей саги. Может быть однажды потом… но кто загадывает об утре, не зная, переживет ли ночь!
В какой-то момент встречи с Учителем – так Брана мысленно его называла, – оборвались. Клоака не место для сожалений, но девочка вспоминала своего наставника по многу раз на дню, и вспоминала не только его уроки, но его движения, его голос, его запах.  Для Браны таинственный Учитель стал и божеством-хранителем, и отцом, и тем, кого она полюбила с детской, а после – девичьей неутолимой жаждой нежности и тепла.
Оставшись одна, девочка отрабатывала во всех мыслимых вариантах то малое, чему научило ее живое божество. Тихо двигаться, подслушивать и подсматривать, действовать не спеша и быстро, красть незаметно и лишь то, что сумеет применить себе на пользу, – Брана стала очень искусна и артистична в уличной охоте. Людей она не убивала, пока это не требовалось. Но не испытывала трепета перед святостью чьей-либо жизни. Оброненное вскользь Учителем слово о наркотиках и алкоголе табуировало для девочки любую дурь; у нее и желания не возникало “попробовать”. В то же время, в компании она с интересом смотрела, как накачиваются дешевым самопальным зельем ее приятели, и как на кого действуют “вещества” разного рода. Свои десять лет Брана отметила кражей в одном из магазинов “наверху”, – сюда, сложись все по-иному два года назад, она могла бы прийти с родителями и выбрать себе дорогой подарок. Тогда же Брана побывала на улице, где стоял ее дом. Теперь там было пепелище, и никто не хотел рассказывать, что произошло, а Брана не смела настаивать, чтобы не дать случая себя вспомнить – или запомнить.
Она одевалась соответственно месту, куда приходила; кражи давали ей теперь такую возможность. В десять лет Брана начала чувствовать себя очень взрослой и очень профессиональной воровкой.

А затем произошло неизбежное – она попалась. Ее поймал на кармане франтоватый щеголь из Верхнего Города, державшийся так, что не пощипать этого лоха ну было бы просто грешно...да и зачем такому павлину было являться в Клоаку? Поглазеть, как на зверей? Спустись он чуть ниже, и его освежуют и продадут на мясо, решила для себя Брана, подбираясь к кошельку.
В результате “павлин” поймал ее за руку так спокойно и тихо, что она не успела понять, что произошло. А затем, издевательски улыбаясь, толкнул девочку в темную щель между глухими стенами и скалой.
Брана было подумала, что он хочет ее тела. Но “павлин” достал кинжал.
Последовала короткая драка, где маленькая воровка выложилась по полной. И не победила. С каждой минутой она понимала все четче, что с нею играют, что “павлин” мог бы уже давно ее убить, да забавлялся. От обиды и отчаяния Брана потеряла голову и стала драться суматошно и совсем безрассудно. Через несколько секунд она полетела на землю не от удара или раны – от оплеухи.
— Ты потеряла самоконтроль, – упрекнул такой знакомый, такой спокойный голос. – Но в целом, держалась лучше, чем я мог ожидать. Ты не бездельничала. Хорошо. Как твой брат, в порядке?
Учитель вернулся. Вернулся к ней, ради нее. Брана тут же и навсегда уронила к его ногам свою детскую душу.
Неузнанный даже ею, а ведь Брана всегда видела своего наставника глазами сердца, Тень снова приехал в Киркволл с заданием, как агент, хорошо знающий Марку, а заодно и к девочке-крыске, которую присмотрел в ученики.
Теперь все изменилось окончательно. Первым делом, Учитель велел Бране отвести брата наверх, в военный приют для сирот благородного происхождения. Там были готовы принять мальчика. За него уже получили полный вступительный взнос и оплату обучения, если не произойдет непредвиденного, и Брайан проявит хоть маломальские способности, через годы учебы ему будет обеспечена карьера военного офицера.
Слезы малыша, не желавшего расставаться с единственным родным человеком, и слезы самой Браны ничего не значили, прежде всего, потому что её-то слезы были лишь сожалением о прошлом. Будущего она не страшилась. В будущем она видела себя рядом с Учителем и переживала о разлуке с братом далеко не так глубоко, как он.
Уговорив лестью, обещаниями и подкупом братишку согласиться “на пробный срок” в приюте, Брана вернулась к Тени и с того дня стала его тенью.
О Брайане она больше не вспоминала, – здоровый детский эгоизм, вычеркнувший из памяти всё и вся, что могло бы разбередить тяжелые воспоминания. Убедившись, что братишка устроен, что его обучение полностью оплачено, и она исполнила перед Брайаном свой долг, Брана отрезала от себя прошлое.

Три следующих года бывшая Брана Морвейн жила, меняя имена, обучаясь бесчисленным маскам и способам оставаться собой, выглядя кем-то неузнаваемо другим. Три года “отец” и “маленькая дочка”, “дядя” и “племянница”, “хозяин” и “служанка” под разными именами, разных социальных слоев и различного облика мелькали там, где Учителю требовалось быть. Маленькая девочка – удобный спутник, ребенок обычно создает вокруг взрослого ауру безопасности, семейных забот, отвлекая внимание от того, кем может оказаться такой взрослый. И уж тем менее подозревать возможно воспитанную тихую девочку в аккуратном платьице,  застенчиво прячущуюся за “папу”.
Брана полностью отдалась своей новой жизни и обучению. Два года в Клоаке придали ей целеустремленности и серьезности, слова “никогда больше!” стали ее безмолвным мотто. Никогда больше – Клоака. Никогда – голод, неуверенность в завтрашнем дне, нищета, страх за малыша Брайана… Девочка сделает всё, что потребуется, чтобы не упасть снова туда, куда упала вместе с матерью.
Вместе с тем, жизнь с Тенью, полная напряженных тренировок и абсолютного пренебрежения когда-то незыблемыми нормами, всё же была сытой и безопасной. Каждый новый день укреплял в Бране уверенность в силах и, значит, в её способности выжить и жить благополучно. Она без раздумий доверяла Учителю, выполняла его указания, научилась улавливать его команды по едва заметным знакам, порой даже предугадывать его тактику. Когда требовалась особая слаженность действий, Брана стала вполне адекватным помощником.
Она выполняла и множество его поручений самостоятельно, обучаясь на ходу решать, искать, делать точный выбор, полагаться лишь на себя. Пожалуй, Бране было не получить лучшего наставника ни в каком деле. Наказаний не было, – девочке хватало страха перед Клоакой, чтобы наказания не требовались вообще. Поощрением были одобрительные взгляды Учителя, реже — его улыбка и похвала. Деньги у Браны теперь были постоянно, небольшие, но ее собственные, за честно выполненную для Учителя работу. Как она их тратит и тратит ли вообще, он не следил. Основы безопасности Брана успела усвоить и была осмотрительна: она никогда не стала бы покупать себе понравившийся стилет или заинтересовавший ее алхимический ингредиент – такие вещи не должны интересовать маленьких девочек, поэтому Брана их просто тихо воровала. Зато, после сложного убийства какого-то жирного барона в загородном доме девочка порадовала себя роскошным подарком на наградные деньги – платьем с пышными юбками и со вставками из кружев по лифу, прямо как у взрослых девушек. Брана крутилась в нем перед зеркалом в гостиничном номере добрый час, в надежде, что Учитель зайдет посмотреть, чем она занята, или позовет к себе; их номера были соседними. Этого не произошло, и радость покупки была наполовину убита. Брана начинала взрослеть и потихоньку влюблялась в своего наставника.
Что до покойного барона Имярек, то в этой истории, как и в большинстве случаев, девочка выполняла черновую работу, узнавала подходы, план дома, особенности быта и прислуги, а после отвлекала внимание, – ей нечасто удавалось быть рука об руку с Учителем или  непосредственно ему помогать. Хотя ворон приучал ее к трупам и смертям, а дважды Бране довелось быть так близко к мишени, что она видела глаза удивленно умиравшего человека. Оба раза она лишь сожалела, что те умерли слишком быстро; обоих она подставила Учителю, служа приманкой, девочка-малолеточка, соблазн для педофилов. Естественно, что жалеть таких Брана не была в настроении.
Ближе к её двенадцати годам Учитель познакомил “воспитанницу” со своей хорошей приятельницей, державшей дом свиданий. Та по-женски приняла в девочке участие и добавила к ее несколько специфичным познаниям толику своих советов, какими не мог бы поделиться мужчина. Адоранта, или попросту Дора, стала для девочки той подругой, без какой на душе холодно и одиноко, пусть даже ты живешь под опекой самого лучшего на свете мужчины.
А таким, что ни говори, Тень никак не мог быть, хоть Бране и не приходилось сравнивать.

Именно Дора наметанным взглядом приметила, как изменилось отношение девочки к Тени (того она назвала Вилли, зная его под именем Виллебрандта). И забеспокоилась. Чем именно занимался “Вилли”, она точно не знала, но что ничем законным, – была уверена. Любовь таким мужчинам всегда некстати, а уж первая влюбленность юной девушки могла и вовсе стать смертоубийством, хотя заранее не угадать, чьим. Теперь Адоранта все настойчивее приглашала Брану почаще бывать в гостях, прогуливалась с девочкой по улицам города и при возможности отвлекала ее внимание приятными молодыми людьми, обычно зная их подноготную даже получше, чем их семьи.
Разве тощий, жилистый, злоязычный и к тому же совсем старик (Вилли было аж тридцать два-тридцать пять лет) может идти в сравнение с приятными и веселыми парнишками чуть постарше самой Браны? Нет. Абсолютно. Бране и не приходило на ум сравнивать этих раззяв и полудурков со своим Учителем, она лишь присматривала и запоминала у мальчишек их характерные особенности поведения, манеры и словечки. Пригодится!
Выезжая на тренировки за город, чтобы не привлекать внимания, Брана одевалась в мужское платье. Оружие женщины – её улыбка, всё другое спрятано под юбками или за корсетом. (Кинжалы, отравленные сувениры и прочие мелочи, а не то, что ищут там мужчины). Так что меч у пояса, да хоть и боевые кинжалы куда лучше смотрелись при облике мальчишки, а не девочки. Вместе с одеждой Брана меняла манеры и походку, и даже голос. Худенькая девчонка, она не беспокоилась о формах, но после менархе неожиданно быстро стала наливаться женственной прелестью. Уже к тринадцати годам, чтобы походить на мальчишек, ей приходилось бинтовать грудь, а затем стало проще совсем отказаться от мужской одежды, – бедра не подбинтуешь.
И одновременно в ней происходили перемены более глубокие. Девчонка-оторва, отчаянная крыска, она обнаружила неожиданную способность быть заботливой, мягкой, внимательной без наигранности. Ворон, будучи мужчиной, долго не замечал этих перемен, хотя порой ловил себя на том, что молчать и думать о своем в компании с такой же вдруг молчаливой ученицей по-своему приятно и расслабляет. Её присутствие становилось необходимой деталью его комфорта, с Браной пространство становилось неуловимо домашним. А когда, угадывая его желание еще прежде, чем он понимал сам, девочка вдруг поднималась и шла приготовить чай с травами, смешивая их в любимой им пропорции, – это уже походило на телепатию магов.
Адоранта раскрыла “Вилли” глаза однажды в откровенном и озадачившем разговоре. Что значит – влюбилась? Кто, этот ребенок, эта уличная кошурка-брошенка? Еще не хватало!
Тень не видел, почему Адоранта обеспокоена, – все девочки выдумывают себе любовь, страдания и прочую ерунду, а Брана еще совсем мала. Когда подрастет , тогда и будет невестиься.
Тень не понимал, что встретился с серьезной проблемой, способной перерасти в проблему опасную. Однажды так оно и случилось.
Не получая внимания, какого она искала, Брана решила добиться интереса Учителя иным, ей думалось — более верным, путем. Она должна показать ему, что способна на большее, чем быть его подручной рукавичкой, прихваткой на кухне его тайных дел. Ведь до сих пор Учитель не посвящает ее буквально ни во что, только дает распоряжения, не объясняя, велит делать какие-то мелочи, тогда как серьезную работу по-прежнему ей не доверяет.
Очередное задание привело их обоих в порт, на пирс, близ которого уныло болтался покинутый командой бриг. Точнее – казался покинутым.   Брана была направлена отвлечь внимание лишних глаз и справилась с этим шутя. А когда Тень скользнул в молчаливую корабельную утробу, Брана немного выждала и последовала за ним. Ну да, помочь, ведь он слишком самонадеян, отправляясь в одиночку неведомо в какую западню. Он же сам велел ей слушать интуицию, вот интуиция и наподсказывала…
Мастер воронов привычно рассчитывал каждый свой шаг во всех вариантах, и  неожиданное появление лишнего человека, пока он будет разыгрывать "курьера от босса", он предусмотрел тоже. Но – не то, что этим лишним окажется его же ученица.
Девица, которая мелькала на пирсе и вроде бы не имела отношения к "курьеру", вдруг возникла следом за ним, да еще и таясь. Что подумали бы опытные люди? Ну, это они и подумали. Вместо чистого и простого убийства единственной мишени, за кем был послан Тень, в трюме брига началась мясорубка.

..Отдельным воспоминанием было, как на мутной воде покачивается бриг, и она, Брана, незаметно оглядывает причал, проверяя, так ли он пуст, – а следующим ее сознание рисует озабоченное лицо Андерса, целителя из лечебницы в Клоаке…
И все проваливается в красный туман.
Туман начнет рассеиваться только через несколько дней. На смену придет ноющая беспрерывная боль везде, где только можно, и желание куда-то бежать, что-то успеть, кого-то спасти...кого? Учителя?..
Постепенно Андерс поднял девочку на ноги, и к тому времени Брана уже знала, что побывала в гостях у собственной своей смерти. Со всеми её ранами не справился бы никакой врач из Верхнего Города, – Андерс же был магом. На счастье многих, кого он вытащил почти из могилы. Беглым магом Круга… Брана уже знала, что это может для него означать, если зачует Церковь.
Но целитель высочайшей квалификации в Клоаке настолько ценен, что никто бы не позволил храмовникам отыскать “нашего дохтура”. Бране, хоть и расставшейся с Клоакой в решимости сюда не возвращаться, подобная этика была близка. Того, кто рискует собой, чтобы тебя спасти, предавать не только глупо и подло, но – просто нелепо.
Когда она сумела держаться на ногах, то какое-то время помогала Андерсу в его клинике. Он не мог рассказать, кто и как доставил Брану к порогу лечебницы, и Брана думала, что это был способен сделать лишь один человек. Но от Учителя не было ни слуху, ни духу. Достаточно поправившись, она наведалась к Адоранте и по другим знакомым адресам. Учителя не было в Киркволле и никто не знал о нем ничего. Последнее, впрочем, было естественно.
Брана стала ждать его возвращения. Бездействовать она не любила и не умела, к тому же сознание своей ошибки и страх, что она одним махом отрезала себя от Учителя, требовали выхода в работе. Адоранта нашла девушке первого заказчика; нужно было узнать что-то о его жене и любовнике. Потом заказ был расширен, женин любовник отдал Создателю душу, а Брана получила первую оплату за самостоятельно выполненный заказ.
Теперь она стала называть себя “Вингер”, – просто нужно же было какое-то запоминающееся клиентам имя, чтобы знали, кого им нанять. В этом имени отозвалась тоска ее одиночества. “Пальчиком” звал ее в хорошие часы Учитель, с улыбкой наблюдая ее привычку постукивать себя кончиками пальцев по губам. В ином настроении он жёстко требовал избавиться от этой привычки, как и от любой другой, что могла бы служить Бране особой приметой.
Вингер не потеряла связи с Андерсом, она стала помогать ему время от времени, чем могла. Благодаря своим навыкам, девушка легко научилась смешивать не только яды, но и лекарственные средства на травах, им всегда находилось применение в лечебнице. Иногда Вингер приносила беглому магу новости, какие могли его заинтересовать. Брана забегала в лечебницу не слишком часто, ненадолго и только когда считала, что сможет быть полезной. Андерсу она чувствовала себя обязанной, он спас ей жизнь. Этот долг Брана готова была отдать, и через пару лет, в 9.37-м, такой случай представился.
..С этого и начинается недолгая история о Вингер и маге, одержимом Справедливостью.