Уезжать пришлось с тяжелым сердцем.
Но он пообещал поддержку Инквизитору и должен был выполнять свой долг — да и не только поэтому. Проблемы веры, кунари, судьба магов — всё это тоже было важно, но ничто так сильно, как тайная, неуловимая, но неизбежная угроза Фен'Харела угрожала отобрать у него этот мир, в котором только-только что-то начало налаживаться. Если не они, то кто же. Лавеллан покорно склонил голову и поехал.
Не оглядываясь.

И ни словом не обмолвившись о том, что оставил позади. Снова. Как будто судьбе нравилось с корнями выдирать его, разлучать со всем, что дорого, как будто она нарочно гнала его все выше и выше, не позволяя остановиться и сойти с дистанции. Какое-то время эльф был непривычно молчалив и тих, погружён в свои мысли, но лошади рысили бодро, расстояние росло, Морозные горы возвышались впереди всё отчетливее, и постепенно долиец снова заулыбался, стал откликаться и шутить — в общем, вернулся к нормальному себе.

Он старался, во всяком случае. Не стремясь и не желая ничего показывать и позволять заподозрить окружающим шемам. Шемленам. Давно Лавеллан не вспоминал этого слова, не думал о нём, не использовал его. Но, глядя вокруг, он видел людей — и видение это его не радовало. Всё правильно, он чужой здесь — и всегда будет чужим, не принадлежащим. Он и не должен. Это... надо просто пережить. Пересуществовать даже — необходимость действовать и сражаться бок о бок, разбираясь с угрозой, нависшей над всеми, не только над долийцами или людьми. За ходом лет, за сменой картин, за новыми и новыми событиями он как будто и впрямь позабыл о том, чего хотел по-настоящему — не удивительно, что в глубине души, под всем прочим и сиюминутным, ему было так пусто и бестолково. Не удивительно, что он казался себе не движущимся никуда, без конца идущим по кругу, отстающим, теряющим темп.

Теперь он вспомнил. И, подбивая каблуками сапог бока лошади, подгоняя ее следовать за Инквизитором, смотрел уже не столько вперёд, в сторону Пика Солдата, который не покажется на глаза ещё сколько-то долгих дней дороги по Имперскому тракту почти через весь Ферелден. Дальше, намного дальше. Похожим он видел когда-то давно мир, расколотый Брешью. Видел перед собой угрозу, от которой должен защищать самое дорогое — и когда этого самого не стало, потерял нить. Сейчас было лучше. Та дорога лежала в прошлое, новая звала в будущее. К тому, что когда-нибудь будет, что он сам, этими руками, сотворит и поднимет из пепла. Маханон сжал пальцы на поводьях и хлестнул ими по шее коня, протестующе заржавшего на галопе.

Долгие часы в седле, ночи в придорожных тавернах, морозный и ветреный климат заметенных зимним снегом ферелденских равнин, выстужающий до костей даже сквозь утепленный мехом плащ, — всё это приходилось стойко выносить снова и снова, поднимаясь ни свет ни заря, чтобы снова взнуздать коней и выехать, торопясь. Верховную Жрицу уже наверняка поставили в известность — вот только сколько времени еще пройдёт, прежде чем она догадается, что это не просто прихоти взбалмошного дворянина? Наверняка не так много, как им самим хотелось бы думать...  Но колесо запущено, и не изменить, не остановить уже его вращения — если только силой, ломая рывком. До этого дойдёт нескоро. Ведь у Верховной столько более важных дел, не правда ли?..

Холодный свищущий ветер вынуждал держать рот закрытым, а голову опущенной ниже, но стоило миновать въездную арку двора крепости, как он смилостивился и притих, позволяя оглядеться и уже не бросая в глаза колючие снежинки. Скинув капюшон, эльф спешился следом за Тревельяном и снял с седла посох, надежно обхватывая ладонью статусное, прямо заявлявшее о его даре древко. В зимней броне из дорогой кожи с бархатистым мехом снуфлера внутрь холодно не было — предпринимало безуспешные попытки отмерзнуть всё, что оставалось снаружи. Сквозь тонкие перчатки на руках вот вообще мороз отлично пробивается, он уже утомился без конца разминать пальцы, едва придерживая поводья своего конька.

— Маханон Лавеллан, — учтиво представился долиец Стражам, склонив голову. Те, очевидно, знали, кого ждут — иначе вряд ли бы двое путников так свободно смогли бы подъехать сюда и оказаться во внутреннем дворе. Их пропустили — оставалось только узнать, готов ли благородный Командор Кусланд, он же принц-консорт Ферелдена, ко встрече столько дней спустя от последнего письма.

Маханон, всё это время спокойно — не только лицом, но и позой, ровной спиной и расслабленными плечами, с уместной неторопливостью в жесте, которым он взял со стола бокал с вином, — сидевший в кресле и слушавший беседу двух героических личностей, открыто встретил прозрачный пристальный взгляд воина своим, лишь слегка приподняв уголок рта — и отведя глаза в сторону немногим раньше Командора, непритязательно пригубляя из кубка вино. То, что Кусланд всё-таки соблаговорил отметить присутствие остроухого, хоть и по-хозяйски важно ходил взглядом мимо этого "приложения" к основному визитёру, говорило в пользу того, что командор всё-таки не страдает дурной привычкой той же орлейской знати считать эльфов чем-то вроде глухонемой мебели, полностью — и порой очень напрасно, — сбрасывая со счетов из устоявшейся традиции пренебрегать и вытирать ноги о служек. Догадывался, вероятно, что если Тревельян взял эльфа с собой аж в Пик Солдата, чтобы говорить о вещах сложных и письмом неизлагаемых, то явно не декорации ради или чтобы нести его вещи. Ну, впрочем, это же герой-победитель Пятого Мора, нарушивший традицию Стражей умирать вместе с Архидемонами и успешно осаждающий вдобавок к этому еще и ферелденский трон, хоть политика и не позволит взобраться на него целиком. Не то что на королеву. От этого человека следовало ожидать как минимум такой прозорливости.

Лавеллан помедлил с ответом, не столько обдумывая, сколько не желая перебивать продолжающего говорить Командора, предпочтя в это время переброситься взглядами с Тревельяном. В очередной раз. В конце концов, это у него тут дипломатический опыт с младых ногтей и как стиль жизни. Но смысл был не в этом. Кусланд ясно дал понять, что в витиеватых премудростях подобранных выражений, кудрявых, как и встрепанные дорогой волосы говорящего, не нуждается — подкидывая неплохую такую задачку Максвеллу, едва ли умеющему вести себя просто в силу своей — воистину, что на голове, то и в голове, — натуры. И потому тем более впрыгивать вперёд лидера в данной ситуации эльф не собирался, заговорив только после позволительного жеста.

— В легендах нашего народа Фен'Харел действительно известен как тот, кто некогда принадлежал к обоим лагерям наших богов, Забытым и Творцам в равной степени, умея притвориться и тем, и другим, — негромко проговорил Маханон, смотря на Кусланда. — В Инквизиции он провернул тот же трюк. Мы знали его как Соласа, мага-сновидца, эксперта Тени. Достойного доверия и уважения. Он спас Инквизитору жизнь, — эльф указал ладонью в сторону Максвелла, — усмирив магию, связанную с открытием Бреши. Как оказалось, сумел он это по той простой причине, что это была им самим созданная магия, — Маханон критично усмехнулся. — Он помогал Инквизиции лишь затем, чтобы исправить собственную ошибку, по которой сфера-артефакт, источник Бреши, попала в руки известного вам Корифея.

Долиец на мгновение неприязненно сжал губы. Мол, понимаете, да? Всё, с чем нам пришлось иметь дело, вся та угроза, с которой были вынуждены бороться, все те бесконечные разрывы, закрытие каждого давалось таким трудом, через кровь и жизни, потерянные в когтях демонов и завихрениях магии, — всё это было одним маленьким просчётом одной древней сущности. Неучтенной случайностью. И хотя Солас признал, что не мог справиться с последствиями сам, нуждаясь в помощи Инквизиции, её силах и людях, но менее горьковато-смешно от этого не становилось. Ими воспользовались и обвели вокруг пальца. И это злило даже долийца, не общавшегося с Волком сколь-либо близко, но в известной мере уважавшего того эльфа, каким он казался.

— Но сфера оказалась разбита в последнем бою, — продолжил Маханон, отпив глоток вина, чтобы промочить горло. — После этого Солас бесследно исчез, ни одним шпионам не удалось проследить, как и куда. Полагаю, не в последнюю — а то и в первую очередь из-за сложившихся между ним и Инквизицией... отношений, два года спустя он соблаговолил снова дать о себе знать и предоставить кое-какие объяснения. С его слов мы знаем, что Завеса между нашим миром и миром Тени — его же рук дело. Когда-то её сотворение привело к разрушению изначальной империи эльфов, Арлатана. Ужасный Волк собирается исправить свою ошибку и вернуть то состояние мира, когда магия и реальность были одним целым. Полагаю, вы знаете о магии достаточно, чтобы представить, чем обернется такое слияние. Все привычные нам сейчас законы существования реальности, — словно иллюстрируя свои слова, Маханон потянулся в сторону и поставил бокал на стол, — будут разрушены. А вместе с ними и мир, каким мы его знаем. По счастью, разрушение Завесы — не такой уж простой процесс, поэтому пока ещё никто не летит прямо в бездну. В существующей реальности даже древний бог не может одним махом собрать достаточно сил для такого поступка. Но всё к тому неуклонно движется. Сфера, должная, по нашим представлениям, заменить потерянную, уже в его руках. По заверениям сотрудничающих с нами членов Магистериума, она полностью потеряла силу и потому бесполезна. Тем не менее, это инструмент, а инструмент — уже половина дела. Неофициальные зацепки позволяют нам предположить, что источник силы для этой сферы может скрываться на Глубинных Тропах. В вашей юрисдикции, Страж-Командор.

Бледно-голубые глаза эльфа пристально остановили взгляд на лице Командора — на несколько секунд, прежде чем долиец, плавно меняя позу, закидывая ногу на ногу и опираясь локтем на подлокотник, продолжил.

— Это во-первых. Во-вторых, есть такая же неофициальная версия, что таким источником могут стать те эльфы, что исчезли вместе с ним. Отвечая на ваш предыдущий вопрос о "некоторых эльфах", — Маханон позволил себе лукаво улыбнуться уголком рта. — Фен'Харел затевает восстание против мирового порядка не в первый раз. Как и в давно забытой истории, он снова полагается на отчаявшихся. На всех униженных, на тех, кто потерял надежду жить счастливо здесь и сейчас, и готов на самые отчаянные поступки, чтобы что-то изменить. Увы, именно так живёт большинство эльфов. Вы знаете, что в Орлее проблема их исчезновения не стоит так остро. Император Гаспар — дальновидный человек и знает, к кому прислушиваться. Не все эльфы готовы дать этому миру рухнуть в небытие. Мы хотим перемен, но не такими путями. Принятые реформы позволили многим выбрать не настолько радикальную позицию. Мечты мечтами, но со всем тем, что мы знаем об Арлатане сейчас, найдётся достаточно причин не желать возвращения прошлого. Первая попытка изменить мир Ужасному Волку удалась совсем не так, как он планировал. Какие гарантии, что сейчас у него получился что-то лучшее, чем просто мир, утонувший в хаосе.

Вздохнув, долиец снова потянулся за вином и примолк, небольшими глотками допивая его, откинувшись на спинку кресла и давая возможность избавленному от необходимости распинаться и объяснять Тревельяну вернуть беседу в нужное ему русло.

[indent] Кусланд молчал и слушал все, что говорил эльф, смотря в пространство, а не на своих гостей. Только позу поменял, закинув ногу на ногу, уперевшись локтем в подлокотник и подперев кулаком щеку.
[indent] Вот оно что. Не зря он смотрел на Инквизицию с иронией: они взяли и прохлопали ушами странного эльфа, которому Создатель знает сколько лет, который впал в свою любимую Утенеру — о, он помнил свою вылазку в руины Бресилианского леса, а потом, когда сам прохлопал своими острыми ушами, решил использовать новосозданную организацию, как ресурс. Молодец, Фен'Харел. А Инквизиция — нет. Что ж, это было бы, конечно, забавно, но только не когда один такой древний эльф хочет растолочь все в пыль, оборвав Завесу и устроив массовую гибель всего живого. Айдан плохо понимал в магических вопросах, но мог предположить, что такой вот ход будет похож, физически, на прорыв плотины: вода хлынет в село, затопит его ко всем демонам и будет не очень хорошо. Только тут деревней был весь Тедас, и... собственно, все. Схема была абсолютно понятна. А эфемерные мечты эльфов про Арлатан и былое величие элвен были какими-то больными фантазиями, недостижимой утопией, которая, впрочем, никак не гасла в их сердцах. Проще было это сердце вырвать — чтобы оно погасло целиком и полностью. Но этот простой комментарий мужчина оставил при себе.
[indent] Остальное он тоже не стал комментировать. Император Гаспар не прислушивался, он был удобен и управляем. Кто стоял за его правым плечом и был серым управленцем, было понять не так уж сложно, особенно с учетом того, какие эльфы получали права в Орлее. Но было у Айдана смутное сомнение, что все это делалось исключительно для того, чтобы удержать ушастых в узде. Он сделал себе мысленную пометку навести справки по этому вопросу — и этим ограничился. Но выдавать собственное весомое мнение в этой ситуации не стал — только принял к сведению и все. Пожалуй, это было единственным, чему Кусланд научился за свои почти что сорок лет — молчать и слушать, когда это могло быть ему выгодным.
[indent] Что до остального... на Глубинных тропах было много источников силы, и уж кому, как не Стражу-Командору Ферелдена, Герою, знать об этом. Там были не только порождения тьмы и покрытые скверной каменные стены, нет. В своих путешествиях и библиотеке Вейсхаупта Айдан накопал очень многое, знал многое, но не особо распространялся — рядовым Стражам, а уж тем более, остальным, не стоит знать о том, что он видел, слышал, чувствовал. Что он знал и подозревал, пытаясь  найти взаимосвязь с происходящим. Источников силы на тропах было очень много, были и те силы, которым он не мог найти объяснения. Только читал на наполовину истлевших страницах и мог догадываться, что обнаруженное — это вот как раз вот оно, а не что-то другое. Но шанс ошибиться тоже был велик, поэтому он помалкивал.
[indent] Айдан молчал долго после того, как замолк Инквизитор, размышлял над всем, что услышал. И приходил к одному странному выводу: к нему пришли за помощью, и при этом ему не рассказывали всего, явно опасаясь чего-то. Хотелось понять, что заставляет Тревельяна и его спутника осторожничать.
[indent] — У меня нет вопросов, Инквизитор Тревельян, — спокойно проговорил Кусланд, сделав глоток вина, потом долив себе и эльфу в кубок, все-таки посмотрев на Максвелла. — Но я и не любитель живописи. Вы знаете, какой источник силы ищет Ужасный Волк, или, по крайней мере, догадываетесь. И при этом недоговариваете.
[indent] Айдан снова поменял позу, чуть сполз по своему креслу и поставил оба локтя на подлокотники, наклонил голову к плечу, прищуривая светлые льдистые глаза.
[indent] — Интересный дипломатический подход. Но не суть важно. Вам нужны Стражи, — констатировал Кусланд факт. — Допустим.

Маханон на слова Кусланда только слегка наклонил голову, всматриваясь в вальяжно расползшегося в кресле Командора — сдерживаясь от щекочущей рот усмешки. А что же есть дипломатия, как не система аккуратно примененных недоговорок и игр с информацией? Прямой обмен словами, как ударами, к дипломатии имеет минимальное отношение — а ведь даже воины, впервые встречаясь с неизвестным противником, не кидаются на него с широкого замаха, поначалу предпочитая кружить и прощупывать обстановку, изучая. Лавеллан и без того открыл вчистую практически все карты, позволяя Кусланду судить и решать, но тот все равно казался недоволен, не преминув это с нажимом отметить — стремясь поскорее выбить из визитеров так нужную ему конкретику и не оставляя место для рассуждений и предположений.

В самом деле, зря Макс опасался и филигранничал — эльф чувствовал сейчас, что оказался прав, указывая на необходимость учесть прямоту и жесткость ферелденских нравов, помноженную на боевую славу и позицию в Ордене — и говорить со всей возможной конкретикой. Принадлежность Кусланда к высшему эшелону знати Ферелдена ничего не меняла — даже пятой части орлесианской любви к полутонам и играм изречений, какую можно было бы ожидать от принца-консорта, он не демонстрировал, четко обозначив позицию и не собираясь делать ни шагу навстречу. Ну да его право, что и говорить — Маханон, как и Максвелл, полагал заранее, что впечатленной реакции в духе "О Создатель, кто-то надумал уничтожить мой обожаемый мир? Я с вами, никаких но!" они не получат и помощь Кусланда придётся тщательно выторговывать, как бы вообще с пустыми руками не уехать. Шкурная выгода превыше любого светлого бескорыстья, и не то чтобы у главы ферелденских Серых были какие-то причины презревать этот принцип и действовать за идею. Утешало хотя бы то, что он не последний Страж-Командор, хоть и наиболее выгодный. В Вольной Марке и Антиве тоже было к кому обратиться за помощью.

Лавеллан только странно покосился на Инквизитора, когда тот проигнорировал упомянутую эльфом двойственность зацепок — вероятно, считая, что перспективные проблемы с эльфами и магией крови к делу сейчас не относятся, и в целом считая верно. Кусланда вряд ли касалось то, что даже успех в преследовании домыслов о Глубинных Тропах еще не гарантирует им никакой победы. Деморализующее знание, мягко сказано. Знание, в котором действительно не было ничего, что могло бы принести сейчас какую-либо пользу. Знание, которого хотелось бы не иметь, чтобы сохранить хотя бы какую-то бодрость духа и веру в то, что им есть чем ответить древнему божеству, способному взглядом обращать людей в камень. Но, когда-то крепко напоровшись на презрительное мнение Соласа о нынешних эльфах, в особенности о долицах, которых теперь многие считали его первейшими и естественными соратниками, Маханон решительно сомневался, что собранных со всего Тедаса эльфов древний маг рассматривает не как просто еще один ресурс в достижении цели. Не всех, возможно, но... не отпускало чувство, что билет в чудесную мечту достанется не каждому. Это была весомая козырная карта в его рукаве, и даже если Волк не сыграет ею до последнего, ее стоило как минимум держать в уме — как причину действовать быстро, точно и серьезно. Слишком много времени уже было потрачено. Они, действительно, на позиции не выше хвоста у собаки — а у волка даже отрубленная голова, говорят, может укусить.

Маг всё так же молча посмотрел на Кусланда, ожидая его ответа на более чем щедрое и даже рискованное, но оправданное предложение Тревельяна — первому установить свою цену.

[indent] Впервые за весь их разговор Кусланд прекратил быть расслабленным и ленивым с виду. Наоборот, командор подался вперед и даже положил руки на стол, сцепив пальцы в замок и ухмыльнулся. Это было похоже больше на оскал, чем на ухмылку, но... лирика, не правда ли? Просто потому что, демоны забери, Максвелл заговорил о высоком. О высоком, Бездна подери! Недостаточно Айдан уже сделал для этого гребаного Тедаса? Подумаешь, всего лишь остановил Пятый Мор. Вот просто так, скучно ему было. Кусланд просто так, от нечего делать, пошел в Стражи, потом, мать их, пережил предательство Логейна, и просто так, снова же, просто потому что ему было скучно, как идиот, оббивал пороги всех, кого мог найти в Ферелдене и — Пустота побери этого Инквизитора, — мог легко сдохнуть, потому что никак иначе, кроме как убить архидемона взамен на собственную жизнь, Мор не остановить.
[indent] Айдану казалось, что он достаточно сделал. Инквизитор считал, видимо, иначе. Он тоже был спасителем мира — какой большой молодец, спас всех от страшного Корифея. И вот, сидят два героя друг напротив друга, и один второму говорит, что тот недостаточно сделал и надо спасти мир еще раз просто потому что его надо спасти. Это же правильно!
[indent] Кусланд был ферелденским волком. И однажды, сделав кое-что просто так, волк не собирался оставаться голодным еще раз. Не в этот раз. Хватит с него филантропии.
[indent] Удивительно, но уже тогда, когда Айдан готов был открыть рот и послать Тревельяна своей дорогой туда, откуда он пришел, со всеми его благородными намерениями и высокими моральными ценностями, встал эльф. И вдруг начал говорить вполне логичные, спокойные и разумные вещи. Вон оно как, эльф, а мозги имеет. Нормальное отношение Командора в разрезе эльфов получали только эльфы-Стражи, потому что Стражи — те ребята, которые не имеют никаких расовых заморочек. Стражи-эльфы не говорят о том, что их ущемляют, не мечтают о возрождении Элвенана, не несут всю эту чушь. Они — Стражи, у которых есть долг. И они этот долг отдают прекрасно.
[indent] — Ну-ну, Инквизитор Тревельян, — улыбнулся Айдан все так же хищно, — как верно заметил ваш соратник, выбор за вами. Я ничего не теряю. А вот вы — да.
[indent] Кусланд был Хайеверским Волком. Он был, в первую очередь, военным и тем, кто ведет за собой людей. На его персоне держался ферелденский Орден, многие в стране воспринимали его, как живую легенду — о, да, прибил самого архидемона, — с Тревельяном, наверное, было так же. Было бы странно, если было бы иначе. Только сейчас живая легенда Орлея была здесь, в окружении серых волков, которые наблюдали очень внимательным взглядом: что этот человек забыл на их территории? Оказывается, пришел просить помощи у стаи. Но стая тоже просто так не побежит загонять галлу на ее же территории.
[indent] — Или же вы можете обратиться к Командорам Антивы, родной вам Марки, или, — Айдан снова улыбнулся, — Орлея. Уверен, Мак-Тир будет счастлив вашему предложению, он очень любит защищать все, что видит. Или же сразу в Вейсхаупт, который, конечно же, сорвется тут же — так же, как это было сделано с Адамантом. Как видите, разнообразие.
[indent] Айдан развел руками. В голосе была четко слышна ирония.

[indent] Вот как запел?
[indent] Айдан подавил желание попросить Инквизитора выйти вон и поговорить с эльфом, который, кажется, мыслил куда более логично и обстоятельно, не размахивая руками и не крича про долг, честь и достоинство. Где же честь, долг и достоинство были у большинства стран, когда Ферелден пожирал Мор? Где все это было, когда он, как идиот, напару с Тейрином носился по всей стране, пытаясь хотя бы не дать стереть ее с лица земли, что уже говорить обо всем остальном? Всем было наплевать. А теперь, вон — честь и слава.
[indent] Кусланд сдержался и не фыркнул, но вместо этого приподнял уголок губ, усмехнувшись. Усмешка, впрочем, получилась не очень веселая. Орлесианская дипломатия... даже с Воронами было проще разговаривать, чем с теми, кто привык крутиться в Игре. Они заворачивают фразы так, что легко потеряться в их мысли. Вот и сейчас Тревельян выкрутил так, как было ему удобно, только Айдан, несмотря на то, что был ферелденцем, все же немного знал эту кухню политических игр и витиеватых фразочек.
[indent] — Милорд Тревельян, — очень спокойно, снова откидываясь спиной на спинку кресла, проговорил Командор, смотря на Максвелла практически без выражения, старательно скрывая иронию во взгляде и голосе. — Мне кажется, мы друг друга не до конца понимаем. Объясню. Вы пришли как Инквизитор к Командору, а не как Максвелл Тревельян к Айдану Кусланду. Вы хотите поддержки Стражей и кидаете мне, как кость — псу, связи оствикского дворянина? Считаете, что у меня их меньше — этих необычных связей? Вы говорите о подотчетности Лелиане, сидя в кресле напротив меня, а не напротив Мак-Тира в Монтсимарре? 
[indent] Айдан плеснул в кубок еще вина, сделал неторопливый и ленивый глоток. Потом с едва слышным стуком поставил его на стол, качнул головой и снова посмотрел на Тревельяна, перевел взгляд на эльфа, который был с ним, задержал взгляд льдистых глаз на нем. Поморщился, снова покачал головой и посмотрел на мужчину напротив.
[indent] — Я за равноценный обмен. Если вам нужна, милорд Тревельян, помощь Айдана Кусланда, принца-консорта Ферелдена, эрла Амарантайна и маршала ферелденских войск, я готов вам ее оказать взамен на помощь Максвелла Тревельяна, лорда Оствика и графа Киркволла. Если же, Инквизитор, вы пришли к Герою Ферелдена и Командору Серых Ферелдена, как Вестник Андрасте — результат не меняется. Только составляющие, однако они важны в нашей ситуации.
[indent] Кусланд поднялся.
[indent] — Я не буду играть с вами в игры, Максвелл. Если вы хотите политически тонких игрищ — езжайте в Орлей, там это любят и жить без этого не могут. И свои правила установить вам не дам — вы на территории Серых Стражей, милорд Инквизитор, военизированной организации, занимающейся постоянным спасением мира от одной из самых больших проблем Тедаса. А Стражи выполняют свой долг... и приказы тех, кто ими руководит. Поэтому, будьте так любезны, определитесь, что вам нужно и готовы ли вы стоять на одной ступени, а не пытаться переиграть всех вокруг.